Часть 22 (2/2)

— Поэтому и сомневаюсь, — ухмыляюсь, глядя ему в глаза, — потому что знаю тебя, Миша. К чему был весь этот спектакль с моим похищением? Ещё и Голубина вынудил приехать. — Улыбаюсь, хотя прекрасно понимаю все его мотивы.

— Никто не поймёт, что ты снова работаешь на меня. Я ведь пытался убить тебя, Лиора. — Пожимает плечами, приподняв стакан выше в знак тоста. — За сотрудничество, милая!

— Ага, — делаю глоток, — за сотрудничество.

— Так обвести вокруг пальца могли только мы с тобой, Левицкая. — Смеюсь, когда понимаю, что глупила по полной и боялась хуй пойми чего. Но всё же, возвращаться всегда приятно. Особенно на работу.

— Какое у меня имя на этот раз? — Подпираю голову рукой, лениво разглядывая комнатные растения, которые ещё чуть-чуть и сдохнут от этой духоты. — Хочу что-нибудь оригинальное.

— Маргарита Крушевская. — Протягивает мне готовый паспорт, а я испытываю жуткую ностальгию, когда вижу очередную бумажку, подтверждающую мою ненастоящую личность. — Двадцать три года, замужем. Всё детство провела в Москве, чуть позже переехала заграницу, где и познакомилась с будущим мужем. В этом спектакле, ты, Лиора — адвокат.

— Забавно, — натянуто улыбаюсь, ведь адвокатом я ещё не была, — а роль мужа моего кто играет, прости?

— А вот это самое интересное. Надеюсь, ты не расстроишься, — открывает дверь и мой давний знакомый почти летит на встречу с ламинатом, — мой любимый племянник согласился составить тебе компанию, так ведь, Егор? — Парень, которого я не раз видела в клубах, улыбается во весь рот, а затем подходит ближе и протягивает руку.

— Ну наконец-то мы нормально познакомимся, Лиора. — Обнимает меня за талию, бубня на ухо, что я слишком красива. Что ж, это действительно интересно.

— Вы знакомы? — Удивлённо переспрашивает Михаил, хмуря свои тонкие брови. — Неожиданно.

— Поверхностно, — снимает солнцезащитные очки и садится напротив меня, — виделись пару раз на тусовках.

— Что нам нужно делать? — Перевожу тему, ибо чувствую, что это слишком далеко зайдёт. Нужны подробности. Егор пялится на меня, а затем переводит взгляд на стопку бумаг, присвистывая от удивления. Слишком много неожиданностей за день.

— Играть. — Решительно сказал он. — Будете делать вид, что счастливы вместе. Егор продаст нужное количество фальшивых драгоценных камней в ту лавку, а ты будешь втираться в доверие к жене хозяина. Позже, когда вы сможете найти точки соприкосновения, Лиора заберёт нужные мне бумаги. Но без выкрутасов, поняли меня? — По слогам произносит он, а мы оба киваем.

— Кража? — Вздыхаю я, не осознавая того, куда опять вляпалась. — Мне нужно будет их украсть?

— Да. — Снова улыбается. Весь страх коим образом исчезает, когда я вижу их спокойствие. С максимальным равнодушием надеваю маску безразличия, заранее прикидывая план действий.

— Теперь можете идти, — кивает головой в сторону двери, — обсудите сами, что и как вы будете делать. Бумаги забирайте сразу.

Один из охранников забирает стопку листов и относит их в одну из комнат на верхнем этаже. Мы с Егором медленно поднимаемся туда же, обмениваясь какими-то глупыми вопросами. Парень смеётся со всей этой абсурдности, а я поддерживаю его. Когда мы оба заходим в комнату, и он проворачивает ключ в дверях, я наконец-то расслабляюсь и не боюсь, что нас могут услышать.

— Значит, — улыбаюсь, — муж и жена? — Егор смеётся, а затем достаёт из шкафчика красную коробочку. Я на минуту выпадаю из мира сего, а потом начинаю смеяться.

— Не смейся, — вытирая слёзы от смеха, произносит он, — я приготовился, как видишь!

— Вижу! — Примеряю обручальное кольцо, замечая, что и с размером он тоже угадал. Что ж, прекрасно.

