Часть 2 (1/2)

Абраксас хихикал, Вальбурга закатывала глаза. Том ненавидел пятницы.

Ещё Том ненавидел понедельники, сбившиеся простыни, тонкие пледы; почему-то совсем отчаянно — Эдриана Пьюси и его ровные черты лица. Том ненавидел Малфоевских белых павлинов, плохую погоду и приют. Но больше — больше всего на свете — Том ненавидел проклятого Поттера. Проклятый Поттер был чертовски хорош.

У Поттера не было родителей, но был чёртов крестный-Блэк. Был старинный тёмный дом, Блэков дружок в пиджаке с протёртыми локтями; собственная комната, быть может, на втором этаже; совместные завтраки, чай в тонкостенной фарфоровой чашке, шкатулка с украшениями — Поттер до одурения любил украшения, свои кудри и кружева на рубашках. Поттер был очень, очень хорош. Вальбурга всё ещё закатывала глаза.

Не сказать, чтобы она много знала о Поттере — его дурной крестный был не то отсечён, не то выжжен, и проживал своё время в особняке покойного Альфарда, о котором Вальбурга тоже говорить не любила. Его дурной крестный якшался с магглокровками, распивал огневиски на центральной площади, любовно объезжал летающий мотоцикл и иногда целовался со своим дружком (в пиджаке с протёртыми локтями). А ещё он тратил всё своё состояние на проклятого Поттера. Тот был божественно хорош.

Абраксас был смешлив, немного глуп и совсем капельку влюблён в Вальбургу. Абраксас носил ночные рубашки до пола, кутался в пудовое одеяло так чтоб только кончик носа торчал, покупал много зелий для роста скудных блёклых волос и сверкал льдышками-глазами по ночам. Абраксасу нравилось в темноте обсуждать с Томом свою детскую влюблённость, и нравилось часами вздыхать о письмах, которые он писал родителям. Абраксас говорил, что Вальбурга была смертельно хороша. Том думал, что это наследственность.

Они были очень похожи, на самом деле: у них были острые вздёрнутые носы, как у хищных птиц, и бесконечно чёрные волосы, похожие в свете факелов на нефтяное пятно, разлившееся в море. Они были кудрявы, но совсем не как магглокровка Грейнджер: они были благородно кудрявы, с плотными крупными завитками на обнажённо беззащитных висках. Вздыхали — одинаково, расправляли плечи — одинаково, стучали каблуками — одинаково. Одинаково боготворили тёмный жемчуг и крупные перстни, одинаково благосклонно принимали чужое внимание; одинаково горестно иногда смотрели на него, Тома. И всё-таки проклятый Поттер был гораздо лучше Вальбурги.

Он был тонкий и звонкий, и очень изящный — смертельно хрупкий. На фоне своего рыжего друга он вовсе истончался: тот был широкоплеч и высок, как дракучая ива, и беден до скрежета зубов тоже был. Проклятый Поттер был чертовски богат. Проклятый Поттер, конечно, никогда в жизни не посмотрел бы на Тома.

Том носил старые мантии. У Тома были подержанные книги и ботинки, он писал дешёвыми перьями и брал пергаменты Абраксаса. И, если говорить честно, Том был непривлекательным мальчиком. Очень, очень непривлекательным.

Том был долговяз и узок, как фонарный столб. Его руки не помещались в рукава, его ноги не помещались в брючины. Его волосы были жёсткими, колкими и плешивыми. Он много читал. Он не был занудой (быть может, совсем немного), но у него были глубокие тёмные синяки под глазами. У него был ужасно широкий рот и неживые рыбьи губы, и иногда ему казалось, что они шлёпают похоронный марш вслед за его речью. В конце концов, когда он уставал или был слишком увлечён, один его глаз нещадно убегал в сторону и пялился куда-то на луну. Том был безобразно плох. Абраксас всегда говорил, что это не важно. Он накручивал на палец бледные волосы, похожие на крысиные хвосты, и глупо хихикал. Вальбурга по-прежнему молчала.

— Если бы ты мог, — спросил однажды Том, — если бы не было твоей француженки и этой помолвки… Если бы ты мог, что бы ты сказал Вальбурге?

Абраксас туго улыбался: ему нечего было ей сказать. Он часами болтал о том, как бледна была её кожа, как красны были её губы и черны волосы. Как прыгают, будто заведённые, её кудри, как густы её длинные ресницы, как глаза её похожи на ониксы. Абраксас болтал об этом в ночи, захлёбывался словами так, будто шёл на дно озера; у него были эти глаза-льдышки и кнопочный нос. У Вальбурги зимой была помолвка.