Часть 1. Глава 6. "Погоня" (2/2)

Рома и Бяша мигом глянули на Антона; на неожиданно расхрабрившегося Антона, который, вытянувшись как струна, не без испуга глядел на мужика, что уже активно начал крутить по льду небольшую чёрную шайбу. Рома пихнул Тошу локтем, но он так же продолжал внимательно глядеть вперёд. На его физиономии, на переносице, стыл ушиб, а покрывшаяся кровавой корочкой царапина, кажется, стала ещё багровей...

— А я друг твоего отца, — не убирая с лица заговорщецкую улыбку, не громко произнёс мужчина, продолжая катать шайбу; медленно и не особо увлеченно. Не очень-то он старался показать мастер-класс... Может, он так... Отвлекал внимание?

Рома смотрел внимательно на до жути подозрительного незнакомца. То, что он отирается где-то тут, у леса, ужасно настораживает. Так ещё и друг отца Антона? Что это вообще значит? Неужели бандит, про которого рассказывал Тоха? Или местный?

— Ты же Петров? Антон? — он вдруг поднял взгляд на белокурого. Рома и Антон грозно-испуганно глянули в ответ, а Бяша уже трижды попрощался со своей клюшкой, с ужасом и враждой глядя на незнакомца. Ромка снова пихнул Антона, когда мужик опустил взгляд обратно на шайбу и клюшку. Антон глянул на Пятифана. Хулиган, не произнося не звука, четко нарисовал губами: ”Валим” и стрельнул в Петрова грозным взглядом.

— Мне просто с твоим батьком поговорить нужно. Он мне кое-что должен был отдать, да так и не отдал. Забыл, небось, — он снова посмотрел на ребят, но в частности на Антона, и приподнял лохматые брови, — Но я ему напомню. Ты только проводи меня.

И в этот миг на лице незнакомца растянулась ехидная, полная лживого добродушия улыбка. Морщинки оттопырылись и растянулись вокруг тонких обветренных губ, а меж ними блеснули искры золотых зубов. Хитрые и подлые бандитские глазенки сузились, а на лбе яркими полосами растянулись глубокие трещины – морщины. При виде всего этого сердце в груди Антона бешенно заколотилось. Он задышал чаще, но старался не подать виду; не хотел показывать свой страх, словно мужик мог его учуять, подобно псу или дикому зверю.

”Неужели это тот, из-за кого мы сюда переехали? Тот, от кого мы так быстро с семьей убегали? Что же делать?! Домой бежать? Да. Нужно скорее предупредить отца и уберечь его от опасности. Не понятно, хочет ли этот бандит просто поговорить, или рассчитывает на что-то более жуткое? Может у него прямо сейчас за пазухой наган или иное смертоностное оружее? Что же делать?!”

Из тревожных и быстро крутящихся в голове мыслей Антона выдернул Ромка, который силой дёрнул за куртку как самого Тошу, так и Бяшку, освобождая обоих из немного ступора.

— Валим, блять! — рыкнул он, волоча за собой ребят на протяжении буквально пары секунд; после они уже бежали самостоятельно, минуя корку льда и резво поднимаясь по заснеженному пологому склону, на вершине которого ранее стоял жуткий мужик с заячьей губой. Пришлось бросить всё, начиная с шайбы и клюшек и заканчивая портфелями, которые так и остались валяться на берегу и покрылись тонкой снежной плёнкой из хаотично разваленных снежинок. И уже через мгновенье по деревянному мосту раздался шумный топот трех пар ботинок. Затем последовал топот одного человека, кромоздкого и тяжеловесного.

Мальчишки бежали по заснеженной дороге, вдоль армии кедров и сосен; деревья сменялись одни за другими, быстро, резко, расплываясь в один огромный мазок, зацикленный боковым зрением. Ребята бежали рядом друг с другом; никто не останавливался; тормозить было большим риском и влекло за собой немыслемую опасность. Поймает? Схватит? Ударит?... Убьёт? — Бежать! Бежать! Бежать!

