Часть 3 (2/2)
— Ты дурной, Сириус, — сказал ему Джеймс.
Ремус белозубо улыбнулся, Питер хрюкнул — всё пошло своим чередом. Снейп остался стоять на земле, к вящему недовольству Сириуса — в брюках.
Сириус устраивал ему подлянки: подмешивал соль в чай, сыпал щекоточный порошок на его кресло, прятал его сумку, или пергаменты, или перья — только бы Снейп посмотрел! Но вместо этого Лили Эванс смотрела на него с укором, задирала высоко вверх свой игрушечный нос в веснушках и больше не рассказывала про страусовых птиц. Что ж, Сириус мог бы привыкнуть и к этому.
Сириус мог бы — хотел бы, мечтал бы, желал бы до глубины души — привыкнуть к чему угодно, смеясь и играючи принять новые правила, не обращать внимания, не думать по ночам, не смыкать до белизны веки. И всё-таки Сириус всё ещё не привык, даже если очень старался: ему нравился, чертовски нравился Снейп.
Снейп вытянулся высоко в небо, туда, где можно было достать руками звёзды. Ему нравилось играть на фортепиано, вдруг нашедшемся на чердаке дома дяди Альфарда (и это, на самом деле, был теперь дом Сириуса), нравилось долго смотреть на воду, разлившуюся на заднем дворе. Ему нравились тёплые свитера, неизменно чёрные и широкие, с очень длинными рукавами. Ему нравились пирожки Юфимии, нравился Квиддич, даже если он демонстративно воротил нос; нравилось курить кофейные сигары, тонкие и промозгло-коричневые. Сладкие на конце.
Сначала Сириус этого не заметил, а когда заметил — было уже очень поздно. Снейп больше не был похож на кнопку.
Не был он похож и на блоху, и на крошечную собачку под крыльцом; даже на змею он больше не был похож. Он поздравил Лили Эванс, когда она объявила о своих отношениях с Джеймсом, он хлопнул Джеймса по плечу и строго наказал беречь Лили Эванс. Он улыбнулся — у Сириуса перехватило дух и вышибло весь воздух. Питер, должно быть, снова хрюкнул.
Он задевал теперь головой дверные проёмы, смеялся тягуче и хрипло, своим прокуренным насквозь голосом нашёптывая Сириусу гадости в уши. Он всё ещё не писал родителям трогательных писем с жалобами — родители умерли один за другим. Он коротал каникулы у Лили Эванс, возился с горелыми котлами и бездумное что-то строчил в потёртых блокнотах.
Однажды Джеймс сказал, что Снейп толковый парень. Жаль, что природа обделила его внешностью.
Лили Эванс толкнула его в плечо и отвернулась, Ремус скрылся за книгой, Питер — уткнулся в тарелку. Сириус глядел на Снейпа, сидящего за слизеринским столом. Снейп был бесконечно…
Нет, он не был красив. Он не был как Сириус — у Сириуса был фамильный прямой нос, фамильные смоляные кудри; глаза, порочно небесные и огромные; ресницы, кукольные и завитые. Снейп не был красив: он был необычный. Странный. Самую малость юродивый.
Бедный и всклоченный, в старых мантиях из комиссионки. В отцовских свитерах, снятых с покойного плеча за ненадобностью. Горбатый, ссутулившийся, костлявый как смерть. С носом, похожим на клюв орла; с глазами, чей белок был желтоват и несвеж; с волосами, похожими