4. Елена (1/2)

Едва здание больницы показалось на горизонте, как Елена усомнилась в правильности своего поступка. Лишь идущий рядом сын, которому будет сложно объяснить абсолютно нелогичное «я передумала, идём домой», удерживал её от того, чтобы действительно развернуться и уйти. Домой или в ближайший парк, на главную площадь города… Куда-нибудь, где празднуют начало Нового года, пусть и не с таким размахом, как прошедшее недавно Рождество. Сама Елена, будучи воспитана матерью-индианкой, придерживалась индуизма — что, как и её внешность, создавало контраст с вполне западным именем. Майкл не требовал ни венчания — их брак был гражданским<span class="footnote" id="fn_29532221_0"></span> — ни смены религии. На крещении Адама он тоже не настаивал, хотя и не возражал, когда Елена, надеясь сделать ему приятное, заявила, что хочет, чтобы сын был католиком. Поэтому Елена старалась акцентировать внимание сына именно на сопутствующих празднику веселье и подарках, а не религиозной составляющей…

Отогнав совершенно неуместные мысли, она сосредоточилась на предстоящей встрече, с каждым шагом кажущейся ей всё большей глупостью: как сообщила ей по телефону лечащий врач парня — Итачи Учихи, в очередной раз повторила она его имя — тот не знал ни французского, ни английского; Елена же, в свою очередь, не владела японским, и общение в таких обстоятельствах могло идти только через переводчика… Но искать специалиста в праздничный день ради того, чтобы просто поблагодарить спасшего ей жизнь юношу показалось Елене неправильным, а просить о помощи единственную знакомую ей японку — Хотоми — неприличным: у коллеги наверняка уже были планы на праздничный день. Оставалось надеяться, что в больнице есть кто-то, помогавший до этого момента врачам общаться с пациентом. Если же нет… Что ж, тогда в ход пойдёт единственное, о чём она всё-таки попросила Хотоми — франко-японский словарь. Хотя представлять, как они с незнакомцем выискивают в довольно объёмной книге слово за словом, пытаясь хоть как-то пообщаться, было одновременно забавно и неловко. Поэтому Елена действительно надеялась, что в больнице окажется сотрудник, знающий японский язык, который согласится поработать для неё переводчиком; словарь был скорее подстраховкой на случай, если ей не повезёт.

…Ей действительно не повезло: медсестры Ямамото, через которую и шло общение с таинственным пациентом, в больнице не было. Доктор Ламонталь, с которой Елена уже общалась пару раз, не выразила особой радости от её желания пообщаться с пациентом:

— Поскольку он не вспомнил ничего, кроме своего имени, полиция отправила запрос в японское посольство и проверяет все возможные связи…

— Ко мне приходили, — кивнула Елена. К ней действительно снова приходили сотрудники полиции — та же молодая девушка, что и в первый раз. Однако Елена вновь не смогла им ничем помочь: никакого Итачи Учиха она абсолютно точно не знала и была уверена, что никогда раньше не слышала этой фамилии. Так же ничем не помогла полиции и Хотоми — среди легально обосновавшихся во Франции японцев за последнее десятилетие представителей этой фамилии так же не нашлось.

— Занимающийся этим делом сотрудник предположил, что, возможно, хотя вы и не знаете его, — продолжила доктор, — но он может знать вас. Пусть даже и не лично. Может быть, он мог быть связан с кем-то из вашей семьи? Например… — женщина перевела взгляд на Адама, вцепившегося в руку Елены и упорно смотрящего себе под ноги. — Может быть, он знает вашего мужа?

— Мой муж умер почти два года назад, — резковато отвечает Елена и, не слушая дежурных извинений врача, собирается заявить, что все знакомые у них были общими, но осекается.

Не были. Из всей его семьи она знала только Вальтера, <span class="footnote" id="fn_29532221_1"></span> исчезнувшего практически сразу после их свадьбы, и Никиту, объявившуюся незадолго до гибели Майкла. Даже с рождением Адама родственники поздравили его лишь телеграммами и звонками, лично не приехал никто — Майкл объяснил это сложными семейными отношениями, и Елена не выпытывала подробности… Может быть, этот Итачи Учиха и правда является каким-то его родственником? Или — от неожиданно пришедшей в голову мысли она вздрогнула — её собственным родственником по отцу? Ведь она ничего не знает о жизни отца в те годы, что они не общались. Вполне может оказаться, что у него была ещё одна семья…

— Тогда, возможно, мне всё-таки следует увидеться с ним, — возвращается Елена к цели своего визита. — Пусть даже мы и не сможем пообщаться, но он может что-то вспомнить… Хотя, вы наверняка называли ему моё имя… Впрочем, если он действительно не помнит совсем ничего, то неудивительно, что и меня не вспомнил… Если вообще знал, — добавляет она, напоминая себе, что вся теория о родстве этого незнакомца с Майклом или даже с ней — не более, чем всего лишь возможная версия объяснения, как он оказался в их районе и почему её спас. Абсолютно не объясняющая при этом его внешний вид, отсутствие документов и незнание языка — если и не французского, то английского.

— Полиция тоже так считает, — нехотя подтверждает доктор Ламонталь. — Как и беседовавший с ним психолог, — кажется, мнение коллеги-врача является для неё решающим. — Но, повторяю, сейчас некому работать для вас переводчиком.

Елена лишь пожимает плечами и идёт следом за доктором. Адам следует за ней, всё так же глядя себе под ноги. С того момента, как они вошли в двери больницы, он не произнёс ни слова. Людей в коридорах немного — вероятно, все посетители уже в палатах своих родных и близких, либо же придут позже: время едва перевалило за десять утра.

…Парень оборачивается к ним, стоя у окна, и смотрит на доктора, лишь затем переведя внимательный изучающий взгляд на Елену, а через пару секунд — за которые женщина отчётливо почувствовала, будто он взглядом попытался проникнуть ей в душу — на Адама, причём на секунду на его лице мелькнуло удивление, быстро сменившееся прежним спокойным равнодушием.

— Итачи, — окликает его доктор, и парень вновь переводит взгляд на неё. — Это Елена Сэмюэль и её сын Адам.