Руки Петрова обдувал ветер сквозь прорези вязаных рукавичек, а вот Ромка ощущал вечерний мороз открыто и без всяких препятствий; запястья его были голы и приобрели розоватый оттенок; кожа заметно огрубела – потрескалась, подобно песчаным дюнам. Колени, бедра, нос, уши – замерзло всё в порывах ледяного ветра, который тоже был своеобразным препятствием для непрерывного бега. А незнакомец летел следом; пусть оставал, но приближался грозно, зловеще и стремительно. Его настойчивость давала ясно понять, что просто так он не оступит; всеми силами добьётся встречи с Петровым старшим и сделает ради этого что угодно.

”Что же будет? Я понимаю маму, отчего она не одобряет папины ”дела” и злится на него за это; прекрасно понимаю, что есть в его работе что-то неладное и страшное, опасное и преступное, но разве это можно решать так, как хочет решить этот мужик? Взять и ворваться в наш дом, в нашу семью, поставить всех на уши и что-то требовать с отца? А если папа и впрямь сам в чем-то виноват? Нет! Отец ввязался в какое-то гиблое и страшное дело, но он же это сделал ради нас! Хотел как лучше...”

— Пацаны! — задыхаясь и жадно хватая ледяной воздух, воскликнул Пятифан, тормозя и чуть покачиваясь.

— Ромыч! Ты че встал, на?! Мы почти добежали! — завопил истерично Бяшка. Антон молча остановился, делая хриплые вдохи. В голову вновь стрельнула боль, исходившая от пострадавшего носа. Его покрасневшее лицо выглянуло из-за шапки Пятифана; мужик виднелся тёмным приближающимся силуэтом.

— Надо в сторону! Нельзя его прямо до дома вести! Заведем его в лес!

— А сами потом как выбираться будем, на?

— Тох, знаешь ещё какую-то дорогу? Через лес?

— Д-да! Вроде бы знаю! — кивнул Антон и, чуть запинаясь о рыхлый снег, ринулся в сторону, прежде крикнув: ”Бежим! Бежим!”. Ребята подобно молнии ударили в лес.

Мальчишки в бешенном темпе зарысили между изогнутых стволов, петляя из стороны в сторону. Под ногами то и дело появлялись тонкие ветки, хрустящие, подобно рыбным позвонкам, острые массивные скряги, пни и сугробы. Внимания требовало всё, начиная с здравого рассудка и заканчивая бесконечными препятствиями, которые замедляли, и усугубляли ситуацию. Так же эти, казалось бы, непреодолимые препятствия пугали. А пугали они тем, что могли упасть бандиту на руку; могли оказать услугу и помочь схватить жертв, которые, в свою очередь, всеми силами старались этого не допустить и бежали. Бежали, бежали и бежали.

Ветер бил по лицу, ветки торчали в разные стороны как еловые – игольчатые, так и кедровые – голые и острые. А увидеть их было крайне сложно. Из-за сумерек, охвативших обручем лес, не всегда удавалось заметить торчащую перед носом ветку; не удавалось вовремя прекрыть лицо рукой. Но даже те царапины, что оставляли когтистые древесные острия, не были главной и волнующий проблемой для ребят. Главная беда бежала где-то сзади, а может уже оббежала лесную опушку и ждёт на той стороне? Ждёт, готовая напасть, пригрозить, а может убить?

