Часть 11. Фигг проболталась (1/2)

Минерва с беспокойством наблюдала за Арабеллой; по лицу старухи текли слезы. Чувство вины, которое испытывала она сама, отражалось в глазах Арабеллы. Она не знала, что и думать, чувствовала ли себя та виноватой, потому что не видела этого раньше, или виноватой, потому что увидела и ничего не сделала? Ведьма починила чашку и приготовила чай заново для потрясенной женщины. Северус уже дергался от раздражения, явно желая снова допросить бедную женщину.

— У тебя есть успокоительное, Северус? — спросила Минерва, Арабеллу всё ещё трясло так сильно, что она не могла взять чашку.

— Нет, но у меня есть Веритасерум, — раздраженно сказал Северус, чистокровный, каковой являлась Арабелла, точно знал, что это значит. Чистокровки рано учили латынь, задолго до того, как могли понять, что ребенок сквиб. Он смотрел, как Фигг выпрямилась и сердито посмотрела на него. Северус, в свою очередь, только ухмыльнулся ей почти свирепо, заставив сильно побледнеть. Не многие могли выдержать его хмурый взор, когда он был в высшей степени зол. Именно так оно и было сейчас, глаза сулили смерть тем, на кого падал взгляд их обладателя.

— Северус, — вздохнула Минерва раздраженно, но её поджатые губы выдавали веселье, которое она чувствовала. Честно говоря, этот человек мог свести святого с ума в течение*'* недели. В этом не было никакого сомнения; он, конечно же, мог вывести из себя и её, когда хотел.

— Я хочу вернуться обратно когда-нибудь сегодня, а теперь садись, Минерва, — сказал Северус и удивленно моргнул, когда Минерва сделала именно то, что он ей сказал. Она, должно быть, так же отчаянно, как и он, нуждалась в ответах; она всегда сопротивлялась, если он приказывал ей что-нибудь сделать. Не то чтобы это вошло у него в привычку; в конце концов, она учила его, когда он был ребенком. Ему показалось странным разговаривать с ней и другими коллегами на равных, когда он только стал учителем, и так продолжалось долгие годы.

— Ты знала или не знала о насилии? — спросил Северус мрачным голосом, низким и угрожающим. Он не собирался уходить, пока не получит ответы на все свои вопросы.

Арабелла уставилась на них обоих, страх, который она испытывала, становился всё сильнее. Она ожидала этого семь лет назад, когда началось расследование. И всё же никто не подходил к её дому, несмотря на то, что они должны были знать, что она нянчилась с Гарри. Её чувство вины также никогда не исчезало, и её вера в волшебный мир упала до небывало низкого уровня. Они были членами Ордена, и она не знала, можно ли доверять им хоть какую-то информацию. И всё же казалось, что они не оставят её в покое, пока не узнают правду.

— Альбус Дамблдор знает, что вы здесь? — спросила она, сомневаясь, что он написал бы ей и предупредил заранее.

Северус наблюдал за ней; когда она произносила имя директора, в её голосе звучали нотки страха. Мало кто произносил имя Дамблдора не с благоговением, как будто тот был вторым пришествием Мерлина.

— Нет, он ничего не знает, и так оно и останется, — ответил Северус, не обращая внимания на любопытный взгляд Минервы; она явно не уловила тона Арабеллы.

Арабелла кивнула, её внутренние противоречия и сомнения были явно видны.

— Начни с самого начала, почему тебя назначили сюда? — спросила Минерва, подаваясь вперед, желая знать всю историю, а не только отрывки.

Немного успокоившись, сквиб слегка поникла и заговорила:

— Я получила письмо от Альбуса на следующий день после того, как Сам-Знаешь-Кто потерпел поражение. Я должна была приехать сюда и все эти годы присматривать за Гарри. С четкими инструкциями не рассказывать ему ни о родителях, ни о волшебном мире.

— Ты не выполнила свой долг! — яростно прорычал Северус.

Арабелла вздрогнула от слов Северуса и его яростного тона.

— Нет, нет, я сказала Альбусу обо всём, он ответил мне несколько раз, но после того, как Гарри исполнилось шесть, я больше ничего от него не слышала. Он сказал мне, чтобы я перестала быть драматичной, что порка не означает, что мальчик подвергается насилию. В другой раз он сказал, что мальчики будут мальчиками, что они с братом часто попадали в передряги, — Арабелла наполовину кричала, наполовину умоляла визитеров поверить ей.

— Ты сказала ему, что Гарри бьют? — растерянно спросила Минерва.

