Глава 5 (2/2)

— Расслабься, конфетка, он жив-здоров. Сразу за нами не побежал, потому что я из одеял на кровати силуэт сделал, а он, идиота кусок, купился. Ему всего-то ведром по бошке прилетело. У уборщицы спер, — последнее он добавляет с гордостью, как будто это выдающееся достижение.

Может, так оно и есть, Сяо Синчэнь не в курсе: воровать он не пробовал. Кто знает, может для этого и вправду какие особые навыки нужны. А вот в методах травли он разбирается, у него годы опыта. На стороне жертвы, но все же. И он точно знает, что в ведро обычно наливают воду, чтобы зашедшая в помещение цель немедленно закосплеела Мэри-Джейн под дождем из фильма про человека-паука. Правда, никакие Питеры Паркеры целоваться после этого не лезут, а весь класс ржет над несчастным, который потом плетется домой в мокрой одежде и зарабатывает воспаление легких. Сяо Синчэнь не уверен, что последний пункт — это обязательная часть программы, но сам он пережил именно этот сценарий. Но суть не в этом. Суть в том, что само ведро падать на голову не должно, только его содержимое, о чем он и сообщает собеседнику.

— Ну так я и не школьник, — пожимает плечами Сюэ Ян. — Мокрую одежду он бы просто в соседнем кабинете снял, и в чем прикол? А по тупой макушке шибануть — это весело. Руками было бы еще веселее, но качественно развлекаться мне еще пару недель точно нельзя, а то в отделение для буйных упекут. Но не мог же я его совсем безнаказанным оставить, верно? Вот и отыгрываюсь по мелочи. Но это пока. Он сейчас решит, что это все, расслабится, а когда пройдет время и мое положение в этом отделении не будет висеть на волоске, я подстерегу его в коридоре и придушу его же собственными кишками.

Он хищно усмехается, видимо, наслаждаясь представшей перед глазами сценой. Сяо Синчэнь нервно сглатывает.

— А за что ты мстишь? — спрашивает он несколько дергано.

Слухов о психиатрических больницах ходит много, и в основном они внушают ужас. Если тот санитар как-то издевался над Сюэ Яном или натворил что-то уж совсем ужасное…

— Он меня толкнул.

Сяо Синчэнь смотрит выжидающе, рассчитывая на какое-то страшное продолжение, наподобие «Он меня толкнул, а когда я упал, бил ногами, пока я не потерял сознание» или «Он меня толкнул, повалил на пол, а потом жестоко надругался надо мной». Но Сюэ Ян молчит, и Сяо Синчэнь решает уточнить:

— И все?

Сюэ Ян хмурится:

— Ну, я выходил из кабинета в смирительной рубашке, он должен был проводить меня до палаты и толкнул меня в спину.

— И больше ничего не сделал?

Сюэ Ян фыркает:

— Еще бы он попробовал что-то сделать. Я ж ему глазки выковыряю и ими же нафарширую.

Санитара становится чисто по-человечески жалко. Еще немного жалко бабушку: она так старалась, а у нее вырос идиот, решивший, что диагноз «психопатия» его новому другу поставили по-приколу, а так этот друг абсолютно нормальный.

— Тебе не кажется, что душить человека кишечником за тычок в спину — это несколько перебор? — осторожно интересуется Сяо Синчэнь.

Веселье из взгляда Сюэ Яна пропадает, он зло прищуривается и подходит почти вплотную, отчего Сяо Синчэнь пятится, пока не прижимается спиной к стене. Сюэ Ян нависает над ним, потому что Сяо Синчэнь малодушно скукоживается и теряет свое преимущество в росте, и с подозрением спрашивает:

— А ты вообще на чьей стороне, конфетка?

Ответить он, слава небожителям, не успевает, потому что в этот момент в туалет врывается «стукнутый» санитар в компании трех коллег и взбешенного Сун Ланя. Последний, завидев зажатого у стены Сяо Синчэня, резко бледнеет, и пока санитары в восемь рук скручивают шипящего сквозь зубы ругательства Сюэ Яна, подскакивает к своему новому пациенту, начиная остервенело осматривать на наличие новых повреждений. Такое беспардонное вторжение в личное пространство несколько напрягает, но если это необходимо, чтобы уберечь Сюэ Яна от попадания в отделение для буйных, то Сяо Синчэнь может и потерпеть. Он только умоляет:

— Не наказывайте его! Он ничего мне не сделал.