В голове Антона жутким фихрем, подобно ледяной метели кружились пугающие мысли. Страх за собственную шкуру, за шкуру товарищей и семьи охватывал с ног до головы. Страх обернуться и увидеть шрамированное и угловатое лицо бандита, который тот час схватит и не оставит ни малейшего шанса на спасение. Подобные картины мигали в сознании ребёнка отрывистыми картинками, зарисовками, но даже те доли секунды, когда мозг их воспроизводил, удушали и посылали в ноги неконтролируюемую дрожь и ватность. Но надо было держаться, в данный момент, ради ребят. Необходимо было, как ведущему, следовать верной дорогой, или хоть немного верной, чтобы вывести всех к дому, но при этом не повести за собой угрозу. Тоша озирался каждые пять метров, осматривался, старался как можно скорее разглядеть впереди свет, который право разливался на всю опушку перед его двором и домом. Но слишком долгий бег меж лесных дебрей сеял семечко сомнения. Верно ли они бегут? Не заблудились ли? Ни на грани ли они, чтобы попасться?

— Ай, блять!

— Рома!

В ближайшей тройке метров от ребят раздался звонкий возглас. Антон и Бяша, затормозив резко и быстро впервые за всю дистанцию, обернулись, как услышали крик со стороны Пятифана. Тот же, ещё раз ругнувшись, повалился на бок, впечатываясь ребром в лежащий на снегу обрубок древесного ствола. Нога хулигана скользнула между старым поваленным деревом и торчащей из него изогнутой веткой. Природный капкан обхватил его щиколотку и повалил мальчишку на рыхлый, закиданный ветками снег.

— Господи, Рома! — не сдерживаясь, воскликнул Тоша, подбегая к товарищу. Бяшка в попыхах подлетел следом, коленями впечатываясь в снег – падая перед другом и тут же начиная тормошить и дёргать ветку, что так крепко обхватила ногу Ромки.

— Да что ж ты копаешься?! — хулиган оттолкнул от себя Бяшу, — Не пускает, сволочь! — яро дыша процедил Ромка, стараясь выдернуть свою ногу, — Вот блядство, — рыкнул он, жмурясь, от поступившей в вывихнутую ступню боли. Он ещё раз сдрадальчески зажмурился, рыча и спешно дергая ногой туда-сюда в надежде освободиться. Теперь Антон ринулся на помощь. Начиная трясти ветку, он старался надломить её, оторвать, отгрызть, да что угодно, лишь бы высвободить Ромку как можно скорее и бежать дальше.

— Да бегите вы уже! — хулиган пихнул от себя и Петрова, отчего тот аж бухнулся назад, приземляясь задом в рыхлый снег. Ромка продолжил самостоятельно выбираться, — Сука, падла! Да пусти же ты, — рычал он, нервно скрипя зубами. С каждым рывком становилось лишь больней; нога ныла, а ветка словно крепче обхватывала щиколтку – сжимала её и выворачивала. Вдруг Рома пропустил досадный и дрожащий вздох, страдальчески закидывая назад голову.

— Ромыч, давай, на! — испуганно протянул Бяша, каждую секунду глядя вперёд, на тёмную гущу, вот-вот ожидая увидеть приближающийся вражеский силуэт.

— Да завались ты! Сраный пень, пусти же, ну!...

— Рома, скорее! — поднимаясь на ноги, Антон тревожно и с опаской посмотрел в лесную даль, в чернеющую чащобу, в глубине которой слышался глухой скрип снега и шелест еловых ветвей.

— Да ты что не видишь?! — крикнул по неволе хулиган, со всей силы дёрнув ногой. Боль в полной силе ударила в конечность, отчего казалось, что кость вовсе сломалась, а мышцы вывернулись наизнанку; по ноге словно прошлись пилой или её просверлили дрелью. Ромка аж тихо пискнул. Но даже писк из его уст звучал неизмерно грубо и злобно. — Не могу выбраться! Не отпускает, видишь? Валите уже, чё вылупились!? — нервно прорычал он, устремив дикий взгляд на иступленно застывших товарищей, — Толку то, что вы щас тяфкаете и подначиваете?! Бегите уже, блять!

”Ну что за напость! Сранная дрянь! То одно, то другое! Ещё эти, идиоты, Господи, да проволись оно всё проподом!”

— Рома...

