Глава 10, часть 4. (1/2)

При посещении мест захоронений неизбежно напрашивалось одно наблюдение — социальный статус значил после смерти не меньше, чем при жизни. Для короля — большая гробница и прочная память. Для нищего — общая могила и быстрое забвение. Эта истина была справедлива и для Дома Саксен-Гота — спустя десятилетие после исчезновения линии их мавзолей всё ещё стоял на краю родовых владений, нетронутый с тех пор, как там был похоронен последний член семьи. Управляющий не позволял здесь ничего менять, что ясно говорило о том, что он никак не мог сбежать от своего прошлого.

О том, что лорда всё ещё помнят, свидетельствовало то, что десять лет спустя на ступенях мавзолея всё ещё лежали свежие цветочные венки, территория была ухожена, мраморные стены чисты и не потрескались с годами. Всё было так, будто семья только недавно ушла из жизни, трагедия всё ещё свежа, а раны всё ещё открыты.

Сохранится ли эта любовь, если люди узнают причину смерти их лорда? Причину, почему он и его семья были преданы смерти? Или их любовь превратится в ожесточение, в отрицание, а затем в ненависть? Станут ли они осуждать беззащитных мертвецов, если узнают?

Шеффилд, леди Шеффилд, фамильяр Пустоты Мьёдвентир и верная слуга короля Джозефа Галлийского, не могла точно сказать. Впрочем, это была просто праздная мысль, способ скоротать время, пока она следовала за своей спутницей Изабеллой вглубь склепа, освещённого ярким лучом света, исходящим от кончика волшебной палочки, сопровождаемая двумя фигурами, закутанными в плащи, чтобы не привлекать лишнего внимания, которого они, несомненно, удостоились бы при одном взгляде на их уши, волосы или глаза.

Их шаги эхом отдавались от строгих стен входного коридора, спускающегося под склон холма старого саксен-готского поместья, эхо их шагов становилось всё тише, а потолок над их головами поднимался всё выше. И вот они вошли в сердце мавзолея — погребальную камеру диаметром двадцать майлов<span class="footnote" id="fn_32538904_0"></span>, на куполообразном потолке которой был тщательно изображён ночной небосвод со всеми полагающимися звёздами, а стены облицованы мраморными табличками шести столетий саксен-готской линии. Сколько десятков человек было похоронено здесь? Больше или меньше сотни? И каким бесполезным это казалось. Её внимание привлекла одна из табличек:

«Здесь покоится Матильда Саксен-Гота, любимая дочь. Вошла в Лоно Основателя здесь на десятом году жизни».

Новее, чем большинство, надпись без украшений. Но почему там вообще должна была быть надпись? Здесь не осталось никого, кто мог бы скорбеть, кроме управляющего, всем остальным по его приказу было запрещено входить дальше парадного крыльца. Так зачем вообще кто-то обеспокоился?

— О Боже, прости наших живых и наших мёртвых, тех, кто присутствует среди нас, и тех, кого нет, наших молодых и наших старых, наших мужчин и наших женщин. О Боже, кого бы Ты ни оставил в живых, — сохрани его живым в вере, и кого бы Ты ни обрёк на смерть, сделай так, чтобы он умер с верой. О Боже…

Изабелла отвернулась от ближайшей стены, где она изучала надпись.

— Прошу прощения, миледи? Вы что-то сказали?

— Нет, — тихо ответила Шеффилд. — Просто мимолётное воспоминание…

Маг пожала плечами и вернулась к праздному чтению табличек. Мьёдвентир не сомневалась, что её ответ не удовлетворил любопытство спутницы, но Изабелла обладала редчайшим типом характера — достаточно любознательным, чтобы быть полезной, и достаточно мудрым, чтобы осознанно оставаться в неведении. Это была поистине бесценная комбинация, причем более редкая, чем многие могли бы предположить.

Вот и в этот раз у неё хватило ума не давить. Шеффилд и сама не сразу поняла, что заставило её вспомнить эти слова, которые она выучила давным-давно и под другим именем, мягким и ласковым именем, которое она могла бы вспомнить даже сейчас, если бы захотела.

Она этого не сделала.

Слова, слова, которым её учили в детстве, красивые, искренние — и бессмысленные. Так много жертв ради служения ничему, точно так же, как это место, точно так же, как она сама… Ах да, точно. Теперь она поняла источник своего беспокойства. Она ненавидела это место, ненавидела его каждой частичкой своей души за то, чем оно было.

Но её дискомфорт был ничтожен рядом с желанием её Хозяина, ничтожен по сравнению с ценой во времени и сокровищах. Помощь, оказанная Реконкисте для сотворения «чуда» — свержения и почти полного уничтожения правящей династии Альбиона, была лишь для облегчения поиска артефакта Пустоты Воздуха.

