33. Ночь унесла тяжелые тучи (2/2)
— Прости, Тань, я напугал тебя. Я не нарочно, — мужчина было подался к ней навстречу, но тут же снова остановился, ощущая какую-то неясную неловкость. После всего того, что случилось вчера, он совршенно не представлял, как теперь вести себя с ней. Растерялся. Будучи мужчиной в солидном возрасте. Перед молоденькой девчонкой. Никогда в жизни не попадал в такие пикантные и совершенно неловкие ситуации.
— Как ты вошел? Я не слышала, — сбивчиво пробормотала девушка, все еще не двигаясь с места и не разрывая зрительный контакт. Этот ступор от столь неожиданного появления Валерия прямо за спиной все никак не отпускал ее тело.
— Наверное, масло так сильно шкварчало, — неуверенно слегка улыбнулся Кипелов в попытке хоть немного разрядить нависшее в помещении напряжение. — Масло… Черт побери, горит же! — выкрикнул он, учуяв запах пригоряющей яичницы, в два прыжка подлетел к газовой плите, тут же перебросил в другую руку один костыль, выключил огонь и подхватил деревянную лопаточку.
Тщетные попытки спасти завтрак не увенчались успехом. Рокер кое-как отскреб от сковороды почерневную снизу глазунью, вздохнул и, вновь слегка улыбнувшись в попытке смягчить ситуацию с кулинарной аварией, произнес:
— А ты, как это модно сейчас говорить, жжешь! Придется выбрасывать. Есть запасная сковорода и яйца?
Тишина была ему ответом. Он повернулся и посмотрел на девушку. Та все еще стояла в оцепенении, но уже успев отступить на пару шагов назад и прислонившись к подоконнику. Поймав взгляд Валерия, она торопливо отпустила голову. То ли виновато, то ли с досадой. Валерий не понимал причину такой ее реакции. Вся сжалась едва ли не в комок, в глаза не смотрит и ни слова не говорит. Это было так странно, что мужчине и самому вдруг стало как-то неудобно. Совершенно не хотел ее смутить или расстроить. Ему изо всех сил захотелось успокоить ее и вывести из этого ступора. Помедлив немного и собравшись с мыслями, он отложил лопаточку на столешницу и произнес:
— Таня, давай я просто заново приготовлю завтрак, а ты немножко подожди, хорошо? А то я все равно торчу здесь без дела, словно какой-нибудь инвалид, ни на что не годный… — Кипелов замялся, сдерживая подступающее раздражение. — В последние три дня ты была так добра и заботлива ко мне, мне бы хотелось тоже… В общем, где еще сковородку найти?
Немного помедлив и покусав губу, Таня указала пальцем на нижний шкаф рядом с плитой.
— Стой! — она вдруг громко вскрикнула, а Валерий, едва не сделав шаг в сторону, замер от неожиданности и посмотрел на нее. — Надо это убрать. А то раздавишь, — пробормотала девушка и бросилась на пол подбирать яичные скорлупки прямо у ног Валерия. Вдруг неожиданно он поймал ее взгляд снизу. Прямо в глаза. Такой странный, пронзительный и немного грустный. Дурацкая ситуация, немая пауза, от которой все нутро сжимается в тугой узел. Смотрит на него, молчит и не отводит взгляд. А он стоит и чувствует себя полнейшим идиотом. И от этого словно выпал из реальности.
Как зажигал газ, ставил на плиту скороводу и наливал в нее масло, Валерий толком не осознавал. Как рядом с ним снова очутилась Таня, тоже не успел сообразить. Все происходило, как во сне. Как эта девчонка умудрялась так запросто, но вовсе не специально, смущать его, он не мог взять в толк, и от того злился на самого себя. Она была так близко, что ему казалось, будто он слышит стук ее сердца. Подумал на мгновение, что уже совсем головой двинулся. До одури приятно ее присутствие совсем-совсем рядом. Без издевательств, высокомерного взгляда, злости… И от этого еще яростнее становится внутренняя борьба с самим собой. Так сильно соскучился, так сильно хочется обнять ее до крика, но так отчаянно сопротивляется в нем мужская гордость. Ведь она теперь с другим… И все равно до мурашек приятно. Пусть это даже совсем не надолго. Пусть скоро приедет тот, кто в мгновение ока разобьет эту хрустальную идиллию.