— Да свалите вы уже!!

Антон и Бяша испуганно переглянулись и отступили. Вероятность того, что Ромкины крики разошлись звонким гулом по всей долине и дошли до бандита, была страшно высока. Нет, скорее так оно и было, ведь даже сквозь пульс, что барабанил в висках мальчишек, было слышно, как скрежет снега стал громче, ближе.

Антон, во всей буквальности слова, затрясся. По коленям, как и по всему озябшему телу, пронеслась дрожь и под курткой выступил ледяной пот. В голове на первый план взграмоздилась мысль ”Бежать”, но хвостом за ней мелькнула страшная последовательность ”Без Ромки”.

”Может бандит и вправду его не заметит? Пробежит мимо? Как Ромина нога вообще проскользнула в эту узкую щель? Почему эта мёртвая ветка настолько крепкая? Что же, что же делать!? Может действительно лучше побежать? Рома же говорил, что с ним ничего не будет...”

Петров иступлённо зыркнул на Бяшку. Тот стоял бледнее снега, весь дрожал и в панической тряске зрачков оглядывал то сидящего в снегу Ромку, то свору деревьев, из которой в любой момент мог выскочить жуткий вражеский силуэт.

— Да хули вы стоите, идиоты!? Бараны! Бегите! — всё с той же злобой и с едва уловимым надрывом в голосе крикнул Пятифан. Он уже не озирался назад, не осматривался, а лишь в упор глядел на ребят и корчился от стреляющей в ногу боли.

Больше всего его раздражало чужое бездействие. Нет, он не ждал помощи, она казалась ему бессмысленной, особенно та, которую ему спешно начали оказывать. Он ждал, когда эти двое уже убегут, спасут хотя бы свои шкуры. Ведь то, как они пытались помочь, в глазах Пятифана выглядело не просто нелепо, а даже жалко. Он злился, скалился, но в то же время брови его изгибались все сильнее и сильнее, придавая лицу свойственный для подобной ситуации страх. Мальчишка повторно попытался высвободить ногу и задергал ей в бешенном ритме. Но этим он только пуще раздраконил боль, которая и без того била ключом в обмерзшую и ноющую конечность.

— Ром, прости, — томно выдохнул Антон, поджимая дрожащие плечи.

— Тох? — покосился испугано Бяша и невольно отсупил назад.

— Всё, вперёд! Валите! Я щас, щас! — продолжал Ромка, взмахивая рукой куда-то вперед, как бы указывая тем дорогу.

— Тох, я на оставлю Ромыча, на, — как-то неуверенно прошипел бурятенок.

— Я тоже! — и тут Петров шагнул к Пятифану, резко, быстро и, взмахнув коленом вверх, чуть ли не касаясь им собственного подбородка, сщурился и с особой силой запустил подошву своего ботинка вниз, переламывая кедровый капкан. Под его ногой со звонким хрустом надломилась ветка. Ромка тут же выдернул свою ногу и отполз от дерева, падая спиной в снег. С его уст сорвался глухой вопль, который он постарался подавить, стиснув крепко зубы. Ботинок Петрова, прилетая ровно по злокудышной ветке и так же задел Ромкину ногу, можно сказать, придавил её, усугубляя и без того плачевное состояние взбухшей конечности.

— Ромыч!

— Господи, прости! Я не рассчитал! — заегозил Петров, подлетая к корчившемуся в снегу товарищу.

— Т-Тоха, — проскрипел хулиган, жмурясь и сжимая колено, — К-красава...

В дали послышался отдаленный, но прибилжающийся хруст веток и скрежет снега.

Ребята испуганно дернулись и как зайцы осеклись на хмурую тёмную чащу. В этот раз обернулся даже Ромка. Никого не было видно, но звуки, эхом расползающиеся откуда-то из глубины леса, заставили его подняться, скорее даже подскочить с особой резкостью и спешкой. Бяшка испугано оступился, намереваясь кинуться вперёд и продолжить улепётывать, но повторый горький скрип со стороны Ромки его затормозил.