Учитывая то, что уже было потрачено, она могла какое-то время потерпеть. Здесь было что-то многообещающее, она чувствовала это. Концентрация магии, гудевшей под ними в этот самый момент, была почти осязаемой. Настолько, что она почти удивлялась, как Изабелла могла этого не чувствовать.

Это была гробница — но мавзолей семьи Саксен-Гота был также хранилищем документов и сокровищ, переданных им на хранение, и сохранявшихся более десяти лет нетронутыми благодаря ограждающему указу наместника. Шеффилд напомнила себе, что ей будет нужно поблагодарить сэра Уилхайма за его усердие.

— Изабелла, — сказала она, — давай быстрее приступим к работе. Нам нужен реликварий.

— Как пожелаете, миледи, — та отвесила едва заметный поклон. — Хотя, я полагаю, было бы слишком наивно надеяться, что управляющий предоставил карту и ключ? — спросила маг Воды, даже не пытаясь скрыть сарказм.

Шеффилд, не обратив внимания на ехидное замечание, сняла пальто и протянула его одному из сопровождающих в капюшонах. Несмотря на всю высоту над облаками, ночи Альбиона были не настолько пронизывающими, как те, которые она знала на своей родине, и в укрытии мавзолея она не чувствовала особого холода даже с обнажёнными плечами. Ей хотелось верить, что небольшой дискомфорт проясняет её разум. Или, возможно, это было слабым оправданием того, чего она не могла избежать?

Пояс, увешанный кожаными мешочками, облегал её талию, в каждом был какой-то инструмент или устройство, некоторые обычные — а некоторые мог не опознать даже опытный маг. Шеффилд не глядя достала простую стеклянную линзу, прикреплённую к незамысловатой цепочке, и закрыла глаза, когда её сознание раскрылось, чтобы охватить артефакт, подчиняя его своей воле.

Когда-то, будучи ребёнком, отданным на попечение своего отца, она испытывала благоговейный трепет перед «божественной силой», которой обладали маги Империи, перед чудесами, которые они творили по своей воле. Тогда она не знала, что в них нет ничего «чудесного», не больше, чем в том, что птицы могут летать, а рыбы — дышать водой.

Но тогда было другое время — её голова была пуста, а мысли так просты, как того хотел её отец. Теперь её глаза открылись, и она знала о тайнах магии больше, чем мог себе представить этот старый монстр, жаждущий божественности, больше, чем имперские маги или даже личные советники короля.

Сила Мьёдвентир… Религия именовала её «Разумом Бога» — эпитет, который всегда вызывал у неё мрачное веселье. Бога не было, она поняла это ещё невежественной девочкой, до своего непреднамеренного спасения, до того, как её ослабленный разум расцвёл под влиянием Пустоты. Или, если бог и существовал, — то это был слишком слабый или слишком безразличный бог, чтобы вмешиваться в этот мир. Особой разницы не было.

Была только концепция «бога» — слово, бессмысленное слово, выдуманное человечеством, чтобы прятаться за ним и притворяться, что есть какая-то причина страданий, которые они навлекли на себя сами. Она и её Хозяин ничем не отличались в этом отношении — просто были более честными.

Приложив линзу к глазу, фамильяр Пустоты прищурилась, моргнула, ещё раз, — и мир предстал перед ней таким, каким он был на самом деле. Фальшивые звёзды в фальшивом небе над ними казались призрачным мерцанием в синеве. Слева от неё лоб Изабеллы светился мерцанием, не исходящим от её палочки. Справа от неё… фейри. Сияющие от магии, которая наполняла и поддерживала их, придавая видимость жизни их мёртвым тканям и постоянно предотвращая разрушение и разложение их трупной плоти.

Шеффилд медленно осмотрела комнату, её стены, потолок и пол, наконец, найдя то, что искала, в самом центре, на пьедестале, окружённом каменной скамьей. Это был впечатляющий механизм, диск из полированной латуни чуть больше майла в поперечнике и без каких-либо признаков внутреннего устройства. Единственным украшением был герб в виде огнедышащего орла, сжимавшего в когтях свиток. Герб Дома Саксен-Гота. Довольно безыскусный на самом деле, и столь же очевидный в качестве укрытия.

— Нашла, — сказала она, возвращая линзу на пояс.

Изабелла обошла скамью, наклонилась, чтобы рассмотреть рельефный герб, осторожно провела пальцами по его поверхности и, слегка нахмурившись, остановилась на крючковатом клюве.

— Похоже, это замок крови. Боюсь, я ничего не могу с этим поделать. — Она непочтительно оглянулась. — Можно покопаться в могилах, но, боюсь, даже самые свежие постояльцы уже пришли в негодность.