Сун Лань, и сам уже убедившийся в сохранности Сяо Синчэня, облегченно выдыхает:

— Слава богам, не успел.

— Он и не собирался! — возмущенно вскрикивает Сяо Синчэнь.

Почему насчет Сюэ Яна все всегда предполагают самое худшее? Он очень интересный, веселый и приятный мужчина, а все видят в нем только зло во плоти. Человек часто становится тем, кем его считают, Сяо Синчэнь знает это по себе. Сам он стал пустым местом, Сюэ Ян — неподдающимся лечению пациентом. А в людей надо верить, иначе они будут доживать свои дни вот в таких лечебницах, жалея, что здесь нечем вскрыть вены.

Сюэ Ян вскидывает голову и даже перестает сопротивляться, настолько его поразила уверенность в голосе Сяо Синчэня. Сам вот он, например, ни руку, ни даже палец на отсечение не дал бы, что ничего бы с этой фиалкой не сделал. Вот сейчас — скорее всего, не тронет, и дело даже не в четырех санитарах, держащих так, что вдохнуть неудобно, не то что дернуться, а в том, что в глазах этого депрессивного святоши столько веры в человечество, что даже неловко. Когда он в пятнадцать трех шлюх сразу снимал, неловко не было, а вот сейчас — да. Пиздец, кажется, у него от этого лечения мозги и вправду поехали.

Сун Лань удивлен тоже. И даже не знает, чему больше: тому, что Сяо Синчэнь цел, его уверенности в Сюэ Яне или энергии в его голосе. Ситуация, мягко говоря, не типичная. Сун Лань знает о пользе взаимной поддержки при групповых терапиях (хотя те обычно проводятся для пациентов со схожими диагнозами), знает о канистерапии<span class="footnote" id="fn_32398348_0"></span>, но впервые слышит о пользе общения с социопатами в лечении депрессии. Хоть новую докторскую пиши. Он все еще сомневается в адекватности суждения Сяо Синчэня, поэтому напряженно замечает:

— Он прижимал тебя к стене.

Отрицать этот факт глупо, их положение все видели, поэтому Сяо Синчэнь пытается судорожно придумать этому оправдание. Сюэ Ян не помогает, только с интересом наблюдает с вывернутыми за спину руками и усмехается уголками губ. Его эта ситуация веселит неимоверно: конфетка, которую он тут запугивал, зачем-то пытается его отмазать, хотя опыт вранья у него меньше, чем был у той же А-Цин еще лет в семь. Сяо Синчэнь тоже это понимает, к тому же пауза затягивается, с каждой секундой делая его ложь все более очевидной. Поэтому из его рта невольно вылетает первое пришедшее на ум объяснение:

— Мы целовались.

Лица Сюэ Яна и Сун Ланя синхронно вытягиваются, но последний стоит чуть впереди и пациента не видит, что дает Сюэ Яну небольшую фору на то, чтобы вернуть себе расслабленное выражение. Сяо Синчэнь же, осознав, что конкретно он только что ляпнул, краснеет, начиная от щек и заканчивая виднеющимися в вороте пижамы ключицами, и тут же опускает голову, безуспешно прячась за волосами. Сюэ Ян с него, должно быть, шкуру спустит, он слишком похож на «ровного пацана», который за намек на нетрадиционную ориентацию готов бить людей головой об асфальт. Способ самоубийства, конечно, драматичный, а главное эффективный, но обидеть Сюэ Яна Сяо Синчэнь точно не хотел.

Сун Лань судорожно хватает ртом воздух, пытаясь понять, где в своей жизни он свернул не туда. Он вырос в полной семье, со строгими, но справедливыми родителями, получил качественное образование, уже десять лет работает на хорошей работе, где помогает людям, имеет ученую степень и уважение коллег. Но вот он стоит в туалете, перед крайне смущенным, но очень милым и добрым парнем, чью жизнь Сун Лань так отчаянно хочет спасти, и обсуждает его поцелуй с асоциальным психопатом, который в психбольнице вообще-то находится из-за массового убийства и который, между прочим, тоже является парнем! В висках начинают долбить барабаны, видимо, отсчитывая последние секунды перед сердечным приступом, потому что ну какого хера?

