Часть 13. Лазейки в законе (1/2)

Он вспоминал как, будучи маленьким, сидел на коленях у дядюшки и разглядывал книгу. Книга была огромная, едва ли не с него размером, и очень, очень старая — ее страницы практически разваливались в руках, но дядюшка перелистывал их крайне осторожно. Мальчик тогда уже умел читать, но книга была написана на незнакомом для него языке Древних, поэтому дядюшка, погладив его по волосам, зачитывал написанное, переводя:

— …И было в подземном царстве пять рек: Ахерон, река Печали; Стикс, река Ужаса, Флегетон, огненная река; Коцит, река Плача и Лета, река Забвения…

— Они называются, как мои кузены! — мальчик восторженно подскачил, и дядюшка придержал его, не давая ему свалиться. Ребенком Жан был очень шибутным: постоянно падал и обо что-нибудь ударялся, на его теле было не сосчитать синяков, и доброго дядюшку это очень беспокоило. Но что он мог поделать? Нянюшки бегали за Жаном и днем и ночью, а он то споткнется, то внезапно сознание потеряет... Что и говорить, слабый очень. Они все, когда только рождаются, сначала такие слабые…

— Это твои кузены названы в честь рек, — поправил дядюшка. — Какой рекой хотел бы быть ты?

Мальчик крепко задумался, прижав пальцы к подбородку — он видел такой жест у кого-то из взрослых и решил повторить. Дядюшка усиленно сдул спутанные черные локоны с его лба и замер, терпеливо ожидая ответа.

— Ахерон очень веселый, он совсем не похож на реку Печали, — рассуждал мальчик. — И Стикс совсем не страшный, он принес мне конфеты! Флегетон научил меня просовывать палец в пламя так, чтобы не было больно. Но это скучно! Наверное, я был бы Коцитом, раз я все время плачу, но Коцит не плачет. Дядюшка, а я могу быть Летой? А то у нас ее нет.

— Лета у нас есть, — покачал головой дядюшка. В словах его слышалось веселье: — Это твоя кузина, та женщина в черном, помнишь? — мальчик кивнул, радостно улыбаясь. Кузина ему понравилась, но она была такой печальной. А еще она ударила его своей палкой, когда он случайно чуть не сбил ее с ног, но он не обиделся. — Коцит, значит, — произнес дядюшка задумчиво. — Пусть будет так.

Мальчик не обратил внимания, как атмосфера в комнате вдруг начала меняться. Резко потемнело, зашевевелились тени по углам, а огонь свечей заколебался, пусть в комнате и не было ни единого дуновения ветерка. Однако он заметил блик в ярко-оранжевых стеклах очков дядюшки, в которые можно было смотреться, как в зеркало, и спросил с любопытством:

— Дядя, а зачем ты носишь очки?

Дети, что с них взять. Наивны и прямолинейны. Ничего от них не скроешь.

— У всего есть цена, мальчик мой, — загадочно ответил дядюшка...

Наставник взмахнул рукой, и воспоминание исчезло, рассеиваясь. Поэт успел забыть о том, что тот все это время находился рядом — наблюдал и анализировал. Увиденное не показалось Поэту таким уж ценным, но наставник выглядел довольным и спросил менторским тоном:

— Что ты, по-твоему, увидел?

Поэт пожал плечами. Старая сказочка о подземных реках, он так и не понял до конца, что это значит, а видения молчали, ведь он не мог видеть прошлого. Когда его братья появились на свет, его и в планах-то не было, откуда ему знать, за что им были даны такие имена? Огонек вздохнул — не любят молодые думать, что вампиры, что люди.

— Значит, их пятеро.

— Да.

Этого Огонек не знал. Женщина в черном, Лета… Он попросил показать ее и понял, что не ошибся: такая вампирша была всего одна. Прятала лицо за маской, одевалась в вечный траур, с неохотой присутствовала на общих собраниях… А не она ли подставила Поэта? Если подумать, и у того были дети, и у той. Чего ей стоило стравить их между собой, или, скажем, загипнотизировать, избавляясь от соперника? Василий Павлович слишком мало о ней знал, она скрывалась во тьме, желая остаться незамеченной. И была так похожа на него…

— Тебе не стоило отвечать на вопрос Умного Вампира.

— Почему?

— Он был с подвохом. Коцит может быть всего один, верно? Или ты, или он, — мужчина кружил вокруг своего ученика, погружая общее пространство бессознательного во тьму. Сам он светился, как одна огромная спичка, которая разгоралась все сильнее, чтобы в конце концов бесславно погаснуть. Но до этого конца у него есть еще немного времени, и он потратит его с пользой. — Полагаю, Коцит воспринял это как угрозу своей жизни. Его не за что винить, выживает сильнейший.