— В этом нет необходимости, — ответила Шеффилд, позволив себе слегка улыбнуться смущению своей спутницы. — Возможно, ты не сможешь открыть это, — Мьёдвентир положила руку на голову орла, крепко прижав большой палец к краю клюва. — Но я могу.

Для своего возраста край был острым, как бритва, она даже не почувствовала пореза, пока кровь не хлынула, пролившись в «огнедышащий» зев. Шеффилд снова закрыла глаза и, при первом намёке на связь, руны на её лбу ожили. Она напрягла свою силу — и подчинённая магия не смогла противостоять ей.

Она почувствовала, как её тело ускользает, разум проваливается в бездну черноты и звёздной пыли, в сердце древнего и могущественного заклинания, которое сформировалось перед ней. Образы света, образующие наложенные друг на друга геометрические узоры. Замок — и его отсутствующий ключ. Такое, казалось бы, мощное препятствие было так просто обойти — надо было всего лишь «протянуть руку» и сделать так, чтобы замок соответствовал ЕЁ крови. Шеффилд сделала это — кусочки сразу же соединились, слившись в единую плоскость света, которая сжалась до точки и исчезла.

— Моя госпожа!

Шеффилд моргнула, возвращаясь в реальность, и обнаружила, что Изабелла взяла её за плечо с выражением лёгкой тревоги, совершенно неуместной для неё, когда твердь под ними задрожала — а затем плавно опустилась, разделившись по давно забытым линиям. Тонкие кусочки пола мавзолея спускались один за другим против часовой стрелки, образуя ступени огромной лестницы вокруг узкой башни, увенчанной постаментом с гербом.

Фрагмент, на котором они с Изабеллой спускались, остановился в самом низу, и они оказались перед простой дверью, отмеченной всё тем же орлом семьи Саксен-Гота под более заметным двуглавым драконом, сжимающим в когтях посох и державу, — фамильным гербом Дома Тюдоров.

Шеффилд позволила себе несколько секунд надеяться, что это может быть то самое. Герб королевской семьи был бы многообещающим знаком — ещё совсем недавно, но слишком много ложных следов украли у неё надежду раньше. В своих поисках Мьёдвентир была вынуждена заново научиться терпению и привыкнуть к разочарованиям.

В конце концов, Альбион был известен своими реликвариями даже в большей степени, чем Галлия, и лишь ненамного меньше, чем Ромалия. Его неприступная с военной точки зрения позиция и долгое правление железным кулаком той или иной королевской династии — всё это почти гарантировало историю сбора добычи с континента и сохранения её до тех пор, пока живая память не превратится в легенду, а великие и ужасные творения поколений станут пищей для истории.

Помимо того, что неприступность Белого Острова требовала удара изнутри, необходимость быстрого падения, чтобы предотвратить использование содержимого хранилищ, была существенной для планов Шеффилд и её Хозяина. Если эти сокровища можно будет затем использовать для своих целей — тем лучше.

После осады Ньюкасла она ненадолго понадеялась, что получение личных архивов короля Джеймса ускорит её поиски. Однако эта надежда оказалась напрасной. Король был так же злобен в смерти, как и при жизни, и приложил все усилия, чтобы унести секреты своей семьи с собой в могилу.

В случае с местонахождением Музыкальной Шкатулки, как и со многими другими сокровищами и древним оружием, утерянными в истории, это было сделано простым способом — забвение. Тюдоры пошли на многое не только для того, чтобы закрепить власть за собой в течение своего правления, но и для того, чтобы лишить её своих врагов. Многие из этих древних сокровищ, величайших творений их поколения, были бы столь же опасны для правителей Альбиона, как и для их врагов.

Расположение некоторых хранилищ, глубоко погребённых и почти забытых, было записано в коде, и ни один член Королевского Дома не хранил полный шифр. Другие были доверены самым преданным семьям, таким как Дом Саксен-Гота, для хранения в их собственных реликвариях.

И ещё больше было разграблено в последние месяцы войны, их содержимое либо было израсходовано в отчаянных попытках переломить ситуацию, либо перепрятано уменьшающимися силами роялистов. В этих последних складах, также наиболее известных королю Джеймсу, хранились те предметы и оружие, которые были одновременно наиболее практичными и наименее примечательными.

Боевые кони-големы, мастерски созданные боевые фокусы, а также ценные реагенты и стратегические ресурсы, сохранённые под действием мощных заклинаний. Военные трофеи, достаточные для снаряжения небольшой армии, были, по большей части, переданы лорду Кромвелю, чтобы он мог распоряжаться ими по своему усмотрению, пойдя, в основном, на укрепление мощи его личных полков или будучи роздано в качестве «щедрых подарков» его политическим союзникам.

