・5・ (2/2)

— Растекся на диване. Кстати, красивые тарелки.

— Увидел бы их раньше, может и съехались бы быстрее.

— Но я все же рад, что сначала познакомился с тобой, а потом уже с вашей фамильной посудой, — добавляет Пак, быстро целуя в висок и направляясь проверить состояние погибающего.

・・・</p>

Когда большая часть привезенной еды была съедена, а Сонхун позабыл про свои боли во всем теле после тяжелого дня переноса вещей на пятый этаж и обещания мести, за окном уже давно царила темнота.

— И куда ты собрался? Оставайся уже у нас.

— И стать свидетелем вашей бурной ночи? Ну уж нет, поберегу психику.

— Там нечего беречь.

— В основном благодаря тебе.

Парни отвечали друг другу без какого-либо энтузиазма, по давно заведенной традиции между ними, поэтому Хисын решает не прерывать их и разобраться с остатками пира на полу в зале (самый младший отказался перейти на кухню).

— Давай помогу, — заметив характерные движения Ли, Джей уже собирался встать.

— Сидите, я пока помою посуду, чтоб потом не возиться, пойду унесу пиццу в холодильник.

— Мы пока тарелки соберем, я приду помочь, — последнее, что успевает сказать Чонсон, когда Хисын поворачивает на кухню.

— И так, что вы выберете? Галстук или бабочку? — Сонхун и не думает помогать старшему, удобно располагается у дивана.

— Собрался продолжить банкет?

— Да нет, на свадьбу. Учти, бабочка на мне лучше смотрится.

— Чью это свадьбу?

Тотчас лицо Пака преображается в картину из разряда «как ты вообще дожил до своих лет». До Джея наконец-то доходит.

— Засранец, даже и не думай теперь о приглашении! — парень чуть ли не бросается на обездвиженное после еды и практически не сопротивляющиеся тело рядом.

— А что я сказал?! Это правда! Я экстрасенс!

— Ты мертвец!

・・・</p>

— Обязательно напиши, как доедешь.

— Чтоб я еще перед тобой отчитывался. Пока, Хисын, и удачи. По опыту скажу его терпеть ну сущий Ад.

До того, как Чонсон успевает что-либо ответить, Сонхун быстро и оперативно закрывает за собой дверь и сбегает по лестнице. Ли уже привычно смеется над этой типичной картиной.

— Паршивец.

— Такой молодой, а уже отец подростка, не завидую.

— А как с ним иначе? Я волнуюсь.

— Ваши отношения мне никогда не понять. То грызетесь, то заботитесь друг о друге, у меня такой дружбы не было, — Хисын мягко тянет Джея в зал в обход кухни на диван. Сейчас настроение не до уборки, тем более завтра им придется перемыть всю квартиру.

— Я не помню своего детства без него. Он поздно начал ходить и его мать говорила — зато ноги будут длинными, и ведь права была. Она дружила с моей, поэтому мы и выросли вместе, — голос у блондина притихает при упоминании родителя, и Ли понимает, что ему сложно об этом говорить.

Тут-то они похожи.

— Я рад, что с тобой он открыт, мне казалось, вас было рано знакомить.

Хисын не может даже представить себе громкого и энергичного младшего как-то иначе. Он беззвучно гладит Джея по руке, призывая продолжить рассказ.

— Он как бы наполовину такой, какой с нами. В школе по пальцам можно пересчитать все слова, сказанные им за день. Учителя раньше часто уделяли его молчаливости слишком много внимания, по мнению этих напыщенных стариков в очках ребенок так себя вести не должен и у него точно какие-то отклонения. Сколько раз я порывался поговорить с ними на эту тему.

Зная характер Пака, можно предположить, как сильно у того чесались кулаки. Его чувство справедливости — бетонная плита впереди него, защищает от любой угрозы. Жаль тот не понимает, что спина всегда остается открытой.

— Я так хотел помочь, но своими методами исправления только делал хуже, поэтому принял решение стать тем, с кем ему не нужно будет закрываться и считать каждое сказанное слово. Наверное, со стороны кажется, что мы только и кроем друг друга, но это удобная для него манера общения, и я к ней более чем привык.

— Ты на многое идешь.

— Для близких не жалко.

Хисыну не особо нравится такой подход, но это дело Джея, так что он понимает и принимает.

— На самом деле у нас есть важная миссия, — Пак резко меняет тему.

— Не-е-ет, только не посуда, давай завтра?

— Фу, завтра, конечно. Я про вечерний плейлист. Нам нужна музыка, чтоб слушать каждый вечер. Она должна быть особенная.

— Какая например?

— Хм, как на счет этого? — невзначай предлагает блондин, указывая на название в своем телефоне.

— Не знаю такого исполнителя.

— Ох, многому тебя еще учить, — смеется Джей, включая трек и утягивая Хисына за собой в центр зала.

Неспешная гитарная мелодия заполняет комнату, создавая атмосферу какого-то до жути романтичного фильма, которая бы в другой ситуаций заставила поежиться, но почему-то сейчас все было более чем уместно. Ли кладет голову на плечо Пака и придвигается ближе, позволяя обнять себя со спины и увлечь в ленивый танец.

Он в жизни не испытывал большего доверия и любви, чем в эту конкретную минуту к этому конкретному человеку. Неосознанно заключает для себя, что вряд ли сможет относиться к нему иначе. В этот самый момент Хисын готов бросить вызов любому испытанию, пока Джей держит его вот так, как сейчас. Слушая слова песни, он понимает еще одну вещь.

— Ты ее заранее подготовил?

— Так сильно заметно?

Старший лишь тихо смеется в плечо и чуть сильнее обвивает руками самое теплое тело. Такая реакция не может не вызывать улыбку, и Пак поддается, тихо пропевая строчки куплета.

*«Это ты, ты, и благодаря тебе я пою.

Ты каждая строчка, каждое слово,

Ты — это Все».

・・・</p>

— Чего так пыльно? Ты себе вообще готовишь? — первое, что вырывается у Хисына, проходя в залитую светом осеннего солнца кухню с огромными пакетами из супермаркета.

— Готовлю, когда настроение есть, — отвечает Джей, подходя к раковине и включая воду.

— Настроение? Я-то думал, если ты и будешь мне изменять, то только со своей кухней, да и то в этих отношениях я буду любовником.

Повисает тишина. Ли ставит пакеты внизу у барной стойки и садится на высокий стул. Он ждет хоть какую-нибудь реакцию на этот укол в сторону теперь уже брюнета напротив, надеется, что кроме цвета волос в нем ничего не поменялось. Буквально сверлит взглядом спину в попытке разглядеть то самое сердце, в которое влюбился студентом.

Да, он мог сдержаться и не начинать этот разговор так резко. Дали бы больше сил держать рвущиеся вопросы и дальше, не сказал бы.

Только вот терпи он дальше, здесь бы не сидел. Впервые он рад, что бессилен.

Пак поворачивается и облокачивается на стойку, смотря старшему прямо в глаза.

— Что ты хочешь услышать?

— Правду.

— Ты уже все слышал и знаешь.

— Так подтверди, скажи вслух.

В тех глаза бескрайнее синее море, на дне которого бьется та самая глупая справедливость.

Ты не смог ее удавить. Она и есть ты. Пора бы это признать.

— Хорошо.

**«Любовь всей моей жизни, неужели ты не видишь?

Верни его, верни!

Не отбирай его у меня.

Ведь ты не знаешь,

Что оно значит для меня».