Пламя (2/2)
— Хоть одна ходка 'налево', Антонин, я тебя не просто кастрирую, я тебя по частям закопаю в Запретном Лесу.
— А справишься? — Хриплым от возбуждения голосом отзывается мужчина, ясно осознавая, что никогда бы не оскорбил своего 'партнёра' изменой. Ангельская улыбка расцветает на лице /Героя/, когда тот, развернувшись, встаёт на носочки и приближается к уху любовника.
— Будь уверен, у меня будут люди, способные помочь... — Гарри оставляет на мочке уха невесомый поцелуй и, наконец, касается Антонина руками, скользя от кончиков пальцев, ласкающих его же член, до плеч, а после по груди, царапая нестриженными ногтями соски, оставляя красные полосы до низа живота.
Антонин горел от ощущения чужих проворных рук на своём изголодавшемся по ласке телу. Член стоял как памятник самому себе, а перед глазами плыла пелена.
Он определённо терял контроль.
Он держал себя в руках во время ”кровавой бани”, устраевомой Лордом ежегодно для подкупа богов, но терялся, когда его касались руки его... Любовника.
— Мерлин...
— Ты сейчас к нему и отправишься. — Недовольно фыркает Гарри, наращивая темп и слегка поддаваясь бёдрами навстречу чужим рукам.
— Ты не говорил про упоминание других мужчин, Гарри, это говорил я.
— Укушу.
— Наздоровье, милый.
Антонин горит когда Гарри прижимается к нему во сне и оплетает всеми кончностями, утыкаясь носом в шею и вздыхая о чем-то своём.
Антонин горит, когда Гарри сквозь сон почти невесомо гладит его по руке. От столь невинной ласки хочется чуть ли ни весь мир сжечь, лишь бы ничто не тревожило Избранника и не заставляло его просыпаться слишком рано.
— До.р.е утр...— Неразборчиво бросает Гарри, садясь на кровати и несколько минут пытаясь осознать себя в пространстве. Антонин за это время успевает плавно выскользнуть за дверь и даже поставить чайник, а Гарри... А Гарри, потирая глаза и ероша спутавшиеся за ночь волосы выползает из комнаты только к моменту готовности /молока с крупицей кофе/ и /ПРАВИЛЬНОГО кофе/.
Антонин горит в их утренней тишине столь сильным пламенем, что казалось, ещё немного и даже сам Гарри почувствует этот жар.
Долохов хотел поделиться этим огнём. Огнём, согревающим даже такую ледяную душу как у него. Огнём, озаряющим даже его тёмный путь ведущий не в Азкабан, не к дементорам, а сразу на /тот/ свет.
— У меня к тебе Пламя. — Чуть дрогнувшей рукой выводит Антонин в блокноте и недовольно глядит на закипевший чайник.
Время его 'особого' чая. Столь же горячего, как и огонь в его груди, когда он думает о своём Избраннике.
Игнорируя выпускающий из носика струйку пара чайник, Антонин открывает одну из пяти небольших тумбочке на их кухне. Его личный /Гринготтс/, его личное золото и богатство. Его минибар.
От души плеснув в чашку водки, так и не притронувшись ни к чайнику, ни к чайным пакетикам, Долохов вновь опустился на стул.
У меня к тебе Пламя
Он делает глоток и блаженно прикрывает глаза. Память услужливо полкидывет в мозг воспоминание о тихом ночном стоне его Избранника, когда жалобное ”Тони” было похоже на молитву, исповедь и проклятье одновременно, заставляя огонь в груди разгореться за секунды.
У меня к тебе Пламя
Антонин залпом допивает /чай с водкой без чая/ и тянется к сигаретам в кармане его плаща.
Пачка оказывается пустой. Антонин смотрит на неё как на предательницу и окидывает взглядом всю кухню гадая, где находится значка с 'его' сигаретами, сделанная его Избранником.
Порой Долохову казалось, что Лорда свергнуть проще, чем выпытать у Гарри информацию о залежах сигарет, однако в одном из вариантов Тони был уверен. Он подходит к картине с чёрным желтоглазым котёнком, висящей на стене около двери в комнату и снимает её. К раме с обратной стороны были примотаны три сигареты и бумажка скрученная на манер самокрутки.
«Бросай курить, старичок. Люблю тебя. Гарри»
Антонин горел, держа в руках обрывок пергамента, который сначала ошибочно принял за сигарету.
У меня к тебе пламя
И если его не усмирить никотином - ты сгоришь в нем без остатка