Таня легонько толкнула его локтем и протянула ему колбасу, исподлобья посмотрев в глаза.
— Мама в детстве делала глазушку с колбасой, — прошептала она. — Пожаришь ее?
— Д.да, конечно! Так вкуснее. И… это… — снова смутился и тут же напряг челюсти, мысленно обругав самого себя. — Есть еще зелень, специи, овощи какие-нибудь? — за деловым тоном Валерий пытался скрыть накатывающее волнение от слишком сильно сократившегося расстояния между ними.
— Вот петрушка! И молотый перец нашла. Еще черри и немного салата, — пару минут спустя девушка вывалила на столешницу все перечисленное и положила подле себя разделочную доску. Первая же маленькая помидорка лопнула от давления ножа на ее тонкую кожицу. — Блин! Что за фигня?!
— Ты не дави, а режь, — не удержавшись от совета, назидательным хозяйским тоном произнес рокер, вдруг схватил руку девушки вместе с ножом и попытался помочь с нарезкой, но тут же поймал ее испепеляющий взгляд в тандеме с грозно надутыми губками и отдернул руку. — Это… Нож, наверное, просто затупился. Я поточу потом.
— Эй! Не трогай меня! Я сама! — вспылила девушка и принялась деловито нарезать овощи, явно приняв во внимание непрошенный совет, но вида не подала. — У тебя там сейчас все сгорит, а больше сковородок нет, так что придется тебе придумывать другой завтрак!
Последующие минутыт прошли в молчании, лишь несколько раз Валерий осторожно искоса поглядывал на Таню. Он улыбался, сам не понимая, почему, а она, поймав на себе его взгляд, вопросительно подняла брови: «Что уставился? Чего лыбишься?! А тебе не клоунесса, але!» Гневается, раздражается, но так мило. Только и делай, что сдерживай непроизвольные улыбки, то и дело друг за дружкой наползавшие на лицо вопреки воле. Таня злилась, на самом деле злилась. Но эта злось тут же рассыпалась, словно песок, от одного его теплого взгляда, полного умиления. От этого взгляда все внутри таяло, как масло, плавилось, как воск. Сейчас бы снова накричала на него, а он бы рассмеялся в ответ. Она начала бы толкать его, бить по груди ладошками, а он хватать за запястья и крепко прижимать к себе, сводя с ума, если бы не… Слишком много всего жестокого произошло между ними, слишком много боли они подарили друг другу, чтобы вот так просто взять и рассмеяться в голос, слиться с ним в одно целое и вновь раствориться в нем. И пускай все так же сильно хочется этого, как и прежде. Но пропасть, до краев заполненная болью, слишком глубока, и разделяет их, моментально стирая улыбку с лица и остужая вдруг забившееся слишком быстро сердце. Валерий заметил, как девушка вновь опустила голову и словно погрузилась в себя. И снова эта странная неловкость накатила волной.
— Отнесешь на стол? — разложив по тарелкам завтрак, кивнул девушке рокер. — А то у меня тут… — недоговорил он, указав взглядом на костыли.
— Ах, да, сейчас…
Таня засуетилась у стола, а он поставил на огонь чайник. Остыл совсем. Спустя время они сидели напротив друг друга, молча ковыряясь каждый в своей тарелке. Несколько минут прошло в вязкой тишине, пока Таня вдруг не отложила в сторон вилку и не приоткрыла губы, как будто собираясь что-то сказать. Ее перебил запевший на плите чайник. Вздохнула. Молча поднялась со стула. Через минуту, поставив на стол чашки и варенье с хлебом, снова села за стол и тихим голосом заговорила.
