Часть 1 (2/2)

— Приятно познакомиться, — дежурно отвечает Крис, больше на автомате, и просто надеется, что не слишком пялится. Но он не может отвести взгляда. Это физически невозможно для него сейчас. Тот примагничивается к губам Хенджина сам — боже, Крис не уверен, что он долго протянет даже с кольцом для члена, если кто-то с таким ртом будет касаться его. И осознание того, что это лицо будет перед ним, когда Крис будет распадаться на части от удовольствия в этих длинных, изящных руках, настигает его слишком неожиданно. Чан чувствует, как его уши и даже щеки алеют при мыслях об этом, а в голове только бессвязный набор букв и внутренний крик.

На самом деле, сабмиссивные склонности в Чане были не так уж и сильны — он позиционировал себя, как свитча с уклоном в доминанта, просто в последнее время ему хотелось попробовать и другую сторону своей природы — но прямо сейчас он ощутил потребность упасть на колени перед красотой Хенджина и восхвалять его, молиться, как иконе, как божеству — своим ртом, руками, всем своим служением, всем собой.

Боже.

Крис бы позволил ему что угодно.

Слава богу, именно в этот момент к ним подходит официант, что даёт Крису возможность немного собраться с мыслями и взять себя в руки. Хорошо, что они выбрали ресторан корейской кухни, и Чан может на автомате заказать знакомое блюдо, потому что если бы ему сейчас пришлось разбираться в названиях французской еды, его мозг закипел бы и вытек через глаза.

Когда заказ сделан и официант их покидает, за столиком ненадолго повисает тишина.

Хенджин прочищает горло и разрушает ее первым.

— Так, у тебя был похожий опыт когда-нибудь? — спрашивает он, тонкими пальцами заводя короткую прядь цвета молочного шоколада за аккуратное ушко — милый, кричит внутренне Чан, какой же милый! — и его мягкий, темный взгляд что-то ищет в лице напротив.

— Эм, если честно, нет, все эти вещи в новинку для меня, — усмехается немного неловко Чан, стараясь не сталкиваться с Хенджином взглядом. — Я только недавно осознал свою ориентацию и стал больше исследовать, ну, свои предпочтения.

— И что тебя подтолкнуло?

— Звучит банально, наверное, но мне впервые в жизни понравился парень, и я словил небольшой кризис ориентации, а потом просто как-то… Стал задумываться, чего мне не хватало в прошлых отношениях с девушками, и постепенно осознал, что мне не хватало чего-то… Особенного. Может, более захватывающего. Какого-то… Разнообразия. Своеобразной динамики. Тогда ещё я не осознавал эту потребность, но теперь все немного прояснилось. Во многом благодаря Джисону, кстати.

Он нервно улыбнулся, надеясь, что упоминание Сонни не сильно смутит парня, но тот расплывается в дружелюбной улыбке — снова! Как можно быть таким милым? — видимо, успокоенный тем, что разговор ступает на исследованную территорию.

— Вы с Сонни давно знакомы? — спрашивает он.

— О, эм, года четыре? Мы учились в одном университете, он как раз вступил в братство, когда я был на третьем курсе, и я был вроде как его наставником во всяких… — Крис запинается, не зная, как обозвать некоторые вещи, которые в их университете происходили. Правила вечеринок, кодекс братана, вся вот эта фигня про альфа-мужиков. Оглядываясь назад, ему стыдно за то, что он к некоторым из них был причастен. — Студенческо-братских штуках. Ну, знаешь. Негласные правила и подобное. Он сказал, что вы вместе работали?

— Не совсем вместе, но мы оба начинали, как камбои. Мне было двадцать, ему девятнадцать, делились опытом и разными весёлыми историями. Совместных стримов не было, мы просто переписывались, такие «лмаоо, прикинь, ко мне пришел чел с членом три сантиметра и поджёг свои яйца», и все такое.

— Это… — запинается Крис, растеряв все слова, и заторможенно моргает. — Реальная история?

— Да, ко мне приходил такой, — сдержанно улыбается Хенджин слишком спокойной улыбкой, как для человека, которому приходилось подобное наблюдать.

— Зачем бы кому-то вообще поджигать свои яйца? — недоумевает Кристофер тихо, стараясь контролировать громкость своего изумления, потому что они всё-таки в ресторане.