— Сломал, на?!

— Подвернул, кажись.

Мальчишка сделал круговое движение ступней, а после рыкнул в стиснутые зубы и сохмурил влажные от пота брови.

— Рома, надо бежать! — лепетнул Тоша и подхватил на плечо покачнувшегося вперед хулигана.

— Да знаю я, — рыкнул тот, корчась. Бурятёнок подбежал к другу с другой стороны, подхватывая на плечо его вторую руку.

— Ромыч, давай же! — с содроганием протянул Бяша, ступая вперёд. Рома тоже поддался вперёд, ступая на пострадавшую ногу. Из неё стрельнула жуткая боль, да так стрельнула, что аж в рёбра отдало колючей проволокой. Мальчик оступился, повисая на плечах товарищей.

— Вот же падла! Бросьте вы! Я тут залягу, — он убрал руки с чужих плеч, но ребята продолжили его придерживать за спину, — Оклимаюсь и дойду. Он меня не заметит.

— Да ты ума сошёл!? Брось говорить такое! — воскликнул Петров и с грозностью и настойчивостью вновь закинул Ромкину руку себе на плечи, крепко обхватывая его запястье, — Бежим же! Тут немного осталось!

Антону вдруг стало невыносимо стыдно за свои мысли. Пусть Рома и уверял его в том, что с ним никогда ничего не случится, что он способен защитить сам себя как никто другой, но смог бы он справиться на самом деле? Смог бы, в конце концов, переварить тот факт, что его бросили? Но ведь он сам этого просил. Порой кто-то слишком много берет груза на свои плечи. Думает, что утащит. Но он скорее надорвется, сломается и в конечном счёте упадёт, а груз намертво придавит к холодной земле. Да, попросить помощь куда сложнее, чем упасть в лапы неприятностям, ведь в таком случае никто кроме тебя не пострадает. Правильно ли так поступать? По отношению к другим – да. По отношению к самому себе – обсолютно нет!

Страшно? Безумно! Но Антон не сможет себе простить, если Ромку всё-таки удастся схватить этому гадкому подобию человека.

Бяша тоже повторно подхватил Ромку и все трое вновь побежали меж заснеженых дебрей. Однако тут скорее бежали только Антон и Бяша, а Рома усиленно ковылял меж ними, с каждым метром ступая более уверенней, стараясь игнорировать все болевые ощущения.

— Всё, я сам, — спустя определённый промежуток пути буркнул Пятифан, расталкивая ребят и, заметно хромая, поковылял вперёд, как подстреленный.

Пусть позади и не было слышно бегущего бандита, но ощущение его пристутвия засело глубоко в головах мальчишек. Каждый древесный скрип, хруст веток, лепет птиц и дуновенье ветра списывались на мужчину, появление фигуры которого ожидалось с каждым новым шагом. Мальчишки бежали быстро, но уже не с былой бешенной скоростью, ведь побеги они на всех парах, Рома всяко бы начал отставать. Сейчас его бег походил на бег собаки, которая где-то умудрилась повредить переднюю лапу и теперь, усиленно мчась куда-то по своим делам, яро хромает, чуть ли не заваливаясь вперёд. Вот и Ромка бежал так же; бежал усиленно, крехтя, но не останавливаясь...

— Вижу-вижу! — закричал вдруг Бяшка и его курс резко сменился на десять часов – в сторону блеклого света и выхода из хвойного туннеля.

Перед глазами открылся вид на широкую, покрытую блестящим снегом, опушку; бесконечную и такую спокойную. Добежав до середины поля, Тоша остановился. Он прошёлся взглядом по строю деревьев, что стеной перекрывали лес. Бандита не видать и неслыхать. Потерял? Отстал? Вот-вот выпрыгнет и схватит?

— Тох, че встал?

— Бегу!