Глава 11: Careless Discoveries (2/2)

За попытку убить его?

За то, что сломал его изнутри?

За то, что превратил его жизнь в ад?

За то, что оскорбил его, бросил что-то подобное ему в лицо?

Порш усмехнулся, когда попытался сделать шаг назад и споткнулся, вероятно, собираясь упасть, когда инстинктивно его руки схватили Кинна за рубашку, а альфа вцепился в оба его запястья.

Именно в это время Порш понял, что у него не было никакого непосредственного контакта с альфой. Он никогда никоим образом не прикасался к Кинну, ни будучи ребенком, ни взрослым. Это было не то, на чем он зацикливался в детстве, и он намеренно держался подальше от Кинна, когда встретил его сейчас. Вероятно, это было лучшее решение. Потому что в ту минуту, когда Кинн прикоснулся к нему, все вокруг стало белым.

Порш мог видеть, что лицо Кинна, вероятно, отражало его собственное, поскольку его запястья были словно в огне. Вся боль, все мысли, каждое гребаное воспоминание о чем-либо исчезли, поскольку все, о чем он мог думать, было теплом, буквально теплом, распространяющимся, как огонь, по его телу от запястий.

Альфа. Альфа. Альфа.

Все внутри него пело, узнавая прикосновение. Его тело дрожало, словно радуясь этому ощущению. Порш зажал ткань в кулаке под ладонью в надежде сосредоточиться, когда почувствовал, как тепло кожи под рубашкой коснулось его. Его глаза встретились с глазами Кинна, и он ахнул. Он никогда не видел Кинна таким ошеломленным, настолько полностью отключенным от окружения, когда глаза альфы стали совершенно черными, почти звериными. Их центром внимания был он сам, все его существо. Порш заскулил, сам совершенно не в себе, когда руки Кинна на мгновение оставили его, только чтобы обхватить за талию, толкая всем телом и прижимая его к себе.

У него ничего не было на уме, когда рука Порша отпустила рубашку, пробираясь под нее ощущая кожу под ней, твердую, но такую мягкую на ощупь не сводя глаз с Порша, когда его руки начали подниматься вверх, мягко, но в то же время с силой. Собственные руки Кинна блуждали по его бокам, хотя они никогда не ослабляли хватку, каким бы напряженным ни был момент.

Хватка альфы теперь была невыносимой, запах вокруг них стал еще сильнее, когда Порш, наконец, поднес руки к лицу Кинна, лаская его щеки. Если бы он был в сознании или осознавал, что делает, Порш почувствовал бы себя возмутительно из-за того, каким было их дыхание, слышимое, чтобы доказать их воздействие друг на друга.

Порш не знал, кто двинулся первым, возможно, это были оба, все, что он знал, — это удовлетворение, которое пришло, когда их губы наконец встретились. Сначала неуверенно, нежно касаясь друг друга, все еще не привыкшие к реакции, которую их тела давали на эти движения. Вкус Кинна был очень похож на его запах — горький, дорогой алкоголь, к которому со временем привыкаешь. Это заставило его еще больше насладиться вкусом, когда он облизал губы альфы, посасывая их, сначала слегка, но затем сильнее. Сам Кинн отреагировал с энтузиазмом, его руки теперь обнимали Порша за талию, свободно блуждая по его спине. Поцелуй углубился, и сам Порш потерялся во всем этом, как будто он был под водой. Ничто не могло дотянуться до него, ничто не могло отвлечь, это был весь Кинн, когда он позволил альфе попробовать его на вкус, его руки крепко сжимали волосы альфы.

Они на мгновение разошлись, не сильно отодвигаясь, ровно настолько, чтобы вздохнуть, и сразу же нырнули обратно. Это было похоже на возвращение домой, как будто что-то давно потерянное вернулось на место. Впервые за столько лет Порш почувствовал себя как дома, когда поцеловал Кинна, и альфа ответил на поцелуй с такой же яростью. Он чувствовал, как Кинн крепко держал его, чтобы не дать ему вырваться, как его рот крал каждый его вздох, как язык смешивался с его собственным и обводил каждый дюйм его рта, словно желая запечатлеть это в памяти.