— Ты прости, что с завтраком такая фигня вышла… Я думала, что хоть глазунью элементарную смогу пожарить. Я же вроде бы как должна по документам о тебе заботиться и все такое. А теперь мой кулинарный шедевр лежит в ведре. Блиииин! Я такая неувязанная! — Таня стыдливо опустила голову, и ее веки задрожали.
— Да ну брось ты! Это ерунда! — попытался ободрить ее непринужденным тоном Кипелов. Не получилось.
— Я девушка! Которой покушать мужики готовят… — вскрикнула она, подняв на него глаза, уже наполнившиеся слезами. — Это так стремно, Валер!
— Ей Богу, нашла из-за чего расстраиваться! Научиться — не проблема. Зато салат замечательный! — шикоро улыбнулся Кипелов, нанизал на вилку помидоры с зеленью, положил их в рот и начал интенсовно жевать с театральным громким «Мммм!»
— Дурак! — крикнула девушка, но, не сдержавшись, хихикнула. А затем схватила чашку и громко отхлебнула из нее.
— А чай-то какой ароматный! Ух! — не унимался Валерий, продолжая по-дурацки улыбаться во весь рот, но вдруг поймал строгий взгляд Тани и моментально осекся.
— Допивай его и марш в комнату! — скомандовала девушка, изо всех сил стараясь придать голосу как можно больше металлических ноток, и принялась убирать со стола тарелки, так и не допив свой чай. — Чуть про укол из-за тебя не забыла! Сегодня последний.
Кипелов смотрел на нее и чувствовал, как теплеет на душе и тает лед на сердце. Вдруг понял, что ради таких, пусть даже редких, мгновений рядом с ней готов теперь вытерпеть все. Пусть она никогда больше не подпустит его к себе, но теперь уже вряд ли станет колоть его своими острыми шипами холодного взгляда и жестоких слов.
Тусть будет так, как есть.
Гори огнем!</p>
Кроме нее в его жизни больше ничего не осталось. Пусть даже она больше не его, пусть даже теперь ее обнимает другой… Другой! «Черт, совсем забыл!» — промелькнуло в голове Валерия.
— Скоро Никита приедет, да? — с плохо скрываемым раздражением выпалил вдруг рокер.
Услышав за спиной его голос, Таня вздрогнула, затем отложила в сторону недомытую тарелку и мыльную губку и замерла. В тишине шумела лишь вода. Помедлив немного, она закрыла кран и повернулась лицом к Валерию.
— Он не приедет.
— Эээ… В каком смысле? — не понял мужчина и вопросительно приподнял брови.
— В прямом, Кипелов! В самом прямом, блин! Прямее, чем шпалы на железной дороге! — накричала на него девушка, с раздражением вытирая руки полотенцем. — Я попросила его не приезжать… И не говори ничего!!! Допивай быстрей, и марш в комнату!
Таня и впрям была раздражена. На саму себя. Было отнюдь не просто фактически объявить капитуляцию, сообщив о том, что из-за него, переступая через стыд и собственную гордость, позвонила другу с просьбой оставить их вдвоем. Она знала, что Никита расстроен. Знала, как больно ему сейчас. Прекрасно отдавала себе отчет в том, что будет краснеть перед ним, когда они рано или поздно встретятся, что будет корить себя за свою слабость, за то, что, как ни пыталась, так и не смогла побороть в себе свою зависимость. Раздражалась и на Кипелова, потому что из-за него теперь чувствовала себя последней тварью.
А он смотрел ей вслед, когда она выходила из кухни, гневно чеканя шаги, широко раскрытыми глазами, глупо хлопая веками и совершенно ничего не понимая. Но где-то в душе стало еще немного теплее, словно первые лучики весеннего солнца упали на нее и озарили светом весь его мир.