Мы сидим до поздней ночи, обговаривая все нюансы и решения возможных проблем. Он рассказывает мне о себе, даже делится кое-какими секретами и предлагает выпить чего-нибудь покрепче, чем чай, но я деликатно отказываюсь. Мол, я за рулём. Позже мы делаем совместные снимки для дальнейшего дела, при этом, меняя, кучу одежды. Парень помогает мне забыть весь утренний пиздец, а я и рада. Рада до тех пор, пока Голубин не начинает звонить мне по сто раз. Принципиально выключаю телефон, продолжая хихикать от очередной шутки Ракитина. Когда мы наконец понимаем, что кажется задержались, парень любезно провожает меня до машины. Я делюсь с ним планами на завтрашний день, рассказывая, что нет никакого желания праздновать ближайший праздник.

— Увидимся. — Напоследок обнимаю его, вдыхая аромат мужского парфюма. Егор улыбается, медленно отстраняясь от меня.

— До встречи.

Подъезжая к дому, я замечаю машину блондина и нехотя выхожу из салона. Глеб замечает меня, но продолжает разговаривать по телефону. Как он, блять, нашёл меня? Ещё утром поняла, что он что-то скрывал и боялся, что я могу узнать. Что могло произойти? А может, я просто накручиваю себя? Во всяком случае, поведение Глеба заставляло сеять панику в сознании. Когда хлопает входная дверь и блондин заходит в квартиру, я замечаю его отстранённость.

— Как ты нашёл меня? — Непонимание на лице Голубина сменяется сначала на смятение, а потом на сожаление. Он быстрым шагом подходит ближе, а потом просто обнимает меня. А я в очередной раз ничего не понимаю. Что, блять, происходит?

— Звонил Макс, — неуверенно произносит он, — я нихуя не понял, но что-то случилось в доме твоей матери. — По его поведению понимаю, что это не всё. Глеб теряется и, честно признаться, я впервые вижу его таким.

— Что там случилось? Только не ври мне, Голубин. — Замечаю, как он сжимает зубы, явно сдерживая себя в чём-то. Это напоминает мне ебучую детскую игру, в которой нужно угадывать всё самому, а не сразу получать ответы на заданные вопросы.

— Мои соболезнования. — Эти два слова вылетают из уст Глеба как самая изощрённая пытка. Он смотрит на меня с таким сожалением, что мне хочется выть. — Леона и твою бабушку убили сегодня утром. — Звон в ушах заставляет меня покачнуться, а потом ухватиться за краешек стола. Я не плачу, не разрушаю всё на своём пути. Я пытаюсь осознать. Осознать то, что происходит в этом грёбаном мире. Но осознание не приходит. Я смеюсь. Громко. А Глеб смотрит на меня как на ненормальную. Я смеюсь и плачу, смешивая всю горечь в себе в единую рану, разрывающую меня изнутри. Они, блять, мертвы из-за меня.

Я не верю. Не верю в то, что стала причиной смерти самых близких мне людей. Не верю в то, что моя жизнь настолько убогая, что каждый день приносит мне всё больше и больше проблем. Не верю в то, что свой день рождения я вновь проведу на похоронах своей семьи. Ничтожество.

Я толком ничего не слышу. Глеб разговаривает с кем-то по телефону и кажется, обсуждает детали вскрытия. Это единственное, что я понимаю. Точнее, хочу понимать. На мне ебаное клеймо. Сначала мать, а теперь брат с бабушкой. Но ведь ебаное клеймо — это я для своей семьи, для своих родных и близких. Это я.

Сбрасываю в ванной комнате убогое платье. Оно быстро летит на пол и я без капли сожаления выкидываю его в мусорное ведро. Мне никогда не был к лицу красный цвет. Завязываю на голове какой-то пучок и даже не беспокоюсь о том, что выгляжу словно мертвец. Фактически, я им и являюсь. Глеб входит без стука. Сначала просто стоит у двери, а потом подходит впритык. Сейчас мне абсолютно плевать на чьи-то разборки и сказанные слова, я просто молча обнимаю его, готовясь рыдать на плече. Голубин пусть и был агрессивным и вспыльчивым человеком, но он был из тех, кто мог поддержать в любую минуту. И я была благодарна за это. Моё лицо напоминало погребальную маску. Такое же равнодушное и ужасающее.

Какого чёрта решили проводить вскрытие? Этот вопрос терзал меня с самой ночи. Я боялась, что найдётся человек, который скажет мне, что нет смысла заводить уголовное дело. Так было с матерью.

На утро встречу с одним из следователей организовал мне Голубин. Вот только эта встреча не дала никаких плодов. Было убийство, которое готовилось заранее. И больше ничего. Мужчина просто похлопал меня по плечу, выражая свои неискренние соболезнования и переживания. Обещал, что сделают всё, что смогут. Да, конечно.

