На руинах вины (1/2)

Некогда гордые башенки, омываемые последними каплями дождя, щерились выбоинами в хмурое небо. Тучи медленно, словно нехотя расходились над городом, позволяя лучам Анар высветить то, что осталось от улочек, стены, набережную когда-то великой столицы, превратившейся в Город Призраков — высветить въевшуюся в камень боль, которой было так много, что за тысячи лет дожди так и не смогли её полностью смыть; стены с зияющими проломами и обожжённым камнем; набережную, светло-серые булыжники которой покрылись тиной там, где их касались волны Андуина, часто перехлёстывающие поверх осыпавшихся от времени ограждений.

Всадник, что смотрел с пригорка на остатки разрушенного моста, тяжело выдохнул. Крепкий гнедой под ним смиренно стоял, не смея тревожить седока, также безмолвно замерли в отдалении и почти две дюжины воинов. Сам всадник был широкоплеч и статен, с благородными чертами чеканного лица. Поднявшийся ветер вольно трепал копну его коротких тёмно-каштановых волос. Два парных коротких меча в ножнах за спиной, седельный меч у левого колена, перебирающие поводья руки в тонкой выделки кожаных перчатках — всё это выдавало в юноше сына зажиточных родителей. Не знавших его близко слегка смущала щетина и тонкая линия усов над верхней губой на лице, так похожем на изображения квенди на древних фресках. Немногие знали о происхождении всадника, как и о том, почему кавалькада сделала крюк в столько лиг.

К застывшему скорбным изваянием всаднику приблизились двое.

— Величие, разрушенное Тьмой, — вздохнул светлокожий эллон.

Изящный эльда сидел верхом на белоснежном жеребце. Как и большинство представителей древнего народа он был красив и статен: лицо в обрамлении смоляных волос, заплетённых в толстые дорожные косы (лишь тонкая прядка своевольно выбилась на лоб, «заглядывая» в серо-голубой глаз под тонкой линией брови), прямой аккуратный нос, высокие скулы и капризно изогнутая луком верхняя губа — «ничего особенного», как говорил он сам, отшучиваясь от знакомых эллет, считавших его «самым идеальным творением Эру после Феанаро». Эльда был одет в тёмную тунику из мягкой кожи с распахнутым на горле воротником, под которым была видна белая нижняя туника. Бока скакуна обхватывали крепкие ноги в тёмных дорожных штанах.

— Которое когда-нибудь вернётся на эти берега, — повернулся к нему тоскующий всадник.

Высокородный, что было видно даже по относительно простым для него одеждам, эллон тепло улыбнулся, вмиг переставая казаться надменным, а его выпущенная сила, поддерживая, обволакивала спутника эльдар.

— И ради этого все мы готовы бороться.

Третий эльда был также черноволос, но кожей более смугл. Черты его лица были мягче, как и общее впечатление от облика. Серые, почти стального холодного оттенка глаза смотрели, однако, тепло и сочувственно; волосы, так же заплетённые в косы, спускались на плечи и на скаку змеями хлестали по спине. На эльде была синяя туника, тоже распахнутая, поверх — серого цвета плащ, подбитый тёплым мехом, из-под которого были видны дорожные штаны.

— Это наша битва, она важна для всех нас, — добавил эллон, окутывая центрального всадника своей силой.

Две волны поддержки и участия пересеклись на скорбящем и, воссоединившись, на миг вспыхнули.

— Вы бы поаккуратнее, — пожурил, но все же заметно расслабился цель их общей заботы.

— Мы совсем чуть-чуть, — хмыкнул белокожий эллон, поглаживая крепкую шею белоснежного скакуна, — чтобы подпитать тебя, но не привлечь внимание тварей Тьмы.

— Но воины заметили, — с мягкой улыбкой скосил взгляд на двоих своих спутников смуглый.

— И спустя тысячи лет они реагируют также, как тогда, когда мы сделали это впервые, — закатил глаза белокожий эльда.

— Ты и сейчас делаешь такой же «невинный», как и тогда, взгляд, при этом наводя страх на весь Ривенделл, — совсем успокоившись, засмеялся центральный всадник.