Помимо этих запасов военных материалов, было ещё несколько эзотерических гримуаров магии Воды и Ветра, которые Шеффилд тайно сохранила для собственного использования, несколько драгоценных предметов, в приобретении которых, как она полагала, её Хозяин мог бы найти какую-то пустую тень удовольствия, и горстка по-настоящему ценных находок, почти не замеченных альбионскими магами, которые давно забыли о их создании и работе. Находок, которые она поклялась восстановить для Реконкисты, всё это время тщательно документируя и передавая то, что она узнала, своему Хозяину.

Древнее оружие было в лучшем случае наполовину разрушено. Пяточный Камень, который так любезно добыл и предоставил им ныне покойный губернатор Барнард, так и вообще за три тысячи лет превратился в… ну… просто обычный булыжник. Сила «Разума Бога» позволяла ей подчинять функции магических изделий — но многое зависело от того, насколько сам артефакт был полноценным. Тем не менее она была уверена, что сможет кое-что исправить с помощью магов, которых предоставил ей лорд Кромвель, и, по крайней мере, обеспечить что-то полезное к назначенному времени.

Но что касается более дразнящих артефактов, о которых рассказывается в легендах… То в них может быть доля правды. Семьдесят рот Семидесяти Золотых Рыцарей, Сад Древа Познания, Меч Грархосса, Первый Корабль Хрингхорни… Если они существовали сейчас, если они существовали вообще когда-то, помимо детских сказок, — то они были потеряны даже для тех, кто их прятал.

Лично Шеффилд жалела об этом. Даже если легенды преувеличивали — в творениях мастеров была определённая художественная красота.

Однако гораздо больше она устала от этих бесплодных поисков Музыкальной Шкатулки, основанных только на тексте древнего Священного Писания и изучении Кадильницы своего Учителя. Писание обещало, что со временем Сокровища Основателя будут найдены, как и маги Пустоты — в самое неспокойное время.

— Вы пойдёте первой? — Изабелла быстро оправилась от удивления. — Или окажете эту честь мне, миледи?

— Ни то, ни другое, — сказала Шеффилд. Её Линза не видела ничего изначально волшебного в самой двери — но она не могла сказать так много о том, что лежало за ней.

У неё не было намерения без необходимости рисковать своей жизнью — как и жизнью полезного подчинённого. Для этого существовали её сопровождающие. Шеффилд посмотрела на верхнюю площадку. Ожившие фейри предполагали худшее и заняли позиции, чтобы защитить путь к отступлению. Теперь, когда опасность миновала, оба начали осматриваться, медленно приближаясь к краю площадки, чтобы убедиться, что их подопечные всё ещё в безопасности.

— Мисс Аки, — окликнула Шеффилд. — Не могли бы вы, пожалуйста, открыть эту дверь? Я бы хотела, чтобы вы посмотрели, что находится на той стороне.

Была причина, по которой Шеффилд позвала фейри по имени. Половина этой причины заключалась в том, что это было имя, которое она смогла вспомнить. Другая половина была тем, что сделало это имя таким запоминающимся. Эта была любимцем Кромвеля, по какой-то причине тот держал её рядом с собой почти как домашнее животное, и часто ухаживал за ней, как за любимым ребёнком. Шеффилд могла только предположить, что причиной этому была реакция зомби на приказ, отданный, как она подозревала, слегка невменяемым лидером Реконкисты.

«Будь счастлива».

Два простых слова, которые сделали… ЭТО с одним из реанимированных тел.

Шеффилд не знала, чему удивляться больше: тому, что ожившая фейри так покорно пыталась повиноваться и действительно иногда успешно симулировала восторг, или тому, что Кромвель решил отдать подобный приказ в первую очередь. Это заинтриговало Мьёдвентир — и поэтому она не жаловалась, когда ей доверили Аки, и не особенно расстраивалась из-за её эксцентричности.

Что касается Изабеллы — мага Воды это не волновало, учитывая её собственное мастерство в тёмных сферах её Стихии.

Обычно от зомби ожидалось бы немедленное и молчаливое подчинение приказу. Ожившая фейри, хотя и сразу повиновалась, — была далека от молчания, вскинув руку в резком военном приветствии:

— Да, да, Шеффилд-сама! — воскликнула она, присоединяясь к ней и Изабелле простейшим образом — с глухим стуком спрыгнув вниз на двенадцать майлов. Аки окинула дверь с этой стороны: — У-у-у-у! Потайная дверь! — произнесла она театрально. Это было словно наблюдать за куклой-алвисом, разыгрывающей пьесу, или, возможно, за игрой ребёнка. — Вам лучше отойти, Шеффилд-сама, Иззи-тян! Не хочу, чтобы вы пострадали!

