Часть 29. Королева и Лекарь (1/2)

Калигари нельзя назвать идеальным потомком рода Гашпаровых: вместо светских мероприятий, организованных вампирами, он всегда предпочитал общество простых людей, среди которых и прятался большую часть времени, игнорируя свои обязанности главы. Он много знал о прошлом, но предпочитал не вмешиваться в настоящее и почти полностью игнорировал назревающий в подлунном мире кризис.

Гашпаров старше Дамы, но она — выходец из той самой чудовищной семейки, которая когда-то присвоила себе власть и стала управлять всем вампирским кланом на территории Петербурга. Ослушаться ее он не мог, даже если бы вдруг этого захотел. Под ее пристальным взглядом любой почувствует себя неуютно, и Калигари рассеянно сжимает и разжимает кулак, разглядывая волнообразные темные линии на своих руках. Не вступать в игру нельзя, все равно рано или поздно придется принимать сторону. В его роду стало слишком много всякого сброда, он давно не может претендовать на роль истинного правителя клана. Дама — обращенная Древним, а значит, имеет больше силы, но она женщина. Хотя не такая уж это и проблема: если она будет настаивать, он выдвинет ее кандидатуру на должность нового главы. Без проблем. Но сейчас говорят не об этом.

— Разумовский уничтожил всех моих соперников и помог заполучить доверие среди людей. Зачем нам возвращаться к этому вопросу? — мужчина с посеребренными висками закидывает ногу на ногу и смотрит на них властно.

Его нагловатое поведение, не подкрепленное истинной властью, вызывает у Калигари улыбку, которую даже не приходится сдерживать — Каменный слишком глуп и не поймет его истинных мыслей. Сейчас нужно убедить депутата, что без Разумовского не обойтись, примерно так же, как Огонек пытался убедить в этом Калигари. Гашпаров подозревает, что дело вновь заключается в банальной мести, но не рискует произносить свои предположения вслух. Чем не угодил Огоньку какой-то там охотник на вампиров? Тот же, в отличие от братьев-рек, не был виновен в смерти его жены. Наверное, у него было что-то, чем Огонек не мог обладать, вот и бесился. И решил включить его в свои планы.

За время разговора с депутатом и дочерью Главы Калигари успевает подметить про себя: все они относятся к людям не как к банальной пище. Калигари видит в них друзей, Каменный — избирателей, Дама — детей, которых нужно обучить. Не хватает только Шарлотты, но она никогда не приходит туда, где появляется Дама. Слишком у них разные взгляды на помощь страждущим.

— Чумной доктор все еще опасен, — замечает Дама глухим из-за маски голосом, упоминая одно из глупых прозвищ охотника. Каменный закатывает глаза, не скрывая своего недоверия. И неудивительно: он ведь не знает о том, что Разумовский совсем недавно убил снова, но обставил все так, будто тот вампир был сам во всем виноват. Дама присутствовала при разбирательстве, и уже тогда ей показалось странным, что детей, похищенных тем вампиром, сплавили какому-то оборотню-одиночке. — Ты все видел своими глазами: лисенок вылез из норы. Сыновьям моего Отца сгодится и такая пища, а другие рода будут смотреть на тебя с куда большим уважением, чем сейчас. Они встанут на твою — нашу, — сторону. Это пригодится в битве.

— В которой я не хочу участвовать, — Каменный фыркает.

— Надеетесь отсидеться? — в отличие от Дамы, Каменный не вызывает никакого уважения, и Калигари чувствует себя куда свободнее, говоря с ним. Вампир с татуировками позволяет себе сдвинуться ближе к собеседнику, якобы для того, чтобы оказать на него давление. На самом же деле это только предлог, чтобы отодвинуться от Дамы.

Огонек уверяет, что ей можно доверять. Хотя как он может быть в этом уверен, если «завербовал» ее совсем недавно? Не просто года, даже месяца не прошло. Эта женщина жила себе уединенно, собирая вокруг себя армию человеческих тварей, не ясно, что у нее на уме. Ее гончих Калигари, к стыду своему, побаивается, хотя иногда они вызывают в нем чисто профессиональное желание вылечить их — слишком уж подранными и истощенными они выглядят. У одного из них, что преданно прижимается к ноге Дамы, сидя на полу, заплыл глаз — успел уже с кем-то сцепиться, и теперь зыркает так внимательно и свирепо, что ни у кого не возникает сомнений: стоит только снять его с цепи, как он накинется на первого попавшегося вампира. Калигари надеется, что это будет Каменный.