— Не знаю, наверное, ему нравилось делать всякие дикие вещи ради меня, — ведёт плечом Хенджин бездумно, и о, Чан внезапно понимает. Он бы тоже сделал что угодно ради мягкого изгиба этих полных губ, обращённого только к нему. — Он сказал, что у него нет границ, а мне было скучно. Хотел посмотреть, как далеко он может зайти.

И вау.

Волна мурашек пробегает по телу Чана из-за уверенности, даже небрежности, с которой Хенджин рассказывает о том, как кто-то хотел его настолько отчаянно, что был готов нанести себе реальный физический ущерб, в то время как ему было просто скучно.

Может, Крис недооценил его. Может, Джинни не такой уж и миленький. Под этой застенчивой дружелюбностью и мягким, почти эльфийским сиянием его красоты должно скрываться что-то.

Что-то, заставляющее людей поджигать себя во имя него.

Что-то, что Чану не терпится испытать на себе.

— И… Как ты пришел к доминированию?

Хенджин отводит взгляд задумчиво.

— В какой-то момент я осознал, что… Немного устал от подчинения чужим прихотям. Это выматывающая работа, на самом деле, эмоционально и физически. Я был юным, миленьким, и все видели меня исключительно, как боттома. Мне захотелось взять больше контроля. Над собой и над другими.

Крис пытается игнорировать лёгкое покалывание кожи, почти электрическое напряжение, пробегающее по его телу от слов Хенджина. Но то, что парень рассказал про впечатление боттома — не удивительно. Он милый, правда милый, выглядит таким мягким и теплым, его улыбки почти робкие, а глаза ещё не растеряли блеск юности. Чану его хочется оберегать и лелеять, бросить всего себя к его ногам, и в то же время — разрушить. Сломать.

— Если не секрет, почему ты прекратил стримить и ушел в порно? — спрашивает он.

— О, ну, если честно, мне просто надоело общаться, — парень немного морщит нос, и как же это мило. Как можно быть таким восхитительным, нереальным, обжигающе-горячим и милым одновременно? Чана разрывает от эмоций. — Мне легче сконцентрироваться на одном человеке лично, чем обрабатывать виртуально сразу несколько десятков. Пытаться залезть в мозги человеку не так уж просто, и мне приходилось делать это по двадцать раз на дню, а я интроверт, и это… Выматывает. Так что я решил попробовать другой способ. По деньгам примерно то же выходит.

Крису интересно, как он вообще пришел в секс-индустрию, и он раздумывает над тем, насколько тактично будет спросить что-то подобное на первой встрече. По опыту общения с Джисонни он знает, что не все секс-работники любят рассказывать «как они докатились до жизни такой». Раньше он думал, что человек по своей воле не может оказаться в порно или в стрипе, что обстоятельства вынуждают его, но затем Джисон, его университетский приятель, просто решил, что ему хочется попробовать, и за этим не было никакой грустной истории, ни бедного детства, ни проблем с родителями, ни травмы, и это выбило Чана из колеи. Он долгое время относился к деятельности Джисона с подозрением, беспокоясь за его эмоциональное состояние и ментальное здоровье, а также за то, чтобы он не нажил проблем. Но проходило время, а Сонни так и не сошел с ума, не подсел на метамфетамин и не подхватил ЗППП, значит, с ним все вроде было в порядке?

А потом появился Минхо, и Джисон был настроен серьезно касательно него, и Чан подумал, что он, наконец, возьмется за ум и остепенится. Минхо, казалось, хорошо присматривал за ним, был ответственным и внимательным, и Чан немного расслабился.

Потом выяснилось, что Минхо тоже втянулся в порно.

Чан ожидал, что Джисон попытается его завербовать, потому что тот слишком часто ныл Чану, что хочет горячего и раскрепощенного парня, с которым бы они творили дикие вещи и делали на этом бешеные деньги — мечта практически каждого одинокого порно-актера — но, что удивительно, именно Минхо первый предложил заниматься этим вдвоем, и Чан так и не узнал, что именно парня к этому подтолкнуло. Может, он хотел быть его единственным и думал, что парень-порноактер остановит Джисона от «сотрудничества» с другими секс-работниками, а может, он просто был таким же отбитым, как и Хан, и его прикалывало заниматься сексом на камеру.