— Прэлэстно… — пробурчала Изабелла себе под нос. — Только послушайте — она не хочет, чтобы мы пострадали…

Сарказм — но сарказм в сочетании со здоровым желанием продолжать дышать. Обе женщины посторонились, когда фейри схватилась за дверную ручку обеими руками и, приложив все свои немалые силы, потянула.

Дверь подалась, с её рамы посыпалась пыль, несмазанные петли пронзительно заскрипели. Приоткрылась на четверть дюйма, затем на половину — с протестующим скрежетом металла, потом раздался грохот, который был настолько похож на пушечный выстрел, что первой мыслью обеих женщин было зажать уши руками. Дверь резко распахнулась, с подобным баньши визгом выпустив мгновенный порыв ветра, что впечатал Аки в стену с твёрдым мясистым стуком так, что она даже отскочила, ссыпавшись на пол беспорядочной кучкой.

— Мисс Аки? — спросила Шеффилд, не особенно беспокоясь за самочувствие нежити. Тела фейри оказались особенно хорошими сосудами для низших духов, созданных из Кольца Андвари, и продемонстрировали впечатляющую способность использовать в своих интересах их врожденную регенерацию… помимо прочих побочных эффектов.

Зомби словно закашлялась, когда её ребра с неприятным треском встали на место, а затем произнесла ещё одну из своих бессмысленных фраз — либо неверно истолкованную тарабарщину из остатков памяти, либо какую-то причуду Духов. «Ух ты. Фус-ро-да!» В любом случае, Шеффилд не придала этому особого значения. Ей было достаточно того, что Аки не понесла необратимых повреждений.

Возможно, именно из-за искусственной природы их тел они стали более восприимчивыми к вселению новой сущности? Но это было просто предположение со стороны Шеффилд. Искусственные или нет — но фейри и другие существа Альфхейма были живыми существами и находились за пределами власти её Дара Пустоты.

Косвенно, однако, Мьёдвентир нашла многое, что могло бы пробудить её интерес и даже вдохновить на будущие исследования, если бы она могла обеспечить поставки… Трудно, но необходимо, если она хочет достичь целей своего Хозяина.

Фейри были фактором, который она катастрофически не могла предсказать. Они уже не раз вмешивались в исполнение планов её Хозяина. Это был только вопрос времени — когда ей будет поручено разобраться с ними, и она постаралась упредить эту неизбежную команду, чтобы быть полностью готовой, когда та будет отдана.

На данный момент, однако, её текущая цель лежала прямо перед ней. Она приблизилась к обезвреженной ловушке ветра только тогда, когда Изабелла закончила водить своей палочкой и посчитала проход безопасным. Без сомнения — последняя ловушка, которая сработает против любого, кто по незнанию останется перед дверью. Простая — но эффективная, и теперь разряженная. Она последовала за Изабеллой внутрь, Аки отряхивалась позади них.

Они спустились в извилистый проход, который повёл их дальше под погребальную камеру, выйдя на верхней площадке сводчатого пространства, освещённого только магическим светом Изабеллы и слабым мерцанием давно разряженных фонарей, дюжинами свисающих со стен и потолка и слишком слабых, чтобы прогнать окружающий мрак.

— Хм… Похоже, кто-то должен сказать бедному сэру Уилхайму, что его хранилище обнесли у него под носом. — Изабелла зевнула, осматривая комнату в поисках любых признаков угрозы. — Ни золота, ни драгоценностей, ни даже огнедышащего дракона. Я бы сказала — весьма разочаровывает.

— Нет. — Шеффилд покачала головой. — Всё находится там, где и должно быть. Можешь проверить наличие магии в полу?

При первом осмотре могло показаться, что Изабелла была права — камера казалась пустой, только постамент, копирующий тот, что наверху, в центре, и пол, отмеченный линиями, образующими концентрический лабиринт. Здесь не было приложено никаких усилий, чтобы украсить помещение, — и в этом было что-то такое, что Шеффилд нашла чрезвычайно обнадёживающим. Она спустилась ещё на один лестничный пролёт. В отличие от гробницы, которая его скрывала, это место ни на что не претендовало.

— О? — задумчиво произнесла темноволосая магесса, сжимая свои накрашенные рубиновые губы.

— Да. — Шеффилд кивнула, поздравляя себя с выражением замешательства и удивления, появившимся на лице вечно непочтительной женщины.

— Ах… Я понимаю.

— Вот именно.

Ещё один слой защиты. В конце концов, Дом Саксен-Гота учился у самых лучших. Почему один барьер должен быть последней линией обороны, когда можно поставить два? Или три?

— Тогда, я полагаю, это ещё один замок крови. — Изабелла указала на печать, на этот раз с гербом Тюдоров. — Я должна сказать… Что бы вы ни делали, моя леди… Это довольно тревожный талант.