Гончие настолько преданны Даме, что она позволяет им присутствовать при столь важном разговоре. Если бы Гашпаров привел кого-нибудь из своих человеческих знакомых, того бы даже на порог не пустили. Каменный предпочитал вечно шастать везде с телохранителями, и те теперь подпирают дверь с другой стороны. И где тут справедливость? Вопрос чисто риторический.

— Я вообще не верю, что Братья что-то устроят, вы как обычно панику поднимаете, — Каменный старается оставаться непреклонным, но по забегавшему взгляду Калигари понимает, что надавил достаточно. — Я уже давно прекратил махать кулаками, оставив бойцовое прошлое. Мое место — среди людей, а не среди вампиров, я и на собраниях-то почти не бываю. Этот Ваш информатор, который нашел и выманил Разумовского… Почему бы ему самому все это не сделать? Или он боится?

Каменного часто выбирают как непредвзятого понятого: род его совсем маленький и ни на что не претендующий, сам он занимается тем, что обеспечивает связь между вампирским миром и человеческим, улаживая мелкие неурядицы. Когда-то он посчитал Разумовского просто небольшой неприятностью, которую можно обернуть себе на пользу, что он и сделал.

Разумовского вполне успешно ловили: сначала он отбывал срок в обычной человеческой тюрьме, затем увяз в Европе в руках инквизиции и сгинул там с концами. Поговаривают, у него начались проблемы с превращением, крыша поехала и все такое, а в порыве безумия он даже целый отряд волков положил, но это, скорее, просто слухи. Разумовским любили запугивать новообращенных, но как таковой опасности он не представлял, и Каменный не видел смысла лишний раз шевелиться, чтобы поймать его.

— Пока Братья на вершине, мой информатор предпочитает сохранять свою личность в тайне… — Калигари скрещивает пальцы и укладывает сверху подбородок, не отрывая взгляда от Каменного. — Но после нашей победы он покажет свое лицо. Вы, конечно, не помните, как Умный Вампир пришел к власти, но тогда мы до последнего не верили, что смуту в нашем обществе наводит именно он. Ведь он казался всего лишь временным гостем наших краев, которого сыновья с трудом уговорили заглянуть в холодную суровую страну…

— Хочешь сказать, вампир, который сейчас мутит воду — следующий глава? — раздраженно перебивает Каменный, желая перейти к самой сути.

Калигари смотрит на Даму. Дьявол его разберет, кому достанется власть, если они действительно восстанут против Главного дома. Но психически неуравновешенный, больной и душой, и телом Огонек едва ли подходит на эту роль. Он неплохой лидер восстания, но какой из него правитель? Еще чуть-чуть, и он перейдет грань, после которой вернуться будет уже нельзя. Калигари это как врач говорит. Когда он в последний раз общался с Огоньком, у того кровоточило все тело, и, не будь дух его так силен, оно бы окончательно помертвело. Сейчас Огонек вообще со всей тщательностью готовится впасть в кому со дня на день, раздавая последние распоряжения — кажется, он решил надолго поселиться в теле своего воспитанника, чтобы подобраться как можно ближе к своим врагам.

Калигари назвал бы это безумием, но… Сколько другие пытались свергнуть сыновей Умного Вампира «разумными» методами — у них ничего не получилось. Остается уповать только на фантазию того, кого не сдерживали никакие рамки. Или он победит, или люди превратятся в бессловесный скот для Братьев и их приближенных. Покидать Петербург из-за этого или лишаться жизни Калигари не хочется.

— Испокон веков принято передавать власть членам правящей фамилии, — гордо говорит Дама и поглаживает тварь у своих ног по голове искаженно-материнским жестом. Каменного от этого действия передергивает. — Я — дочь своего Отца и с достоинством займу это место. Ты сможешь продолжить развлекаться с людьми, ничем не рискуя. И… — Дама склоняет голову, как будто к чему-то прислушивается. Пальцы ее с силой вцепляются в локоны подчиненного, и тот взвизгивает, как самая настоящая псина. — Мои гончие уже нашли Разумовского. Тебе ничего не нужно будет делать — его приведут и сразу передадут тебе в руки. Ты согласен на наши условия, Николя?

«На наши», — подмечает Калигари, следя за ней краем глаза. Говорит ли она о себе и Огоньке, или всерьез считает Калигари соорганизатором предстоящего сопротивления? Он согласился поддержать ее и вместе со своими вампирами выступить против власти Братьев, когда в этом появится необходимость, но он не разрабатывал план. И вообще колебался до последнего, но выбор у него, кажется, небольшой. Если он будет сражаться вместе с Дамой, на его стороне будет больше бойцов. Если против нее, то только потеряет драгоценное время.