Ни у кого из этой парочки не оказалось тормозов, и так аккаунт Джисона на онлифансе стал их парным аккаунтом.

Но что могло подтолкнуть кого-то вроде Джинни к такому? Он казался совершенством, чистым и незапятнанным, и он выглядел так дорого. Чан подумал, что если бы Джинни захотел, ведущие модельные агентства мира раскрыли бы двери перед ним, и ему не пришлось бы дрочить незнакомцам за двести баксов. И он не знал, как спросить об этом тактично.

— А чем ты ещё занимаешься, помимо… Этой деятельности? — решил начать издалека Крис.

— Хм, ещё я танцую, — оживляется Хенджин и наклоняется чуть вперед. — Ходил раньше в студию хип-хопа, а сейчас мы с ребятами собрали каверденс-группу, и ставим, ну, всякое. Когда-то хотел быть хореографом, открыть свою студию, но осознал, что преподавание — не мое, мне просто нравится танцевать. Иногда я записываю свои сольные хореографии в тикток.

— О, у меня тоже есть свой тикток! — с энтузиазмом и совершенно бездумно сообщает Крис раньше, чем успевает себя остановить. Профессиональная привычка. — Дашь свой аккаунт?

— Да, конечно, — Хенджин открывает свой профиль на экране смартфона, и Крис быстро находит его и подписывается. Джинни нажимает на значок уведомления и заходит к Крису на страницу, просматривает с интересом, и тот запоздало думает, что, наверное, давать свой тикток парню, у которого будет видеозапись с ним, обнаженным, не самый предусмотрительный шаг. Он просто молит небеса о том, чтобы Хенджин оказался порядочным человеком и не решил нажиться на нем за счёт этого компромата.

— Надеюсь, ты не будешь шантажировать меня этим видео, мне бы ещё хотелось поработать с крупными звукозаписывающими компаниями, — криво усмехается Чан будто бы в шутку, но Джинни никак не реагирует, только пролистывает видео с ним на экране.

— Ты пишешь музыку? — поднимает он на него удивленный взгляд.

— Иногда балуюсь, — жмёт плечами Крис. Он так и не научился хвалить себя и хвастаться достижениями, пусть и в шутку, как Джисон, и даже сейчас он не может из себя выдавить всей правды. Он занимается этим с семнадцати лет, готовит к выпуску альбом, и у него есть пара тысяч подписчиков на спотифае, а несколько треков достаточно неплохо разлетелись на ютубе, но пока никаких серьезных предложений ему не поступало, а значит, он все ещё начинающий любитель в собственных глазах. — В основном я делаю рейв-стримы на твиче или записываю на ютуб edm, каверы или что-нибудь полезное про битмейкинг, а в тикток я заливаю всякие забавные штуки, типа мэшапов, или когда я беру какой-нибудь мемный звук и делаю из этого трек. Такое.

— У тебя есть свои песни?

— Да, ты можешь глянуть в спотифае, в профиле ссылка.

— Здорово, — тянет Хенджин и выглядит восхищенным. В его темных глазах будто зажигаются новогодние гирлянды, десятки маленьких огоньков, и что-то в груди Чана тает от того, как Джинни светится изнутри. То, как он переключается из режима скучающего стервозного доминанта в восторженного ребенка — умилительно, Чан никогда не видел такого… широкого диапазона настроений за такой короткий промежуток времени, даже общаясь с Ханни. — Мне всегда хотелось писать песни, но мне казалось, что создание музыки — это что-то для таких пузатых старых продюсеров за сорок, знаешь. Понятия не имею, как люди это делают. Раньше я занимался поэзией — ну, по крайней мере, писал грустные стихи о любви в шестнадцать — и я потому примерно понимаю, как написать текст, но не трек... Вообще не представляю, как это происходит, это для меня… какое-то волшебство. То, что ты делаешь… Очень круто.

— Это не волшебство, — улыбается Крис смущённо. Быть в глазах этого нереального существа кем-то, кто делает волшебные вещи — совершенно новое ощущение. Чан чувствует себя так польщенно, так влюбленно, таким особенным, каким не чувствовал себя, наверное, с первой своей подростковой взаимной любви. — Это такой же навык, как умение рисовать, например. Ты знаешь анатомию, основы композиции, как смешивать краски, как их накладывать… Всякие разные техники. И потом просто используешь это для того, чтобы передать настроение.