— Хммм? — Мьёдвентир лениво обдумала это. — Возможно, тогда… Возможно, это признак слабости.

— О? — Холодный рептильный взгляд Изабеллы демонстрировал безжалостное любопытство.

— Слишком часто мне кажется, что те, у кого есть дар к магии, никогда не научатся им пользоваться, — объяснила Шеффилд. — Магия становится решением всех проблем. Почему человек должен подчиняться естественному закону, когда его можно изменить силой воли? Но ведь нет никаких причин, по которым один тип мышления не может дополнять другой.

— Вы так считаете, миледи?

— Если бы они хотели причинить мне неудобства… — Шеффилд сжала свой всё ещё кровоточащий палец, позволяя каплям упасть в ожидающую пасть дракона, — они должны были добавить самый обычный механический замок.

Снова она пожелала, чтобы артефакт повиновался ей, — и снова почувствовала, как изменения вступают в силу. Пол вокруг них покрылся рябью, как поверхность спокойного пруда, в который попал брошенный камень.

Не было ни стука, ни скрежета камня о камень, звук был больше похож на журчание текущей воды. Пол поднимался рядами, окружая фамильяра, мага и их сопровождающую. Полки из камня текли и обретали форму, впервые за десятилетия выпуская на свет свои сокровища. Поднимаясь всё выше и выше, пока не достигли половины высоты помещения, и только тогда остановились — так же плавно и тихо.

— Мощная магия Земли, — пробормотала Изабелла, осторожно приблизившись к ближайшей полке, а затем небрежно проведя пальцем по поверхности — кончик её пальца остался безупречно чистым. — Здесь вам лучше помог бы Чадрик. Дорогой — гораздо более умелый копатель грязи, чем я.

— Я предпочитаю, чтобы он держал меня в курсе дел Кромвеля, — ответила Шеффилд. — Твой партнёр — самый обаятельный из всех, кого я знаю.

— И он счастлив это демонстрировать, да… — Изабелла закатила глаза. — Конечно, я полагаю, что на меня могли бы взвалить и кое-что похуже… Итак, начнём ли мы? Я бы очень хотела, чтобы вы сказали мне, что именно мы ищем.

Шеффилд подумала об этом, решила, что это не имеет значения, и пожала плечами:

— Музыкальная шкатулка.

— Музыкальная шкатулка?! — Аки оживилась при одном упоминании об этом. — О, а что она играет, Шеффилд-сама?

— Если нам повезёт, — Шеффилд закрыла глаза, — то вообще ничего. Она должна быть сломанной.

Наглая ложь, конечно, — но её всё равно невозможно услышать никому, кроме законного хозяина. Музыкальная Шкатулка Основателя, Сокровище Пустоты Альбиона.

— Мы проделали весь этот путь, чтобы искать сломанную музыкальную шкатулку? — спросила Изабелла.

— Разве это проблема? — И снова Шеффилд было доставлено удовольствие видеть, как чрезвычайно опытный маг оказывается в тупике.

— По сути — нет, — ответила Изабелла, едва заметно фыркнув. — Вы в любом случае заплатили за моё время. Хотя, — она обвела взглядом полки, которые вздымались вокруг них на пугающую высоту, — я не уверена, что вы оплатили всё время, которое на это уйдёт.

Сокровищница была такой же большой, как погребальная камера над ней, около двадцати майлов в поперечнике и круглой формы, со стеллажами высотой в четыре-пять майлов, набитыми всевозможными артефактами и реагентами. Большая часть магии обнаружения вызвала бы отклик, так что это было очень похоже на сокрытие иголки в куче сена.

Что было не такой уж большой проблемой — ведь Шеффилд предвидела и это. Открыв ещё один мешочек на поясе, она извлекла маленькую серебряную коробочку, расстегнув элегантную застёжку на крышке, чтобы явить на свет содержимое.

Когда Изабелла присмотрелась повнимательнее, она сморщила нос и недовольно фыркнула:

— Светлячки? Или… нет… големы?

Големы в форме насекомых — маленькие стеклянные тела, крылья из фольги и ножки из изогнутой проволоки.

— Алвисы, точнее. Специально созданные по моему заказу, чтобы найти то, что мы ищем.

Опираясь на то, что она смогла почерпнуть из Кадильницы своего Хозяина, она была уверена, что эти создания смогут обнаружить любой след Пустоты, который случайно оказался в этом месте, независимо от того, насколько он замаскирован покровом магии, который в этом месте было приторным, словно дешёвые духи.

Мьёдвентир склонилась над содержимым коробки и тихо подула, наблюдая, как алвисы зашевелились, их крылья затрепетали в слабом свете, а затем они начали подниматься в воздух, тела светились изнутри, пока они разлетались среди полок.