Сун Лань оборачивается и натыкается на четыре лица санитаров, искаженных смесью шока и отвращения, и одно — Сюэ Яна, на котором сияет довольная усмешка. Сюэ Ян, конечно, сначала знатно охренел. Потом понял, что выдал вот это святоша, который, судя по красному от смущения… всему Сяо Синчэню, даже за ручки навряд ли с кем-то держался, и охренел еще сильнее. А затем решил, что ситуацией надо воспользоваться, все же не каждый день его выгораживают, да и над Сун Ланем грех не поугорать.

Сюэ Ян добрую часть жизни провел в заведениях закрытого типа: сначала в приюте, периодически ненадолго выбираясь в приемные семьи, но всегда возвращаясь обратно, потом практически под замком в доме последних опекунов, у которых явно протекала крыша (и это он не про здание), затем в лечебнице. Во всех этих местах с партнерами как-то туго, поэтому при выборе человека, с которым можно снять напряжение, Сюэ Ян на пол особо не смотрел. Дают и ладно. Девчонок, конечно, было больше, их развести проще, но и парнями он не брезговал, хотя особого прикола не понял. Долго, муторно, а ощущения почти такие же. Но цивильное общество, насколько он знает, к подобного рода связям относится не слишком радушно. Вот и ошалелое выражение лица Сун Ланя это подтверждает.

— Что, тоже глаз на мою конфетку положил? А все, поздняк метаться, место занято.

Сун Ланя передергивает, и он решает напрягающую его ситуацию ликвидировать, а вечером залить травму дешевым виски, чтобы голова болела так, что воспоминания в нее не помещались.

— Сяо Синчэнь, ты свободен, произошедшее обсудим на сеансе, только в том случае, если оно будет иметь отношение к лечению.

«А лучше забудем, как страшный сон», — мысленно добавляет Сун Лань.

— Сюэ Ян, — психиатр делает паузу, судорожно придумывая наказание за выходку с ведром.

Для перевода в другое отделение этого явно недостаточно, значит придется обходиться традиционными методами. В качестве наказаний пациенты обычно лишаются права на звонки друзьям и родственникам (Сюэ Ян и так ни разу не звонил и даже не факт что умеет пользоваться старым стационарным телефоном, с которого связываются с внешним миром пациенты). Также случаются наказания в виде запрета на прогулки (Сюэ Яна выгуливать опасно для жизни, поэтому этим занимается в определенные дни месяца определенная группа крупногабаритных санитаров, но если его совсем запереть, то он от скуки начнет… нет, не вешаться, а вешать медперсонал и других пациентов). Иногда пациентов отселяют в отдельные палаты, лишая возможности пообщаться с приятелями (Сюэ Ян один живет перманентно, потому что умудряется одним своим взглядом усугублять у сожителей симптомы тревожности при абсолютно любых диагнозах).

Как-то получается, что наказывать Сюэ Яна нечем, но наказать надо, иначе он совсем от рук отобьется. Наконец, Сун Ланю приходит в голову гениальная мысль, которую он спешит озвучить:

— Сюэ Ян, если в ближайшие две недели ты совершишь хоть малейший проступок, то купировать происходящее мы будем зуклопентиксолом<span class="footnote" id="fn_32398348_1"></span>. Одна инъекция внутримышечно — и на протяжении 2-3 дней ты будешь послушно лежать и улыбаться, понял?

Сюэ Ян смотрит на него с ненавистью, и Сун Лань понимает, что с угрозой угадал, хотя за свою жизнь теперь немножко боязно. Но проблемы он будет решать по мере поступления, поэтому он указывает на дверь Сяо Синчэню, который почему-то еще не ушел, хотя ему сказали это сделать. Тот кидает на Сюэ Яна последний сочувствующий и немного извиняющийся взгляд и все-таки выходит. Санитары неуверенно переглядываются и решают проводить Сюэ Яна до палаты, хотя тот, которому прилетело ведром, предпочел бы проводить его до зоны, тюремной или радиоактивного загрязнения, где тот помрет через неделю, — не так важно. Сун Лань идет последним, раздумывая над тем, чтобы все-таки послать все в Диюй, взять отпуск и укатить на острова к цветным коктейлям и полностью адекватным людям.