18. С Рождеством! (2/2)
Рот наполнился слюной. Барнса хотелось облизать всего, попробовать молочную кожу на вкус, и Брок не стал себе отказывать, прижался губами к сильной шее, скользнул языком вниз к плечу.
— Нулевая чувствительность, — задыхаясь, сказал Барнс, запрокидывая голову.
— Понял, — прохрипел Брок, переключаясь на второе плечо, лаская ладонями широкую спину, трогая задницу.
Одним слитным движением он стёк на пол, вжался лицом в безволосый пах, вдохнул тяжёлый мужской запах Барнса и только после этого вобрал в рот крупную розовую, такого же цвета, как и соски, головку.
Барнс коротко шумно выдохнул и завёл руки за спину, уцепившись левой за запястье правой.
Он был очень тихим. Даже дышал почти неслышно. Только какой-то алмазной твёрдости стал член и завернулись от прилившей крови края головки.
Представить, сколько Барнс обходился без простого человеческого удовольствия, было трудно. Этот горячий порывистый человек, вспыхнувший от одного только прикосновения настолько ярко, слишком долго не получал ничего, а потому Брок старался, заглатывал до горла, мял ладонями крупные безволосые яйца, брал их в рот, сосал, вылизывал, чувствуя, как звенит напряжение в каждой мышце.
Барнс кончил минуты через две, проглотив вопль и только вздрогнув. Левая рука так сжимала правую, что на запястье остались синяки.
Выдоив всё до капли, Брок облизал натруженные губы и, легко поднявшись на ноги, погладил себя через одежду:
— У детки остались силы на отодрать или нужно перекурить?
— Ты меня отдерёшь, — заявил разрумянившийся Барнс и неуловимым движением перетёк к кровати, опёрся на её край обеими руками и прогнулся, глянув на Брока через плечо.
Стоял у него так, словно он и не кончил только что.
Брок подавился воздухом. Всё-таки он ждал немного другого, даже сожалел, что не успел себя хоть как-то подготовить, так как Барнс, скорее всего, трахается, как сваи заколачивает. Но эта задница уже давно снилась в самых разнообразных снах, и так и просилась в руки.
Ладони легли на поджарые ягодицы, погладили, помяли эти холмы безумия, развели их в стороны.
— Ты везде гладенький и розовый.
— Сыворотка, — только и смог выдавить Барнс.
— Ты невероятный, — напомнил Брок и прижался губами к плотно сжатым мышцам ануса, тронул языком.
И Барнс не сдержался — ахнул в голос и выгнул шею в тщетной попытке увидеть.
Усмехнувшись, Брок удвоил усилия. Он растянет, разлижет, разомнёт тугие мышцы, чтобы они приняли его без лишнего дискомфорта для Барнса. Чтобы ему было не просто хорошо, а кайфово.
Барнс пытался молчать, но из его груди то и дело вырывались стоны. Мышцы бёдер подрагивали, на широкой спине выступила испарина.
А Броку рвало от этого крышу: от этих тихих гортанных звуков, честной реакции сильного тела любовника, того, как он пытался сдерживаться и не мог. Хотелось вогнать Барнсу на полную, но Брок продолжал растягивать, трогать пальцами, трахать языком.
— Н-не могу… — глухо простонал Барнс. — Еби уже!
— Смазка, — напомнил сам себе Брок, хотя его чуть не сорвало выполнить просьбу и войти вот так, по слюне.
Быстро раздевшись наконец, Брок сунул руку под подушку, выудил оттуда ополовиненный флакон, свернул крышку, даже не заметив, куда она отлетела, и вылил едва ли не половину содержимого себе на ладонь.
— Держись, детка!
Барнс опёрся на левую руку, а правой оттянул ягодицу в сторону и ещё сильнее прогнулся в спине, приглашая.
— Ты — огонь, — прокомментировал Брок, провел пару раз ладонью по члену, чтобы тупо не сорваться, и коснулся головкой ануса.
Как бы ни был горяч Барнс, как бы ни хотелось засадить ему сразу на полную, Брок знал, что такое секс в принимающей позиции после долгого перерыва, а потому действовал аккуратно, хоть у самого рвало крышу не по-детски.
Почувствовав наконец член Брока, Барнс жалобно заскулил и подался назад, насаживаясь.
Брок выругался, стиснул пальцами бёдра любовника, не боясь наставить синяков. Барнс уж точно не обидится, да и вряд ли они на нём долго задержатся.
— Детка, с огнём играешь, — жарко выдохнул Брок, прижавшись грудью к влажной от пота спине.
Барнс отозвался только невнятным, но однозначно нетерпеливым звуком и толкнулся назад ещё раз.
Большего Броку и не нужно было — раз уж любовник сам горит желанием, то смысл тормозить?
Оттянув его правую ягодицу в сторону, Брок любовно обвел пальцем растянутые вокруг его члена мышцы и, выйдя почти до конца, качнулся обратно. Мощный, налитый желанием ствол так правильно исчезал в тесной жаркой дырке, так сладко.
Барнс подбадривал Брока нетерпеливыми восклицаниями, аханьем. Он оказался такой жадной жопой, какие Броку не снились в самых похабных снах. Таких любовников встречать ещё не приходилось.
Нежничать Брок не стал, сжал бёдра Барнса сильнее и задвигался, заполняя его собой до самой глотки, быстро, размашисто, дурея от тесноты, от обхвативших член сильных мышц. Казалось, передумай Барнс сейчас, то запросто жопой член под самый корень откусить может.
Однако откусывать член он и не думал, наоборот — подмахивал как боженька, стонал и подбадривал, выгибался и припадал грудью к постели. Мышцы спины перекатывались под лоснящейся от пота кожей, влажные плети волос стегали по шее и плечам.
Брок рычал сквозь зубы, всё ускоряясь и ускоряясь, чтобы сорваться на бешеный неконтролируемый темп, с силой вбиваясь в жаркое нутро. Барнс довольно стонал под ним, стойко и с удовольствием принимая таранные удары, а потом как-то удивлённо ахнул, сжался — и расслабился. Этого беспомощного звука Броку хватило, чтобы рухнуть в удовольствие.
Сделав три особенно яростных толчка, он замер, запрокинув голову и длинно, со стоном выдыхая. Казалось, вместе со спермой его тело покинули все кости разом. Сил находиться вертикально не осталось, и Брок рухнул сверху, придавил собой Барнса, стиснул его в объятиях, коснулся губами солёного от пота плеча.
Некоторое время они расслабленно молчали. Барнс ровно и глубоко дышал, качая Брока на своей спине, как кит. Потом он произнёс:
— Ты лучшее, что случалось со мной за последние сорок шесть лет.
Ещё раз коснувшись его плеча губами, Брок откатился в сторону, после чего со стоном раскинулся на спине.
— У меня чуть поменьше, но да-а, — не очень осмысленно выдохнул он.
— Я у тебя заночую, — сообщил ему Барнс, устраиваясь рядом и обнимая Брока. — Зови меня Баки.