— Вот именно! — сказала Арабелла, и слезы снова покатились по её лицу. — Я сказала ему, что у Гарри раненая рука и подозрительно выглядящая рана на животе. Я дала ему бинты и всё такое и отправила домой, думая, что кто-нибудь придет и разберется, но никто никогда этого не делал! — отчаяние в её голосе не могло быть фальшивым.

— Ты послала ему письмо, когда Гарри сбежал? — спросил Северус, его тон снова стал нормальным.

— Сначала я не хотела, он бы просто отправил его обратно. Если бы вы его видели, то поняли бы. Он был таким тощим, таким обиженным и таким несчастным… Я не думала, что он долго проживет… Всем говорили, что у него расстройство пищевого поведения. У него его не было! Он ел абсолютно всё, что я ему давала… всё! — воскликнула Арабелла, наконец-то освободившись от семнадцатилетнего разочарования. — Но я знала, что улицы — не место для ребенка, и вероятность того, что он выживет, была еще меньше, поэтому я написала Альбусу. Это было самое трудное решение, которое я когда-либо принимала, но я сделала это. Ничего из этого не вышло, я снова и снова писала одно и то же. И только когда ребенку должно было исполниться одиннадцать, начался настоящий ад.

Минерва прикрыла рот рукой, в глазах её стояли слезы. Она, казалось, не могла говорить; она была глубоко потрясена тем, что услышала.

— Ты должна была забрать его и уйти, — презрительно сказал Северус.

Затравленные, красные от долгих рыданий глаза Арабеллы уставились в черные.

— Ты знаешь, он часто у меня сидел, и я показывала ему фотографии своих кошек. Я не могла позволить ему наслаждаться даже здесь. Я так боялась, что Дурсли не позволят ему больше приходить, если ему начнет нравится. Ты прав, я действительно подвела его, и мне следовало сделать больше, — ненависть к себе в её голосе была слышна всем.

— Да, ты должна была, — с горечью сказал Северус, — например, отвезти его в больницу, когда у него была сломана рука, но все, что ты ему дала, это бинты, чтобы сделать перевязку.

Арабелла моргнула: откуда он знал, что рука сломана? Или что Гарри сделал перевязку? Она не упоминала Северусу об этом, просто сказала, что ему больно и она дала ему бинты, чтобы помочь. Надежда вспыхнула, когда она поняла, как мужчина мог об этом узнать.

— Ты знаешь, где Гарри? С ним все в порядке? Он в безопасности? Счастлив ли он? — она задавала вопросы так быстро, как будто стреляла.

Минерва переводила взгляд с Арабеллы на Северуса, гадая, что же она пропустила. Её рука, наконец, оторвалась от рта, когда в ней начал закипать гнев. Не на Северуса, а на Дамблдора. Её когти были выпущены, и она была готова пустить кровь, ибо мальчика она никогда не видела с тех пор, как он был ребенком, и даже тогда она видела его всего несколько раз.

— Северус? — спросила Минерва, и сердце её забилось, как своенравный барабан. Знает ли он, где Гарри? Если так, то почему он держит это в секрете от Дамблдора? Из-за того, что он подозревал… что же оказалось правдой?

— Он в порядке, не благодаря тебе, — с горечью сказал Северус.

— О, слава богу! — воскликнула Арабелла с облегчением, наконец-то поняв. Гарри был жив, он был в безопасности, если бы она стояла, она бы упала, — глубокое облегчение отозвалось слабостью в коленях. Это немного уменьшило чувство вины, но не полностью. Она знала, что чувство вины никогда не исчезнет, что оно останется с ней до самой смерти.

— Северус… что? — спросила Минерва, потрясенная до глубины души. Всё это время она волновалась, и по какой-то причине именно Северус помог ему?

— Не сейчас, Минерва, — сказал Северус. Он пришел сюда, полный гнева и ярости на эту женщину. И всё же, сидя на её диванчике, наполненном куклами, он не мог не жалеть её. Он знал, что сделал бы именно то, что сказал ему Дамблдор несколько месяцев назад. Хотя он не думал, что это распространяется на наблюдение за жестоким обращением, он никогда действительно не узнает. И знание того, что она чувствовала себя виноватой, очень помогло.

— А где Дурсли? — бесстрастно спросил Северус.

— Вернон находится в тюрьме Уондсворт, — тихо сказал Фигг, это была самая старая тюрьма в Лондоне. — Петуния находится в тюрьме Холлоуэй.