Часть 5. Вампир, аристократ, предсказатель (2/2)
Европа плачет и молчит.
Для палача нашлась работа,
И он ее боготворит.
Остервенело рубит шеи
Врагам, друзьям, врагам друзей,
И, состраданья не имея,
Мир превращает в Колизей.
Но тот, кого ударил в спину,
Одним холодным зимним днем
Порвет на части эту псину…</p>
Огонек замолкает, переводя взгляд на Поэта. Это одно из многочисленных стихотворений, которое дошло до старшего вампира неполным — и все потому, что автор, по-видимому, решил скрыть ото всех его содержание. В общем-то, кто-то где-то когда-то слышал, как Поэт бубнил его себе под нос, возможно даже, что это было всего один раз, а потом Поэт забросил свое творение. Концовка вообще в данном случае не была важной, но Поэт… на тот момент Жан, этого даже не заметил. Как не заметили и все остальные.
— Поговорим теперь о нем.
Высокий, рыжий он красавец,
Что в зверя превращаться мог.
Его поймал этот мерзавец
И в подземелья уволок.
И там пытал его ночами,
И каждый раз срывался в стон…</p>
Поэт шевелит губами, улыбаясь, и Кризалис уверен почти на сто процентов, что стихотворение заканчивается словом «гандон».
— Звучит знакомо, — делает Поэт вывод. — Кажется, это я написал.
— Ты помнишь, когда ты это сделал? — судя по всему, Огонек пытается навести Поэта на какую-то мысль. Но Поэт этой мысли не улавливает.
— Хм. Лет десять назад? Восемь? Я даже не записывал, просто придумал. Я увидел, как наяву огромного ль… — он осекается, поймав взгляд Кризалиса. Хотя в стихотворении и не сказано, в кого именно превращался тот «рыжий красавец», образ льва еще долго преследовал Поэта. И лев этот был так силен… И так ранено бился в клетке, пока его сознание не затухало… Но тогда Ваня даже не знал, что оборотни-львы существуют!
— Охота на ведьм началась и закончилась около трех лет назад, — замечает Василий Павлович. — Один могущественный человек решил пойти против всех, кто наделен хоть какими-то необычными способностями. Это дошло даже до нас, но его людям не дали распоряжаться на нашей территории. Поговаривают, он начал охоту после того, как узнал, что один из его… друзей не совсем человек. Похоже на то, что ты описал?
— Есть что-то общее… — Поэт хмурится.
Тот человек наверняка любил устраивать кровавые представления на публику, чтобы привлечь внимание общественности к «проблеме». Отсюда и «Колизей» в стихотворении, его ведь использовали как сцену для спектаклей и кровавых боев. Чем человек всех пугал? «Монстры среди нас, уууу»? А то, что в монстров никто не верит, его не останавливало. Парень этот ведь дружил с… кем там, львом? И ничего не замечал. А как только заметил — сразу напал. Да, наверное, так и было. Поэт не знает. И откуда у него это в голове, тоже не знает.
— Тот стих, который ты читал на отречении… — Огонек продолжает упорно гнуть свою линию. — Ты сказал, что тот, к кому ты обращался, дружит с падальщиком.
Младший вампир пожимает плечами, чувствуя себя неуютно от такого давления. Ему даже захотелось передвинуться ближе к оборотню: от Кризалиса в этот момент не веет ничем, кроме усталости и пива. Лев тоже пытается вспомнить стих, но получается у него это из рук вон плохо. Когти, которые едва не лишили его глаз, запомнились куда сильнее.
— Кого ты имел в виду? — настаивает старший.
— Не знаю... Я был необычайно взбудоражен всей несправедливостью ситуации, поэтому и сказал это. Я не всегда пишу стихотворения намеренно, иногда они просто ко мне приходят в процессе того, как я говорю. Ну, например…
Поэт резко поднимается, широко расставив руки. Опять начавший засыпать Кризалис вздрагивает и перехватает падающую со стола солонку. Ее содержимое начинает высыпаться из-под неплотно закрытой крышечки, но оборотень этого не замечает, удивленно смотря на преобразившегося вампира. Тот, почуяв соль, неосознанно отодвигается; губы у него растягиваются в полубезумной, счастливой улыбке, глаза загораются колдовским зеленым, но во взгляде нет ни капли осознанности, как будто вампир в этот момент находится где-то не здесь.
— Кому-то очень повезло,
Что жизнь не знает лени,
И проведение свело
Троих созданий тени.
Не знают точно, что их ждет —
Им некогда бояться.
Предотвратить то, что грядет
Им стоит постараться.</p>
Поэт вдруг обессилено падает на стул, чуть его не перевернув. Глаза сами собой закрываются, и какое-то время в помещении не слышно ничего, кроме дыхания Кризалиса.
— Здорово я? — шепчет Поэт, который будто за секунду потерял всякую уверенность в себе. Кризалис борется с желанием перетащить вампира к себе на колени и, схватив его за подбородок, вновь заглянуть в глаза, чтобы еще раз увидеть эту яркую, ненормальную зелень.
— Что грядет? — спокойно и очень тихо спрашивает Василий Павлович. — Ты знаешь?
— Откуда? — Поэт искренен в своем недоумении, все еще не понимая, к чему его старший товарищ клонит. И вновь что-то с ним происходит — глаза лихорадочно блестят, застывают на лице чужие эмоции:
— Судьбу должны мы обхитрить,
Когда стоит спиною.
Дворец должны вы посетить —
Я дверь для всех открою.
Один ключ — доктор, третий — я,
Второй — боец, который,
С людьми обычными живя,
Стал не такой суровый.
Он славой прошлой позабыт —
Она о нем молчала.