Им нужно было только подождать — если алвисы что-нибудь найдут, то это станет ясно сразу, когда весь рой соберётся вместе. А пока Шеффилд занялась ближайшими полками, изучая предметы, проводя пальцами по тем, которые казались многообещающими, и читая их самые сокровенные тайны. Сфера провидения, спрятанная в амулете. Посох, зачарованный для выполнения определённого заклинания уровня «квадрата», стоит лишь напитать его магией. Лужица ртути размером с её кулак, сильно зачарованная и смешанная с тонкой взвесью Земляных Камней — голем, созданный для убийства. Ряды зачарованных мечей и доспехов, достаточные, чтобы вооружить эскадрон рыцарей.

А потом реактивы. Редкий ингредиент за редким ингредиентом, некоторые из которых было бы трудно достать даже её Хозяину. Экстракт глаза багбира. Сохранённая жизненная сила — кровь глубинного кальмара. Плавленая силикатная порода, содержащая фрагмент Духа Огня…

Изабелла зависла над куском чего-то, похожего на серую кожу — но блеск в глазах мага показывал, насколько неправильным было это впечатление.

— Чешуя мифического дракона… — в том, как она это сказала, было невысказанное обещание того, что волшебница могла бы сделать с такой вещью. Шеффилд тоже могла достаточно хорошо себе это представить. Мифические драконы обладали продолжительностью жизни в тысячи лет, становясь только больше и сильнее. Это и обрекло их на истребление, поскольку их тела стали желанными для всех, кто стремился получить желанный приз бессмертия.

Действительно ли плоть мифического дракона может даровать бессмертие, Шеффилд не могла сказать, — её собственные исследования были… неубедительными. Однако тот факт, что бессмертных, о которых можно было бы говорить, не существовало, скорее, предполагал обратное. Что чешуя точно могла сделать, и Мьёдвентир была уверена в этом, — так это стабилизировать хрупкую плоть живого голема, известного как «скирни». Шеффилд легко могла понять, почему это заинтересовало её спутницу.

Но этому не суждено было сбыться — не в этот день.

— Мы здесь не за таким маленьким призом, Изабелла. Если ты хочешь использовать это в своей работе — мы позаботимся о том, чтобы его перевезли в Лондиниум. — На самом деле, было бы неплохо, если бы они затребовали несколько предметов из реликвария, — хотя бы для того, чтобы ослабить подозрения сэра Уилхайма. — На данный момент мы здесь только из-за шкатулки.

Тем не менее, рука Шеффилд снова остановилась. На этот раз она покоилась на гладкой рукояти из слоновой кости. Рукоятка кинжала, который идеально подошёл ей по руке. Небольшая вещица, возможно, в треть майла длиной и весом, с которой легко справится опытный владелец.

— Вы никогда не рассказывали мне… — сказала Изабелла, расхаживая по комнате и отмахиваясь от нескольких алвисов, ползающих по корешку старого гримуара, — что вы хотите получить от всего этого? От Реконкисты, в смысле…

— Хммм. — Мьёдвентир был удивлена, что Изабелла спросила об этом в пределах слышимости Аки. В конце концов, немёртвая фейри наверняка передаст своему хозяину всё, что услышит. С другой стороны — такая пустая светская беседа не могла причинить вреда и очень сильно успокоила бы такого человека, как Кромвель.

— Видите ли, мы с Чедриком занимаемся этим из-за денег. Очень больших денег. — Верно — но осталось невысказанным, что они также долгое время были слугами короля Джозефа Галлийского. Её Хозяин постоянно нуждался в исключительных слугах, некоторым из которых можно было доверить часть его великого плана. — Что касается вас… Это работа или личное? Интересно… — На этот раз — актуальный вопрос. И, возможно, потому, что ей не нужно было отвечать на него полностью, Шеффилд позволила себе поразмыслить над тем, о чем её спросили. — Вы не кажетесь особо увлеченной всем этим, вот и всё… И не потому, что вы цените доверие лорда Кромвеля.

Нет, вовсе нет. Шеффилд был так же удивлена, как и все остальные, успехом их планов. Даже с каждой унцией помощи, которую она смогла организовать, Реконкиста была очень близка к краху в те первые месяцы. Она не учла, что Кромвель, при всей его неуклюжести, на самом деле обладал потрясающей способностью выживать в покушениях и толикой политических способностей. Достаточными, чтобы сохранить Реконкисту единой и направленной на единую цель — и незаметно менять эту цель всякий раз, когда этого требовали обстоятельства.

Но больше всего она не ожидала, что Чадрику и Изабелле удастся так великолепно склонить барона Аделину на сторону Кромвеля. Убийство принца Лайонела в лучшем случае было рассчитано на то, чтобы посеять смятение и недоверие в рядах роялистов и выиграть время, пока собирались наёмники. Она сильно недооценила, насколько близок к перелому сам король Джеймс.

