10.09.22 (2/2)
— Ты меня напугал…
— Прости, но это и было из-за тебя.
— Что? — глаза друга округлились и он уставился на взъерошенные волосы коллеги, который не поднимал головы.
— Эти раны… Они из-за моей глупости по причине тебя, — тихо ответил больной, поглаживая бинты на запятьях, — я, просто, я… Я увидел, как ты общаешься с ней… Ты так сиял…
— С ***? Что? Не~ет, — потянул друг в очках, сжимая крепче пальцами одежду голубоглазого.
— Не обманыйвай себя… Я знаю, ты уже представил, как вы будете жить вместе, у вас будет трое детей, ты будешь прекрасным отцом… Я знаю это, — замолк актёр и был прав.
Буквально вчера у коллеги в очках хватило смелости подойти в девушке, которая ему нравилась уже года три и поговорить. Она рассмеялась звонко, но согласилась на свидание. А после поцеловала в щеку и убежала довольная цокая слегка каблуками.
— Ты ведь сейчас шутишь? — тихо спросил младший, чувствуя, как все внутренности похолодели окончательно.
— Нет, — отрезал резко голубоглазый и поднял глаза на младшего, — нет, я не шучу. Я знаю, что такое влюбиться… Поверь, это я вижу, — он спокойно так говорил, как будто это было действительно так очевидно.
— Но я…
— Не говори, я знаю, что тебе не пара. Глупо было мечтать, что я когда-то смогу жить с тобой рядом, — опустил голову вновь старший, — такие отношения не примет общество… Считай, что ничего не было, забудь, у что-то было. Забудь меня и строй свою жизнь.
Каждое слово ранило так глубоко в нежное сердце, а после и вовсе прошло насквозь.
Пусть они жили вместе всего лишь три месяца, пусть были ночные беседы, совместная работа, но неужели голубоглазый на яву мечтал жить с другим мужчиной на полном серьёзе? Нет, друг в очках, не мог так. Да, они целовались по пьяни несколько раз, один раз и вовсе почти дошли до грани, но актёр во время отпрял и ушёл в другую комнату, иначе бы то, что могло случится, могло на утро испортить всё.
Да, он целовал его в волосы, раненые руки и больные глаза, гладил ночами по плечам, спине… Да, они пару раз мылись вместе в ванной и душе, так как воды иначе бы не хватило. Да, они…
Тяжёлый выдох и друг с очках осознал почему же так близко он был в глазах цвета океана. И почему же тот резко и очень глупо приревновал.
— Прости… Я не могу, — отозвался тихо младший и ему очень было некомфортно.
Он был уверен, что сейчас потеряет его… Его глаза цвета снега в океане навсегда.
— Всё в порядке, ты не обязан, — этот ответ был финалом добивки.
Это, как в кино множество раз подростки признаются друг другу в любви до конца жизни, а после им не отвечают взаимностью, первое и последнее, что они делают — они убивают себя.
Хотелось сказать: «ты не так понял», но сказать такое обмануть себя. Но друг в очках правда не думал об их отношениях, как о нечто запретом и более глубоком, чем обычно… Чем между друзьями.
— Я устал… — выпутался актёр из объятий и лёг в постель, закрывая глаза.
— Я могу посидеть рядом?
— Если хочешь.
— А стоит тебя поддержать за руку?
— Если хочешь.
Это напоминало самые первые дни совместной жизни, когда друг в очках не знал ничего и не был ни в чём уверен, он вечно спрашивал во всем разрешения.
— Ты… — младший увидел, как старший отвернулся на бок, — восстанавливайся, я буду тебя очень ждать.
Осталось только встать и выйти из палаты.
— Видишь? Тебя никто не любит, как я, — раздался голос позади и лежащего пробила крупная дрожь и холод, — никто.
Хотелось крикнуть: «Ложь», но всё было сказано ранее. Оставалось только повернуться на другой бок, увидеть её красивые глаза, придвинуться ближе и уткнуться носом в грудь, шепча: «Прости, Родная, изменника… Я снова тебя не послушал», ощутить её ледяные пальцы под одеждой и морозное дыхание в шею, с колючими поцелуями за ухом.
За тот вечер пациента дважды возвращали к жизни с того света, настолько боролись за него врачи и настолько он не хотел жить.
В последующие разы друг не приезжал, хотя ему звонили. Почему? Он запутался. Запутался в своём отношении к старшему актёру.
После нескольких месяцев в больнице, вернувшись в совместную квартиру, первое, что сделал голубоглазый это обжог специально руки кипятком. Зачем? Его больной разум со временем перестал чувствовать в принципе физическую боль. И делая периодически сам себе любые ошибки, он проверял чувствует ли он хоть что-то.
Оказалось, что чувствует… Тем вечером он сидел на подоконнике, глядя в окно. Впервые за долгое время раздался щелчок ключей в двери. И сразу же томные вздохи, несвязная речь. Актёр только и мог, что заскочить в шкаф в соседней комнате, сесть вниз и закрыть рот ладонью.
После он слышал, как что-то упало, был взвизг, который тут же был приглушен другим звуком, а после страсть приняла горизонтальное положение. Скрип, стон и яркие фразы через стену.
Голубоглазый старше был на несколько лет своего коллеги, конечно он понимал, что это рано или поздно случится. Но так, чтобы в их квартире, на кровати, в которой его обнимали ночами, успокаивали вечерами и будили с утра…
— Слышишь ли ты, как я произношу твоё имя бесконечно? — дрогнул голос старшего почти безвучно, — Видишь ли ты, как я тоскую о тебе бесконечно? — он сжал собственные плечи до боли, — Позволишь ли ты прикосаться к твоей душе бесконечно?
Когда всё стихло, хлопнула дверь.
— ***, а тут разве кто-то был? — лишь тогда друг, очки которого лежали на тумбе, понял, почему же дверь была закрыта ранее на два оборота ключа, а не на один.