— Ты занимаешься рисованием? — склоняет голову набок Хенджин, выглядя ещё более заинтересованным.

— Нет, но примерно представляю, как это работает?

— Я рисую немного, — поясняет парень. — Это просто хобби, для себя. Подумал, вдруг ты тоже этим увлечен.

— Я? Нет, я... Нет. В плане, я думаю, я знаю пару картин в каждом из основных художественных направлений, но не то, чтобы глубоко в этом деле. Ван Гог, Моне, Да Винчи, кто там еще... Гм, — он зависает, пытаясь вспомнить еще хоть одну фамилию, пока Хенджин мягко смеется с него, впрочем, совершенно беззлобно, и спешит переключить внимание на что-то другое. — Ты выглядишь, как человек, который должен разбираться в искусстве.

Ты выглядишь, как искусство, хочет сказать он. Джинни улыбается одновременно застенчиво и польщенно, начинает рассказывать о том, как с детства любил бывать на выставках, и Чану кажется, что место Хенджина — в музее, среди картин и статуй. Люди выстраивались бы в очереди, собирались бы в толпы, чтобы получить возможность на пару минут бросит взгляд на него, подойти поближе, урвать глазом каждую деталь. Если бы кто-нибудь написал с ним картину, Крис каждый день приходил бы, чтобы часами сидеть напротив нее, слушая и чувствуя, как от созерцания нее внутри устанавливается блаженная тишина. Возможно, это не то, что Чан должен испытывать к парню, с которым у него договоренность лишь на одну встречу для оказания секс-услуги, но, глядя на него, Крис ощущает, что хочет написать про него - для него - песню. Он хочет описать звуками это сияние глаз и эти мягкие улыбки, мимолётные, как блики на поверхности озера, и впечатление от него — Водяные Лилии и Восход Моне, и слабый запах жасмина. Чан не может понять, парфюм это или просто гель для душа тонким шлейфом остался на его теле, но он точно знает, что хочет вдохнуть его поглубже.

Может, если бы они познакомились поближе, Крис посвятил бы ему целый альбом.

Это опасное желание. Это предвестник чего-то болезненного.

И самое болезненное — то, что Чан ожидал неловкости, или, может, каких-то сальных намеков от похода в ресторан с секс-работником, или наоборот, исключительно делового подхода. Он ожидал, что Хенджин с самого начала даст ему почувствовать, что он здесь — хозяин положения, как Верхний, и будет напоминать каждым словом и жестом, что их отношения не выйдут за рамки единичной встречи. Вместо этого Крису комфортно, так комфортно, будто он общается со старым другом, и вместе с тем он взволнован, как бываешь взволнован, когда впервые едешь на море, когда встречаешь что-то ещё неизведанное и восхитительное. Чан ощущает себя с ним на равных, даже когда заказывает столик на себя, когда платит за ужин и когда вызывает ему такси. С Джинни легко, и они беседуют ещё около пары часов, сначала наслаждаясь своей едой, а затем — решив заказать шампанского, и бутылку игристого спустя выходят из ресторана вместе, и Крис стоит рядом с Хенджином в темноте, пока тот ждёт свою машину. Это все выглядит так многообещающе, что Чан позволяет себе лёгкую надежду, что он мог действительно заинтересовать Джинни. Даже если ничего не выйдет за пределы сессии, у них есть уже контакты друг друга, и может, у них получится стать… хотя бы хорошими знакомыми.

— Тогда, до завтра? — улыбается вопросительно Хенджин, когда его убер подъезжает.

— Так скоро? — удивляется Чан. — Я думал, тебе понадобится больше времени на решение.

— Не вижу смысла тянуть, — ведёт тот плечом, и Чану очень хочется расслышать в этом намек на что-то большее. — Я пригласил бы тебя и сейчас.

— Я буду занят завтра и на неделе, — говорит Чан, и это правда лишь частично. Он сам устанавливает свое расписание, но у него правда много работы.

Ладно, это практически стопроцентная ложь.

— Тогда… Поехали?

Чан отменяет свою машину и садится на заднее рядом с Хенджином.