Даже её Хозяин был… если не счастлив, то, по крайней мере, заинтригован трагедией, как можно быть заинтригованным, наблюдая, как муравьи разбирают на части ещё живого кузнечика. Мэри Аделину, всё ещё скорбевшую по своему мужу, одели в лохмотья, сбрили с головы золотистые волосы и вывели на казнь по воле короля. Жители Лондиниума испугались — и поэтому приветствовали это, но всего несколько месяцев спустя их король бежал, а растущая армия Реконкисты вывешивала свои флаги на всех мостах и башнях.

Конечно, этот интерес продлился недолго. Как и всегда — когда её Хозяин решал, что объект наблюдения не даёт ему знаний о той важнейшей части, которой ему никогда не постигнуть.

Вот и всё.

— Да. Это личное дело.

Шеффилд чувствовала себя в безопасности, зная, что её не спросят ни о каких подробностях. Её не волновало, сколько на самом деле знает Изабелла.

Потому что она сама знала больше, чем большинство. Точно так же, как и это место, она была прекрасным пустым сосудом, задуманным для служения Богу… Саджида… Это было имя, которое мягко произнесла ей, когда она была маленькой, нежным голосом женщина, которую она лишь смутно помнила, — прежде чем отец забрал её для подготовки.

Она нуждалась в совершенствовании — это было обосновано, как и девушки, которые были до неё. В ней было слишком много её самой, и в её сердце не хватало места для Бога. Её нужно было избавить от всего лишнего через поклонение, лишения и подчинение. Её научили молиться. Она молилась, когда постилась, и молилась, когда ходила без сна, молилась, когда подвергалась воздействию стихий, и когда её били плетью за её последние несовершенства.

Молясь, она впадала в оцепенение, всё больше и больше забывая о той нежной жизни в объятиях матери, о жизни, которая, по словам священников, была недостойна человека, посвящённого Богу. Молясь, чтобы, наконец, отдать достаточно себя, чтобы Бог вошёл в неё и боль прекратилась. Какое-то время она почти смогла в это поверить.

Но в глубине души она всегда знала, что это неправда, и в конце концов, когда она оказалась ни с чем, то поняла, что ни один любящий Бог не сделал бы это её испытанием. Именно тогда девушка, которую отец забрал, чтобы сделать Совершенным Сосудом для Бога, осознала истину, и именно тогда она по-настоящему отчаялась. Боль, которую она терпела так долго, стала невыносимой. Ночи молитвы больше не приносили ей утешения. Ей столько раз говорили, какая она прелестная, какой красивой она становится, — эта похвала стала горькой и жестокой.

Что было ещё более горьким и жестоким — так это то, что мужчина, который спас её от этого… ада… От того, что человечество создало для себя… Она уже была совершенна во всех отношениях, как того хотел её отец — а король Галлии Джозеф сам по себе был пустотой. Там, где у Шеффилд были шрамы, когда она пыталась вырезать свою человечность — у него изначально не было ничего. И всё же он был так добр с ней…

Точнее, он не обращался с ней жестоко. Её Хозяин был холоден и расчётлив, склонен действовать жёстко, зачастую жестоко — но всегда с чёткой причиной, на которую можно было бы указать. Он не утруждал себя жестокостью, если считал, что это ничего не даст. И когда он был жесток — он не оправдывал себя клятвой Веры в Бога.

Она не знала, что с этим делать.

Она должна была стать его фамильяром. Его пожизненным слугой. Что же, она была предназначена для Бога — но если Бога не существует, то подойдет другой Хозяин. Как пустой сосуд, она получила всё, что он дал ей. Дар Пустоты, образование, титул. Шеффилд была создана из всего этого там, где раньше была только пустая оболочка.

Постепенно она решила, что влюблена в него.

Она понимала его — немного, совсем чуть-чуть, но всё же она понимала его. Она понимала, какой пустой оболочкой он был, — и её сердце болело оттого, что она ничего не могла для него сделать. Ни одно слово или клятва из её уст никогда не волновали его, её общество никогда не доставляло ему удовольствия, и это никогда не вызывало его гнева, даже когда она предлагала свою любовь, даже когда она отдавала своё тело.

Она была пустой оболочкой — и всё же она жаждала быть наполненной любовью своего Учителя. Но если нет… Она согласится и на его ярость.

— Очень личное дело, — тихо повторила Шеффилд. — И это всё?

Маг Воды вернула гримуар на полку и указала на кинжал, всё ещё зажатый в её руке.

— А могу я спросить, есть ли у этого какая-то особая история?

Кинжал?