Часть 9. Глава 47 (2/2)

- Так! - грубо рявкнул военный, взглянув на вокзальные часы, и толпа сразу же притихла. - Слушай мою команду! Кого называю - бегом на свое место, повторять по два раза не буду! И если хоть кто-нибудь пикнет, что ему тесно, будет бежать за поездом своим ходом. Мотострелковая рота - второй вагон!

От толпы отделилась небольшая группа и начала поспешно карабкаться в поезд, боясь навлечь на себя гнев военного.

- Десантно-штурмовая - третий вагон! - продолжал он тем временем.

Следующая группа также начала грузиться в поезд.

- Танковая - четвертый!

Постепенно перрон практически опустел, а поезд, напротив, заполнялся. Вскоре на нем осталось не больше полусотни человек, на которых военный, казалось, не обращал внимания и глядя куда-то вдаль.

- А вы кто такие? - спросил он, наконец заметив их. - Поезд перепутали, что ли?

По толпе прошел шепот. Кто-то неосторожно произнес вслух слова ”офицерская академия”.

- Ах, офицерская академия? - расплылся в ухмылке военный, сразу же уцепившись за эту фразу. - Соскучились по родным партам? Ну, оно и не удивительно, все ж лучше, чем в окопах ползать!

Ответа на это ехидное замечание не последовало. Присутствующие не понимали, за что на них обрушилась такая немилость.

- Ну-ка, умники, ответьте, в каком я звании? - спросил военный, слегка отворачивая погон, на котором красовались четыре маленьких звездочки.

Последовало несколько неуверенных ответов, но, судя по всему, ни один из них не попал в точку.

- Капитан! - с презрением в голосе объявил военный. - Лучше бы вас куда-нибудь к артиллеристам определили, там как раз такие нужны.

Будущие курсанты продолжали хранить молчание, боясь, как бы не вызвать у командира очередной приступ гнева.

- Ладно, - сжалился над ними, наконец, капитан, чье умение издеваться над новобранцами, судя по всему, и ограничивалось этой своеобразной проверкой. - Первый вагон, поедете по-царски. И пошевеливайтесь, поезд уже отправляется!

***

Первым делом по прибытии в офицерскую академию новобранцев привели к присяге. Это делалось скорее в дань традиции, поскольку никто из курсантов всерьез к ней не относились.

После этого их почти налысо постригли, при чем парикмахеры так умело обращались со своими механическими машинками, что никто из курсантов не мог и в толк взять, куда делись их волосы. После стрижки все получили новую форму, инструктор показал казарму, в которой им придется жить, и велел ложиться спать, чтобы к началу завтрашних занятий быть бодрыми и свежими.

Потом потянулись долгие месяца обучения. Юру, как самого прилежного из курсантов, довольно быстро определили в первый ряд и теперь он делил место с другим таким же отличником - Эдиком Вильсоном. Целыми днями напролет они молча, сцепив зубы, синхронно скрипели авторучками, глазными мышцами и, кажется, даже мозговыми извилинами, ловя каждое слово лектора и тут же занося его в толстые тетради.

Саше же, оставшемуся в одиночестве, приходилось тяжело. Учиться он не любил, с трудом перебивался с троек на четверки. Часто, когда он увлекался беседой с соседом по парте, в кабинете разносился зычный оклик лектора: ”Курсант Агеев, выйти из класса!”. Оставшись в коридоре, он не упускал возможности пойти отдохнуть, заняться чем-то отвлеченным или просто выкупаться в речке. И каждый раз после занятий он получал выговор от своего друга.

Очень часто бывало, что Юра, вместо того, чтобы потратить заслуженный отдых на свои дела, силой тянул друга в библиотеку, где мог целыми часами заниматься с ним, помогая нагнать отставание. Много раз Агеев просил его просто дать списать задание, но каждый раз получал отказ. Вместо этого Задорожный приносил ему кучу книг, по которым сам писал конспекты и, давая ценные советы, что в каком томе искать, заставлял его прямо при нем выполнить задание.