— Обычное дело — средь бела дня вспыхнул купол, словно Долину накрыли серебристым колпаком, как это делают повара, закрывая готовые блюда, — коротко усмехнулся смуглый эллон.

Их друг вновь рассмеялся. Тут же посерьёзнев, он снова застыл, окидывая взглядом разрушенный город у своих ног. В его глазах всё ещё была печаль, когда он перевёл взгляд на тот участок набережной, где по словам живших в этих местах потомков дунэдайн не иначе как колдовскими чарами был отмечен небольшой пятачок мостовой, где камни были светлее даже под въевшейся в них кровью, а между булыжников пробились два мака — два красавца-цветка цвета свежей крови, сросшиеся стеблями. Ходили слухи, что они не теряли лепестки и стойко переживали даже зимние холода.

— Ты обязательно вернёшься сюда, — смуглый эльда мягко тронул поводья, и его вороной тут же перестал медитативно щипать травку и плавно подвёз своего седока ещё ближе.

— Вернусь, — уверенно поднял гордую голову всадник гнедого скакуна и твёрдым движением руки развернул коня.

— «Передай» daerado, что мы сделаем ещё один крюк, — светлокожий чуть склонил голову в сторону смуглого эльды, когда гнедой скакун ушёл подальше вперёд. — Мне это всё меньше нравится, и у меня есть мысль…

— Твоя мысль не добавит твоему atto седых волос, как говорит твой дражайший ada с завидной регулярностью? Точнее, каждый раз, как мы куда-то уезжаем, — с едва заметной улыбкой в голосе задержал голос смуглого эллона. Всадник уже сделавшего несколько шагов белоснежного коня обернулся с проказливой улыбкой.

— А тот отвечает: «кто бы говорил…», — фыркнул он, не скрывая сыновней любви в голосе, и сжал коленями белые бока иноходца.

Смуглый эльда коротко усмехнулся и пустил своего вороного спокойной рысью, постепенно незаметными глазу движениями переводя в галоп.

«Что, опять?..» — встревоженно закатило глаза осанвэ.

***</p>

Крюк в пути было обещано наконец-то вознаградить хорошей воспитательной трёпкой, но после бурчания от самых развалин Осгилиата до северных границ Рохана им велели отчитаться по прибытии и закрылись авадом — резко, будто со всей аданской дури захлопнули дверь. Привычная гуляющая по лицу смуглого эльды улыбка на этот раз была вызвана мысленным просчётом вариантов, которые позволят обожаемому братцу выкрутиться на этот раз.

Но едва по прошествии четырёх дней на горизонте появились границы заповедного леса, в глаза смуглого эллона вернулся стальной блеск, служивший воинам молчаливым приказом сосредоточиться. Хозяева этого леса не были им угрозой, но сюда могло дотянуться щупальцами Зло, что обитало севернее и вот уже много сотен лет успешно, не без труда и потерь, их жителями сдерживалось. На миг послав живущим там близким fear свою любовь, смуглый эллон просто прикрыл глаза. Когда он их почти сразу открыл, ничего внешне не изменилось, но белокожий эллон обернулся и нахмурил тонкие брови. Спорить, правда, не стал и, фыркнув что-то, расслабил плечи, повинуясь невидимой силе и принимая её защиту. Каждому в Эндорэ своё место, у каждого своя роль в её судьбе.

— Ты с каждый годом всё сильнее, мой aranen.

Кусты даже не шелохнулись, а на поляне уже стоял высокий эллон в свободной тунике пограничника, за его спиной ещё двое держали в руках луки. Тут же синхронно отсалютовав ими, стражи опустили оружие вдоль тела и почтительно приложили открытые ладони к груди.

— Я почувствовал ваше присутствие лишь потому, что Владыкой мне дано это право.

— Mennen syilades, gwador Халдир, — улыбнулся смуглый эльда.

— Aranen Морохир. — Халдир вслед за двумя своими стражами коснулся ладонью сердца. — Aranen Келторн, — повторил он тут же, дружески улыбаясь появившемуся за спиной Морохира светлокожему эллону.

— Халдир, скажи ему, что можно снять вокруг меня заслон, — буркнул тот, но больше нарочито, чем действительно раздражаясь.