На опознание я не пошла. Был ли смысл? Нет. Сестра моей матери подъехала чуть позже, одарила меня гневным взглядом и пошла прочь. Здесь я была виноватой. Глеб договаривался с медицинскими экспертами, вручал им приличные конверты с деньгами и просил сделать всё, что требуется. А я сидела на деревянной лавке и думала, что могло быть сейчас, если бы тогда, много лет назад, выпав из окна, я разбилась насмерть. Наверное, мать была бы жива и сейчас радовалась успехам Леона в школе. А бабушка всё также сидела в своём домике, занимаясь домашними делами. Если бы я умерла.

— Тебе здесь делать нечего, — Глеб присел на колени перед лавочкой и положил руки на мои колени, — отвезу тебя домой.

— Мне нужно быть здесь, Глеб. — Я должна быть рядом с ними хотя бы сейчас. Конечно, я не могла ничем уже помочь, но считала это своей обязанностью. Я была виновата перед ними.

— Левицкая, — берёт мои руки в свои, — не смей себя винить в чём-то. Поняла меня? — Слабо киваю ему, а потом просто обнимаю. Иногда этого достаточно.

Парень уговаривает меня вернуться домой, а сам берёт на себя всю ответственность с очередными похоронами, запрещая мне даже засовывать свой нос туда. А мне и не хочется. Сейчас я боюсь собственного равнодушия. Должны быть слёзы, истерики и крик. Но я просто сижу в квартире блондина и пялюсь в никуда. В гостиной Голубин отдаёт мне медицинские справки, которые, судя по всему, он получил с большим трудом. Справка о смерти сразу же летит куда-то в сторону, ибо у меня нет желания этим заниматься. Я устала кричать, плакать и скорбеть по кому-то.

— Ты не обязан этим заниматься. — Выдыхаю я, закрывая глаза. Глеб садится на барный стул, мельком глядя на меня через плечо.

— Думал, что мне придётся спасать тебя от истерик, а ты спокойна как удав. — Медленно качает головой, а затем закуривает. Дым быстро заполняет помещение, поэтому блондину приходится подойти к окну.

— Глеб…- шепчу я, подходя ближе, но он даже не оборачивается.

— Может… — Он не успевает договорить, ибо я перебиваю в самый неподходящий момент.

— Я беременна.

Долгая тишина длится бесконечность, а тиканье часов вызывает только раздражение. Я не рискую сказать хоть что-то, но приходится.

— Я хотела тебе сказать, но… — А что «но»? Что «но», Левицкая? Ты даже пару слов связать не можешь.

Молчание — это единственное на что способен Глеб. Я ещё долго смотрю ему в спину, боясь прикоснуться и подойди ближе, а потом просто разворачиваюсь и ухожу в комнату. Сбегаю, как последняя трусиха. Волю слезам даю только в спальне, медленно садясь на нашу кровать. Лучше бы молчала. Громкий хлопок двери заставляет меня вскочить, выбежать в коридор и увидеть там пустоту. Он ушёл.

Я кричу, бьюсь в слезах, проклиная всё на свете. На пол летят книги, тут же перемешиваясь с осколками стекла. Когда, казалось бы, бить уже нечего, я просто, как ни в чём не бывало, иду и ложусь в кровать, переступая через весь бардак. Кот жалобно орёт где-то у моих ног, но тут же перестаёт, когда моя голова касается подушки. Она становится мокрой уже через пару минут, а я задыхаясь в слезах, набираю в очередной раз Глеба. Но он не берёт. Чёртов ублюдок.

Уже рано утром мне на телефон приходит короткое сообщение. Я в надежде, что это Глеб, хватаю его в руки, но тут же разочаровываюсь. Соболезнования.

— Господи, лучше бы это были мои похороны. — Шепчу я, размазывая уродские слёзы по лицу.

Конец этого всего будет неизбежен. Вот только будет ли он хорошим? Или мне придётся каждый раз надевать чёрные одеяния, а потом оплакивать своих близких?

— Я не выдержу ещё одних похорон. — К горлу поступает ком. Сглотнув, я сжимаю ткань футболки Глеба сильнее, а затем ощущаю боль в руках. Лучше бы я умерла. Медленно собираю свои вещи и ухожу, хлопая дверьми.

Как только в жизни ставишь крестик, она ставит нолик.