— Я бы не смог его победить, — не согласился Поэт. Теперь он припоминал, что во время большинства стычек с названными братьями он ругался в основном с Коцитом, но списывал это на его вспыльчивый характер. А может, не в характере тогда было дело? — Ему не о чем волноваться.

— Кто знает, на что ты способен, — неопределенно заметил старший вампир. Давать ложную надежду воспитаннику не хотелось, но факт остается фактом: Поэта решили устранить, и это могла быть одна из причин. — Ты ведь такой же, как они. Не так ли?

Поэт вздрогнул, отодвигаясь. Секунда — и они вновь оказались на кухне. Соль, рассыпанную Кризалисом, еще не успели убрать, и Василий Павлович бросил ее в Поэта, с любопытством наблюдая за тем, как тот отскочил, пытаясь избежать контакта с белой крошкой.

— Вампиры не реагируют на соль, — заметил Василий Павлович и показательно взял в руку еще одну горсть. Соль не причиняла ему никакого вреда. Поэту, в целом, тоже, но она отпугивала его, заставляя отступать все дальше и дальше от наставника.

— Ведьмы реагируют.

— Может быть, — не стал отрицать старший вампир. Правда, мертвые ведьмы, преследующие своего убийцу, но чем вампир-предсказатель — не мертвая ведьма? — Тебе стоит обратить внимание на Флегетона. В библиотеке твоей приемной семьи хранится множество картин и фотографий… На одной из них третий из четырех братьев рыжий. Смею предположить, что нынешний Флегетон поглотил предыдущего. Это может сыграть тебе на руку.

***</p>

— Я соблюдал исправно все законы, — спокойно говорит Поэт, стараясь устроиться в кресле как можно удобнее. Снова его заковали в цепи… Почему оборотни на этом настояли — понятно, боятся. Но почему это выгодно Флегетону? Старший брат хочет увидеть его униженным? — И против слова Твоего пойти не мог. Но снова Ты сослал меня в загоны, и я от подозрений занемог.

Блондин посмеивается, прикрыв рот ладошкой, а затем без предупреждения шлепает его по губам. Жест получается предупреждающим и одновременно игривым, словно Флегетон все никак не может определиться, как ему относиться к названному брату. Раньше от братца пахло так вкусно, а теперь… Слишком много лишнего. Интересно, львенок уже успел на него залезть?

— Знаешь, что говорил Платон? — тянет Флегетон по-французски. Широко улыбается, но взгляд из-за ярко-розовых очков метает молнии. — От поэтов необходимо избавляться, в их словах слишком много лжи. Никто тебе не поверит, дорогой мой. Так что помолчи.

Флегетон облокачивается на стол, стреляя глазками в Финна. Широкоплечий, поджарый мужчина с белесым глазом напоминал скорее о Скандинавии, чем об Ирландии. Волосы его из-за обращения частично начали рыжеть, и теперь рыжие пряди перемешивались вместе с черными и седыми. Марине нравилось… У Кристофера то же самое, только седых волос пока нет, слишком мал еще. Хорошо, что Финн догадался не брать с собой ребенка, а то подставил бы его под удар. Нечего всяким кровососам на детей пялиться.

— Финн, дорогуша, ты слишком быстро стареешь. Теряешь хватку. Кто тебя так? — Флегетон все еще говорит по-французски, подчеркивая свое превосходство. Разглядывает собеседника издалека, не приближаясь. Лично на поле боя он не присутствовал, но разница между Мердоком и Финном заметна невооруженным глазом: второго порядочно потрепало. И снова никаких ниточек не вело к Главному дому. Вампирская верхушка тут как будто бы и не причем, вот почему оборотни смотрят на одного из отпрысков главы рода с такой ненавистью, но ничего не могут сделать. Даже понять не могут, о чем он говорит, неучи, только морщатся от его тона, понимая, что он сейчас нежным голосом может крыть их хуями. — Впрочем, не за этим я сюда пришел, — со вздохом признает Флегетон и резко переходит на неуверенный английский: — Я говорю по-гречески, по-итальянски, по-турецки и по-французски. Какой язык вы выберете?

— Ты издеваешься? — злобно выплевывает Мердок, которому сопливо-ласковый тон не понравился с самого начала.

— Я только арабский знаю, — Джош бессильно поднимает руки, показывая, что сдается. — Джееесс?..

— Я испанский, — откликается девушка, награждая гостя тяжелым взглядом, — без вариантов.

Что бы они делали без простого русского мужика, а?

— Чел, — не выдерживает бесстрашный Кризалис, которому море по колено и горы по плечо (хотя горы по плечо, скорее, Поэту): — ты при мне на русском говорил, ты че клоуна из себя строишь?