Ночевать им приходилось в общей казарме на двухъярусных нарах, которые громогласно скрипели при каждом неосторожном движении. Юре и Саше, привыкшим к жизни в общежитии, не составляло труда заснуть после тяжелого дня не только на нарах, но, кажется, даже стоя. На такие мелочи, как шум и постоянная возня, они вообще не обращали внимания, относясь к ним с таким же вниманием, как к жужжанию мухи. Но вот у других дела с этим обстояли не так гладко. Им мешали скрип, храп и периодические вскрикивания во сне соседей по казарме. Кто-то соглашался обменять редкий швейцарский нож на пару уже ношеных беруш. Кто-то бегал к врачу и клянчил у него снотворное. Иногда дело доходило до ссор и даже потасовок. Порой сцепившихся драчунов приходилось разнимать всей толпой.

В один прекрасный день курсантам объявили, что пора определяться со специализацией и приступать к практическим занятиям. Юра не задумываясь записался в летчики, а Эдик, все время только и твердивший о том, что без бронетехники не обходится ни одно сражение, связал свою жизнь с танкистами. Саше же ничего не оставалось, кроме как последовать за другом и тоже пойти учиться на пилота.

Практические занятия, на удивление, давались Агееву куда легче теоретических. Но еще более удивительным оказалось то, что Юра первое время выглядел совершенно беспомощным. Он тщательно записывал в тетрадь каждое слово летного инструктора, но, когда впервые сел за штурвал, даже не смог поднять машину в воздух. К счастью, страх перед высотой вскоре пропал и он начал летать не хуже остальных курсантов.

Ну и, наконец, выпускной экзамен, состоявший из теоретической и двух практических частей. Первая представляла собой письменный опрос, перед которым каждый курсант получил билет. Саша, усердно готовившийся под присмотром Юры, корпел над листом бумаги, стараясь припомнить, что изучал долгими вечерами. За это время Задорожный и Вильсон, исписав по несколько десятков листов и взяв по десятку дополнительных вопросов, сидели теперь довольные проделанной работой.

Вторая часть - демонстрация специальных навыков. Тут выпускники разделились. Первыми экзамен сдавали два отличника. И пока Эдик на своем танке мчался по пересеченной местности за рулем тяжелого танка, умело огибая препятствия и буквально перепрыгивая небольшие рвы, Юра выделывал над ним головокружительные бочки и мертвые петли, на истребителе, который накануне специально пригнали для этого события, иногда спускаясь так низко, что едва не цеплял его башню крылом или хвостом. Это зрелище оказалось настолько завораживающим, что оба инструктора, обложив обоих от полноты души отборным русским матом, поставили им, тем не менее, высшие оценки.

Ну, и последняя часть - самая сложная. Для нее в офицерскую академию присылали несколько грузовиков рядовых, проходивших военную подготовку, на учения. Все выпускники разделялись на пары, после чего им требовалось, командуя выделенной ротой, одержать верх над оппонентом или хотя бы получить тактическое преимущество. И вновь Вильсона и Задорожного поставили друг против друга. И тут уже возникли настоящие проблемы. По идее, требовалось провести до трех раундов, в процессе которых определялось, кто победил и сдал экзамен, а кто проиграл. По факту же обе стороны так осторожно и искусно командовали выделенными им людьми, что принимавшему экзамен офицеру пришлось досрочно прервать это тактическое соревнование, сообщив, что оба оппонента уже набрали самый высший балл.

Из офицерской академии Александр Агеев и еще сорок семь одногруппников выпустились в звании младших лейтенантов, а Юрий Задорожный и Эдуард Вильсон, за успехи в учебе, перешагнув это звание, удостоились сразу звания лейтенантов. Стоя на торжественном выпускном марше, с гордо поднятыми подбородками и сияющими от счастья глазами, задумывались ли они о том, что это только начало и им всем предстоит еще через многое пройти вместе?