***</p>

Калигари вспоминает, какой увидел Даму впервые. Тогда она предстала перед ним в одном исподнем и тщательно отворачивалась, пусть ей и объяснили, что он не причинит ей вреда. Со времен бедлама она не доверяла врачам и боялась их, даже новая ипостась не помогла ей избавиться от этого страха — как и от вечного холода, что пробирал ее до костей. По всему ее телу виднелись следы от язв, одной ноги не было, из-за чего женщине приходилось передвигаться или ползком, или на неудобных, не рассчитанных на хрупкую фигуру костылях. Когда ему описали ее случай, он ожидал увидеть совершенно беспомощное и жалкое существо, но когда коснулся ее ноги, желая рассмотреть неровный срез, оставленный явно каким-то мясником, а не врачом, женщина вцепилась ему в лицо и чуть не выцарапала ему глаза.

Умный Вампир знал, что Калигари почти ничего не может для нее сделать. Знал — и все равно пригласил его. Любил подкидывать ему сложные задачки, принося таким образом извинения за то, что потеснил его род и превратил самого Калигари в посмешище. Наверняка Умный Вампир подумывал и о том, чтобы объединить их рода через связь Калигари и Дамы, надеясь, что за время лечения врач и пациентка сблизятся. Именно Калигари приходилось выслушивать ее истерики, подгонять ей деревянный протез по размеру и учить им пользоваться, заставляя опираться на себя. Они часто совершали совместные прогулки — сначала короткие, по дому, затем более длительные — по саду возле особняка. Катрина — тогда еще никто не называл ее Летой, — практически не говорила, а Калигари привык рассказывать истории. Он поведал ей обо всем, что знал о мире вампиров, пытаясь хоть как-то заполнить тишину.

— Скажите честно, — сказала вдруг она в одну из их прогулок, окончательно обессилев и усевшись на скамеечку, которая была поставлена в саду специально для нее. — Умный Вампир… Отец пытается сосватать меня с Вами? Я уже научилась ходить самостоятельно, а мои увечья Вы не вылечите. Зачем Вам еще оставаться здесь?

Калигари устало опустился рядом, поднимая глаза к небу. Тогда вот-вот должно было наступить полнолуние — совсем как сейчас. Он признался себе, что оставался с Катриной не потому, что Умный Вампир его попросил, — хотя он попросил. Ему было жалко эту одинокую, некрасивую женщину, до которой раньше никому не было дела. Даже вампирским премудростям обучал ее лекарь, а не тот, кто ее обратил. Разве это дело?

— Умный Вампир заботится о Вас и считает, что присутствие лекаря необходимо. Вас больше не беспокоят зубы? — участливо спросил он, поворачиваясь к ней.

Часть ее лица была скрыта в тени, другую, самую безобразную, освещала луна. За свою долгую жизнь доктор видел так много увечий, что перехотел быть доктором. Он продолжал лечить, но только тех, кто сильно попросит. В остальное время ограничивался обязанностями главы рода, которых и так хватало с лихвой.

Когда ты бессмертен, у тебя, пожалуй, слишком много времени. Сейчас существует множество врачей — хирург, кардиолог, стоматолог, офтальмолог… Лекари прошлого должны были знать и уметь все сразу. И Калигари честно пытался научиться всему, пусть и осознавал, что даже превращение в вампира не является панацеей. Катрина стала вампиром, и ее раны перестали гнить. Но зубы раскрошились до такого состояния, что нормальных вампирских клыков на их месте уже не могло появиться. Протезы, протезы, протезы — она вся состояла из них. Лучшее творение Калигари, в некотором роде. Иногда ему в своей практике приходилось опережать медицину на несколько десятков лет, а иногда он прибегал к традиционным методам, за неимением других.

Катрина взяла его за руку и положила ее на свой подбородок, приглашая самому открыть ей рот и посмотреть. Взгляд ее устремился в пустоту — женщина пыталась заставить себя усидеть на месте и не отдернуться, как бы Калигари ни был ей неприятен. За все время, что они провели вместе, он ни разу не причинил ей зла. За это она перестала его кусать.

Калигари кивнул, благодаря за доверие, и надавил, заставив ее рот приоткрыться. Он мог бы использовать для протезирования зубы лошади, но посчитал Катю достойной своих трудов, поэтому обточил слоновую кость из коллекции Умного Вампира и присоединил новые «зубы» к старым при помощи проволоки, сделанной из чистого золота. Протезы прижились, хотя много лет спустя Лета поменяет их, обратившись в обычную клинику.

— Так Вы смотрите на меня: как на больную, которую надо вылечить, — заметила женщина без капли сожаления. — И это правильно. Я верна своему покойному мужу и не выйду за Вас. Я устала… — она слегка оттолкнула его, отворачиваясь, и остановилась взглядом на цветке. — Зачем я здесь? Я ничего не хочу.

