Часть 16. Смертельные игры (2/2)

— Мы с Дядей заключили сделку. Я доказываю ему, что я уже взрослый, и меня больше не держат взаперти.

— По-моему, в тридцать без хвостика лет это уже не надо доказывать… — Поэт предупреждающе шипит, и Кризалис, вспомнив о том, что разозленный Поэт временами хуже Дьявола, спешит исправиться: — Ладно, ладно, что там дальше? Надеюсь, эта история не закончится избиением младенцев? — от собственных слов Кризалис начинает смеяться и получает прожигающий насквозь взгляд.

— Ты прекрасно знаешь, чем она закончится.

— Тогда давай без концовки. Просто, в общем. И покороче, иначе мы тут до утра застрянем, а там сам знаешь, солнце, все дела.

Оборотень тушит косяк об стену и бросает его себе за спину. Ищет, куда себя пристроить, но сесть тут можно только разве что на колени к Поэту. Он бы и рад, но больно мышка холодный, лучше не лезть к нему от греха подальше. А то попытается ему что-нибудь отгрызть, а льву себя жалко.

Кризалис присаживается на корточки, пытаясь поймать взгляд вампира.

— Ну, встречались вы тут, и что дальше? Воспоминания заели?

— «Заели»?

— Ну, как пластинка на патефоне. Ты патефон-то наверняка видел, а, дед? — Кризалис хлопает его по колену.

Очень тяжело бороться с желанием прикоснуться. Даже не прикоснуться — завалить, впиться в чужие губы, крепко сжимая это тощее недоразумение в руках. Но помнит прекрасно, что нельзя. Да и сам себе пообещал даже не думать лишний раз в этом направлении.

Тяжело, конечно. Сейчас вообще тяжело оставаться на месте, хочется попрыгать, побегать. Кажется, все-таки хлебнул наркоты.

— Я подумал, ты использовал это слово в значении «съесть». Просто уточнил.

Поэт прокручивает в голове воспоминания. Он, окруженный детьми, которым читает стихи один за другим. Они аплодируют ему после каждого, расхваливают на все лады. Не всегда он прибегает к принуждению. Просто вкладывает им в голову мысль: «Его стихи — волшебные», и все, готово. Некоторые даже зачитывали их наизусть. Не в этом ли кроется секрет? Они единственные, кто его слушали.

Вампир хмурится, и Кризалис его тормошит:

— Чего завис?

— Да так, неважно, — Поэт отворачивается от него и поднимается, отряхивая брюки. — Я люблю смотреть, как умирают дети…<span class="footnote" id="fn_29352700_0"></span>

Поэт хочет уйти, но Кризалис ему не дает. Удерживает за край рубашки и кивает на двор-колодец.

— Может, заглянем? Убедишься, что их там нет, и успокоишься.

— Ты правда думаешь, что меня это успокоит?

Улыбка Поэта — острая, болезненно мажет по глазам. Кризалис отпускает ткань, борясь с желанием отшатнуться. От фигуры вампира отдает мертвым холодом и чьими-то криками. Не сразу Кризалис осознает, что ему это не кажется — рядом и правда кто-то кричит. Кто-то, кого настойчиво загоняют в подворотни.

Вдалеке виднеются два силуэта — один преследует другого, в лунном свете блестит нож — и все кончено. Поэт делает всего шаг — и теперь он совсем близко от места происшествия. А вот Кризалису приходится бежать, чтобы успеть на представление. Одна из двух теней убегает, на ходу превращаясь в запыхавшегося мальчонку с окровавленным ртом, вторая остается лежать перед Поэтом, который склоняется, осматривая тело.

— Твой? — Кризалис указывает на удаляющуюся спину. — Догнать?

— Нет, — отвечает Поэт на оба вопроса.

Он знает, что все его дети мертвы. Что среди них не было никого такого низкого, но при этом очень прыткого. Никто из его детей даже не пытался пробовать человеческую кровь. Они ничего о нем не знали, а значит, и не пытались ему подражать. Да и запах незнакомый, пусть нападавший и пах обычным ребенком.

Кризалис встает на четвереньки, исследуя тело. Лишних свидетелей не боится — на эту часть дороги не выходит ни одного окна жилого дома, фонари здесь не горят. Удачно пацан выбрал место для убийства. Правда, жертва его еще дышала, но в сознание придет только при очень большом везении.

— Такое мясо пропадает, давай доем, — предлагает Кризалис изменившимся, хриплым голосом. Обращение пошло само собой, по привычке: видит дичь — готовится ее съесть, а человеческий желудок сырое жилистое мясо не переварит. Не говоря уж о том, что обычными зубами такое не перемолоть.

Но Поэт отталкивает его, довольно сильно и обидно шлепнув по морде. Лишь бы пожрать! Не понимает, что не время и не место. Да и как ему объяснишь-то, зверю? В одно время кажется, что лев умеет думать, а в другое Поэт готов умереть во второй раз, но уже от стыда — из-за чужой глупости.

— Совсем мозги потерял? — выдает он самое безобидное из того, что мог бы сказать. Все же злить голодного не надо.

Не съест, но порвать может. Будут драться, как тогда — Поэт все еще помнит, насколько сильно это его ослабило. Может, если бы он не сцепился с Кризалисом, его не смогли бы втащить в Центр так просто. И сбежал бы он в первый же день.

А потом братья нашли бы, в чем его обвинить, и убили бы.

— На человечину тянет, — признает Кризалис почти виновато. Понимает, что с пагубной привычкой надо бороться. Не всегда будет война, не всегда будут разборки и не всегда можно будет добыть свежее человеческое мясо без вреда для совести. Сейчас, например, он ни в чем не виноват, это не он человека грохнул. А значит, укусить можно. Ну хоть разочек! — У нас три варианта: доесть, вызвать скорую или просто свинтить. Я голоден, а ты?

— Нас же заметят, идиот!

Поэт чувствует себя дураком. Дураком, который разговаривает с большой неразумной звероподобной тварью, на которой уже трещит одежда. Можно пробраться в голову Кризалиса и успокоить его насильно, но сегодня Поэт достаточно копался в чужих мыслях.

— Да кто нас заметит? Люди спят все.

— Не люди! Вампиры.

— Оу, точно... — совсем голова работать перестает, когда еду видит. — А если я передам тебе кровь рот в рот, это будет считаться нарушением закона?

Оборотень с упоением представляет эту картину. В красках. Пока не вспоминает, что вместе с кровью может передать слюну, от которой у мышки заболит живот. Вот черт! Ну почему природа сделала их такими несовместимыми? Может, они бы уже…

— Ты невыносим, — припечатывает Поэт. — Вызывай скорую.

— Ты уверен?

— Это человек из особняка Умного Вампира. Я его узнал.

— И что, его теперь съесть нельзя?

«Тупоголовый идиот», — убеждается Поэт, доставая из заднего кармана Кризалиса телефон. Еще чуть-чуть — и тот упал бы на асфальт, разбившись еще сильнее. Телефон настраивали в прайде, чтобы звонок нельзя было отследить, так что за свою безопасность вампир не волнуется.

— Это не вопрос выживания и даже не твоя работа. Давай не будем превращаться в зверей, если можно этого избежать.

Кризалис, возвращаясь в человеческую форму, начинает смеяться, как сумасшедший.

— Ванька, да ты юморист!