Коль будет монстрами убит —
Начнется все сначала.
Охота новая грядет,
Страдания и муки,
Вампир на зверя вновь пойдет…</p>
— Какие ж они суки, — заканчивает Кризалис и подхватывает Поэта, сползающего на пол. Поэт этого даже не чувствует, начав конвульсивно дергаться в припадке.
У оборотня в голове только одно — что делать при эпилепсии, — поэтому он, следуя давно выученной и ни разу не примененной в реальности инструкции, укладывает вампира на бок, подложив тому под голову стремительно сорванную с себя футболку.
Вампиры же ничем не болеют, так? Что тогда происходит с этим вампиренышем? Неужели на него так повлияли эксперименты Дока? Тогда лев сейчас лично вернется в лаборатории и все там разнесет… А может, это все из-за сводных братьев, которые вечно доводили мышку, судя по рассказам — нет, не Поэта, тот молчит, как партизан — Пал Палыча, который лично был этому свидетелем?
Оборотень слишком близко, и от него исходит успокаивающий жар. Поэт быстро возвращается к реальности, привлеченный звериным запахом, кладет узкую белую ладонь льву на грудь и... замирает, забыв о том, что хотел оттолкнуть. Живое, человеческое сердце стучит под его пальцами, перегоняя по венам кровь, движение которой стоит у вампира в ушах. А этот запах… Все еще отвратительный и все еще…
Поэт чувствует эмоции зверя, как свои. Чужое беспокойство и вместе с тем — желание — бьются на задворках сознания, пытаясь привлечь к себе внимание. Вампир мысленно берет их в руки и пододвигает к себе поближе, чтобы рассмотреть — Кризалис приближается тоже. И Поэт смотрит на себя его глазами, видит эту невероятную зелень, кончики клыков, которые до темноватой, горькой крови кусают тонкие губы. Теперь собственная кровь горчит на чужом языке, и Поэт в полубреду подается вперед, забыв обо всем…
А затем его насильно отталкивают от добычи.
— Поздравляю, — Василий Павлович похлопывает Поэта по щекам, приводя в себя. Кризалис же теряет сознание. — Ты чуть не отравился слюнями оборотня и чуть не откусил ему язык. Тебе ведь рассказывали о том, что между вампиром и укушенным есть связь, верно? Ты только что влез ему в мозги. Не думаю, что зверь бы обрадовался всему этому, когда пришел бы в себя немым.
— Связь?.. — Поэт хватается за голову, поднимаясь.
Да, он слышал что-то такое о связи между донором и реципиентом, но никогда ее не испытывал: так как его обратили тайно, первое время ему приносили кровь в пакетиках и бокалах, маскируя под сок, и он не знал, кому она принадлежала; детей он подчинял себе с помощью гипноза, не укусив ни одного. Помимо всего прочего, такая связь редко возникала между равными — вампиром и оборотнем, двумя вампирами, — иначе его братья давно крутили бы им, как хотели. Получается, Кризалис, несмотря на умение обращаться во льва, все еще слишком… человек. И это усложняет дело, потому что Поэт сможет чувствовать его, пока не забудет вкуса звериной крови. А он только что ее попробовал. Снова.
— В самом деле, Василий Павлович, — злится Поэт, не желая признавать свою ошибку. — Я не маленький, чтобы Вы меня так отчитывали. Не забывайте, что Вы обещали научить меня пользоваться моими способностями. А вместо этого выпытывали мое прошлое и интересовались странными вещами.
Огонек надеялся, что для обучения плохо контролирующего себя вампиреныша у него еще полно времени. Но, видя задумчиво облизывающегося Поэта, понимает: если не ускориться — Кризалиса Поэт просто-напросто сожрет. И тогда с главой львов договориться будет сложнее.
Лев, который, увы, не глава, но зато какая-то новая разновидность домашней кошки, очухивается быстро и первым делом облизывает прокусанные губы. Затем елозит языком по внутренней стороне щек. Морщится, ощущая, что от него едва не откусили кусок, благо раны заживут быстро, утром и следа не останется. Сплевывает горечь, пытаясь понять, откуда помимо собственной крови во рту оказывается черная жидкость, и что вообще только что произошло. Какие-то подвижки в голове имеются, потому что у Поэта губы обкусаны тоже, а это значит, что они только что... Кризалис радостно приподнимается, все еще светя голым торсом и заставляя Поэта отворачиваться — а ведь у Рубинштейна его такое не смущало, сколько раз уже видел.
— Полегчало? — спрашивает Кризалис одновременно довольно и обеспокоенно, видя, что вкусивший его крови вампир после припадка все еще выглядит нездоровым. — Часто у тебя такое?
Поэт отвечает не сразу, обняв себя за плечи и прислушиваясь к себе.
— Впервые.
Вытянуть из него что-то еще невозможно, и Кризалис поворачивается к Огоньку. С этим не пошутишь: провокационными вопросами не задеть и из равновесия не вывести никак, поэтому приходится спрашивать серьезно:
— Палыч, скажи честно, кто наш Ванька такой? Что вампир, это понятно, но стихи эти… И приступ такой... я у гадалки видел, когда лечиться к ней ездил.
— Я — аристократ! — важно напоминает Поэт, все еще стоя к Кризалису спиной и делая вид, что разглядывает дырявый носок, лежащий поверх микроволновой печи. Хотя... и правда разглядывает. Этот дом скоро загнется без генеральной уборки. — И сын ведьмы. Жаль, что ее дар мне так и не передался.
— Ну как же, дорогой мой, — Огонек позволяет себе улыбнуться. Ну, наконец-то! Некоторые вампиры слишком недогадливые. — Еще как передался. Ты — предсказатель.