Она сгорбилась, положив руки на скамейку по обе стороны от себя. Тогда Калигари видел Катю такой в первый и в последний раз: когда она отказала ему, Умный Вампир посчитал, что доктору (как, впрочем, и любому другому мужчине) действительно больше нет смысла находиться рядом с ней.

— Вам даровано бессмертие, Катрин, — заметил Калигари, решив дать последнее наставление. — У Вас много времени, чтобы обрести смысл. Вы теперь можете стать кем угодно.

— Даже королевой? — озлобленно фыркнула она, ни капли ему не веря.

Он не стал отвечать, не желая ее обнадеживать.

Вскоре вместо доктора на прогулках Лету начал сопровождать молчаливый Стикс. Калигари видел издалека, как степенно шли эти двое, лишь изредка перекидываясь короткими фразами. Катрина ни разу не позволила себе опереться на мужчину, пусть тот и был готов в любой момент протянуть ей руку. Они соприкоснулись лишь раз, когда он учил ее подвязывать цветы.

— Если ты не будешь ухаживать за своими розами, они умрут, — только и сказала она.

Тогда он накрыл ее ладонь своей и некрепко сжал.

***</p>

Когда-то давно Калигари смотрел на Даму с жалостью, сейчас — с восхищением и каплей страха. Она превратила свои увечья в броню, боль — в силу. Говорят, Умный Вампир заточил ее вдали от всех, потому что надеялся, что рано или поздно она передумает и выберет себе спутника. Вместо этого она превратила свою тюрьму в храм, а всех мужчин, которых касалась, сделала своими безропотными рабами. Калигари смотрел на нее — и не узнавал в этой холодной Даме в маске ту жалкую увечную женщину, что едва передвигалась на одной ноге и не могла даже выпустить клыки, чтобы поразить свою жертву и напиться ею сполна. Даже сейчас она использует не зубы, а трость, чтобы пустить человеку кровь.

Когда-то Калигари мог бы смотреть на нее сверху вниз, хотя никогда не делал этого. Теперь она будто бы делает ему одолжение, признавая равным. Это задевает. И все равно Калигари с улыбкой касается губами ее окровавленной перчатки, подавая пример Каменному, и тихо говорит:

— Мир будет у Ваших ног, Reine<span class="footnote" id="fn_30555703_0"></span>.

Если даже Гашпаров — глава одного из старинных сильнейших родов, — склоняется перед ней в порыве подобострастия, Каменному приходится подавить в себе недоверие и поступить так же. Образ Дамы, конечно, совершенно не вяжется с образом этакого дона Корлеоне, но она была сильна, а Каменному куда выгоднее быть на стороне сильного. Если она проиграет, он вновь переметнется к Братьям, ему не привыкать.

— Хотел бы я лично поймать Разумовского, — Каменный весело ухмыляется, полностью изменив свое поведение. Он и рад лишний раз предстать перед всеми героем. Только узкий круг будет знать, кто действительно за всем этим стоит. Простые вампиры — и люди тоже, — будут все так же чествовать Каменного. — Но солнце… — он делает многозначительную паузу, давая собеседникам прочувствовать, как сильно он хочет схватить врага всех вампиров собственными руками, и печалится, что не может это сделать. Собеседники вежливо делают вид, что верят в его игру. — Увы, мне пора. Телефон разрывается от звонков, — мужчина неубедительно машет телефоном, который, впрочем, и правда, вибрировал не переставая. — Можете не провожать, я помню, где тут выход.

Дама не обращает на его слова ровным счетом никакого внимания и повелительно взмахивает рукой, и одна из гончих отделяется от стаи, поднимаясь с четверенек и следуя за Каменным по пятам. Делается это для дополнительного устрашения: ублюдок должен знать свое место. Другие вампиры просто убивали людей для пропитания — а Каменный своей политикой совершенно запустил город, в котором многим людям, переходящим позже под покровительство Дамы, приходится не жить, а выживать. И при всем при этом он опять собирается стать мэром! Этого она ему простить не может, хотя, если верить закону, он не делает ничего предосудительного.

Каменный хорошо устроился: в здании, в котором он снимает офис, есть подземная парковка, а все окна он забетонировал, отдавая предпочтение искусственному освещению. Сейчас ему придется ненадолго выйти на солнце, чтобы пересесть в машину с непроницаемыми стеклами, но водитель услужливо придержит перед ним дверь, пока телохранитель будет вести его под зонтом. Простые люди даже не догадываются, что он — кровосос. Сложно найти вампира наглее: даже Гашпаров появляется среди людей только после захода солнца.