Поцелуй не заканчивался, так как Порш и Кинн продолжали целовать друг друга, оба были слишком сосредоточены друг на друге, чтобы беспокоиться о чем-то еще. Порш казалось, что он мог бы заниматься этим целую вечность, находясь в объятиях своего альфы и окруженный их объединенными ароматами. Дымный запах бурбона, смешивающийся с его горелым, сладость кофе, который был более интенсивным, чем он когда-либо нюхал, смешанная с легкими нотками ванили.

Ваниль?!

И внезапно Порш слишком остро осознал, что его окружает, почувствовав, что становится мокрым.

Нет. Нет. Нет.

Этого не должно было случиться. Он замер абсолютно неподвижно, но Кинн продолжал целовать его, хватка альфы была почти стальной, когда Порш попытался вырваться.

Кинн на мгновение остановился, чтобы посмотреть на Порша, когда тот не прекратил поцелуй, глаза альфы были безумными и полностью черными, они смотрели на него в ответ, не полностью сфокусировавшись. Порш попытался сдвинуться в захвате, собрав все свои силы, когда альфа зарычал, и он обнаружил, что немного сдается.

Нет.

Нет.

Порш пытался мысленно повторять заклинание, пока толкал «альфу», но без особого прогресса. Казалось, он не смог бы уйти, если бы Кинн не ослабил хватку.

— Кинн? — прошептал Порш с отчаянием в голосе, но не получил никакого ответа, когда альфа снова приблизился, чтобы поцеловать его. Теперь было труднее отделиться, потребовалась большая сила воли, чтобы не поцеловать Кинна в ответ, — Кинн? — Порш попробовал еще раз, надеясь прорваться, но безуспешно, — альфа? — он прошептал, называя Кинна его суб-гендером, как бы подчиняясь ему, это шло вразрез со всем, что было в Порше, кроме отчаянных времен. Когда Кинн действительно остановился и откинул голову назад, чтобы посмотреть Поршу в лицо, — альфа, я этого не хочу, — Порш надеялся, что это сработает. Он не знал, в какое дерьмо вляпался Кинн.

Был ли он одним из тех альф, которым нравились беспомощные и покорные омеги? Кто получал удовольствие от нежелательных сексуальных партнеров?

К счастью, хватка Кинна ослабла, и Порш увидел, как альфа усиленно моргает, пытаясь выйти из оцепенения от того, что только что произошло. Он не ждал этого, он не мог. Не тогда, когда впервые за много лет Порш почувствовал свой настоящий запах. В этом не было ничего заметного, но для него это было так. В конце концов, прошли годы с тех пор, как его тело функционировало как омега.

Порш побежал к бару Йок, оставив Кинна позади. Он был уверен, что если останется, то не сможет остановить то, что, черт возьми, он делал с Кинном. Этот момент ясности был всем, что у него было, и он использовал все это, чтобы увеличить дистанцию между собой и Кинном, насколько мог.

— Порш? — Порш только что остановился, прерывисто дыша, когда пришел Пит на зов. Бар был почти пуст, за исключением Джома, который лежал без сознания на стойке, — где, черт возьми, ты был? Давай, наше время кончилось. Пора идти домой, — Пит мягко пожурил его и вытолкал вон, вероятно, приняв Порша за мертвецки пьяного, что было прекрасно, учитывая, что он не был уверен, сможет ли теперь ходить самостоятельно.

Порш мог только сидеть, пока машина везла его в комплекс Терапаньякун, и прокручивать в голове то, что только что произошло. Это было невозможно. Порш не мог этого сделать с тех пор, как произошел инцидент, когда ему было шестнадцать. И вдобавок ко всему, он всегда принимал подавители, в основном для того, чтобы разбавить свой невыносимый запах, но также и для того, чтобы сдерживать течку на случай, если его тело решит капризничать. У него не было роскоши проходить эти дорогостоящие обследования, чтобы точно знать, что происходит с его телом, поэтому он принял меры.

Было ли это потому, что он целовал Кинна, свою предполагаемую пару судьбы? Или это было что-то другое?

Разлюбить — это тяжело.

Поддаться на предательство еще хуже.

Разбитое доверие и разбитые сердца.</p>