Глава 38: Начало. (2/2)

Когда все дети сытые и довольные были сопровождены Ашидо обратно в ясли, а старшие продолжали сидеть за столом и о чём-то громко говорить, Киришима уже валялся в сырой траве, сверху подсушенной ветром и осенним солнцем, закинув руки за голову и прикрыв глаза. Когда он последний раз так беззаботно лежал?..

В голову приходит только самое далёкое, самое чистое и светлое воспоминание: он летом точно так же лежал в траве, пахло зноем, свежим бельём и яблоками. И Оджиро был ещё добрым и самым замечательным. Киришима невольно вспоминает его голос, такой мягкий, отеческий, любящий каждого своего младшего.

А потом вспоминает, как самолично всадил кинжал «О» в шею там, внизу, где было сыро и пахло вином. И как умирал священнослужитель от скакнувшего давления из-за Проклятия Киришимы. Не Дара. Проклятия.

— Эй, не спи, зима приснится! — Бакуго пинает Киришиму в колено и садится рядом.

— Я не сплю, — еле ворочает языком Эйджиро, открывая глаза и щурясь от света. Весь мир теперь отдавал синевой. — Просто разморило после еды в спокойной обстановке. Я не знаю, что случилось со всеми после смерти Мамочки, но мне это нравится. Они больше не хотят меня калечить и запирать. Тебя тоже. И друг друга. У нас теперь новая Мама, — и смотрит на Катсуки. Тот не смотрит в ответ. — Это Момо, та девушка в шубке, помнишь? — Бакуго помнил.

— Может, наше поведение зависит от Матери? Как думаешь?

— Я думаю, что ты, как был идиотом, так и остался.

— На самом деле, я не понимаю этого. Наверное, я правда слишком глупый. Вот Кью, он умный, и Ти тоже умный, они понимают. Я думал, что мы зовём Мамочку так, потому что она создала нас. Я был в гнезде с самого начала, сколько себя знаю. И все остальные — тоже. Наверное, я родился здесь. Для меня нормально называть Матерью только одну женщину. Момо я так звать не смогу, хотя она очень хорошая. Она мне нравится, Бакуго, правда.

— Ну так оставайся, пустоголовый, что тебе мешает?

Бакуго смотрит в небо и думает о том, что неплохо бы вернуться в Ровер, к Шоте, в приют. После сегодняшнего он невольно задумался о том, что давно его не видел. Он больше полугода скитается по Мисфитсу, а до этого ещё сколько не видел! Этот старый хрен точно еще живой, еще самого Бакуго переживёт. Поесть бы его тыквенной каши.

— Не могу, — вздыхает Киришима и рывком садится. — Я решил остаться с тобой, куда бы ты ни пошёл. Решишь остаться тут, я тоже останусь, а решишь уехать — уеду вместе. Хоть на край света, куда человек еще не захаживал.

— Ха, как будто ты мне больно нужен.

— Не говори так, это меня обижает, — Эйджиро осторожно кладёт руку на плечо охотнику, почти невесомо, готовый в любой момент одёрнуть. — Я решил это ещё тогда, когда ты вытащил меня из клетки работорговки, хотя легко мог бы бросить меня. У тебя до сих пор шрам остался, — и тянется второй рукой к тому месту, прикладывает с осторожностью. — Во мне твоя кровь, Бакуго. Это обещание.

— Не мели чепухи, — Бакуго наконец сбрасывает с себя чужие руки. — Ты давно ее высрал, так что свободен. Я ухожу, но сначала заберу у этих двух идиотов своё заработанное. А ты можешь продолжать валяться тут и воспевать оды той девахе.

Бакуго подрывается с места, уходит, попутно расталкивая старших Джиро, столпившихся у выхода. Эйджиро думает, что Катсуки расстроен. Он думает, что, будь он на месте охотника, то был бы только рад тому, что с ним хотят продолжить путь. Эйджиро кажется, что если он напрямую спросит об этом, то получит не честный ответ, а что-то вроде «Ты, идиот, мне не нужен, я сам со всем справлюсь, но если ты так сильно хочешь, то можешь просить на коленях, а я, так и быть, подумаю». Или что-то похожее. Киришиме было бы не стыдно попросить даже на коленях, зная, что Бакуго не серьезно. Ему просто нужен повод, чтоб не просить составить ему компанию в путешествии.

— Надо же, какие мы, оказывается, застенчивые.

Киришима не идет следом, а только валится обратно на траву, забрасывая руки за голову. Однако так он лежит не долго, поднимаясь почти сразу же; в голову пришла дурная мысль пройтись по поселению. Кажется, он никогда не делал это с удовольствием.

Вне стен коробки будто и воздух другой, более холодный, осенний. Трава там желтее, небо какое-то серо-голубое и пахнет горелым. Киришима вертит головой и наконец замечает чуть выше на холме, что прямо за яслями, поднимающийся в небо дым. Эйджиро смутно припоминает, что же такого там может гореть, за деревьями, а потом ощущает ползущий по спине от ужаса пот. То место не раз снилось ему в кошмарах. Место рядом со старым амбаром, где Даби и Оджиро надругались над младшими из яслей.

Киришима рванул в ту сторону, срезая через траву, потому что сворачивать по тропинкам у него будто не было времени. Что он хотел там увидеть? Горящий амбар? Пусть так, пусть этот чёртов амбар сгорит к чертям, такое место не должно существовать.

Горела бумага. Листы тонких и не очень книжек от огня раскрывались, тлели, загибались, жаром в воздух вместе с дымом подбрасывался белый пепел, оседая рядом хлопьями, похожими на снег. Кью потыкал толстой палкой в костёр, заставляя бумагу гореть лучше. Иида рядом подбрасывал в огонь «топливо» в виде похожих книжек. За ними и костром виднелись стены обветшалого проклятого амбара.

— Всё хорошо? — тихо спросила Зет, положив холодную руку на плечо Киришиме. Он вздрогнул, почти подпрыгнул от неожиданности, готовый обороняться от нападок, но девочка-светлячок ничего не делала. — Старшие немного заняты. Если тебе что-то нужно, то…

— Нет-нет. Я просто увидел дым и прибежал. Думал, что дети балуются тут, — Эйджиро не умеет врать, но Зет съедает его отговорку, пожав плечами, и проходит к кострищу из книг. Только теперь Киришима замечает, что девочка тащит ещё сырьё.

***

— Да, сюда давай, всё в кучу! Гори ярче, чтоб ни кусочка не уцелело! — задорно кричит Аояма, поправляя рассыпавшуюся по лбу чёлку. — Хэй, как, еще раз, говоришь, тебя там звать?

— Тенья. Моё имя Тенья, — с придыханием отвечает Иида, чувствуя какой-то подъём внутри. Как будто с его шеи утопленника срезали веревку с камнем на другом конце и теперь он может всплыть. — Иида Тенья. Красиво, а! Меня привезли сюда аж из Данмы, когда мне было два.

— Это где вообще? Что за оборотничья пещера? — Аояма хихикает, но слушает внимательно. Интересно же.

— И ничего не пещера! Это королевство южнее отсюда. Я нашел на карте его. Пришлось хорошо постараться, чтобы добыть в наших краях карту получше. Хочу поехать туда и попробовать поискать родственников. Может, ещё смогу найти.

— Интересно. Бросишь поселение и работу? Не похоже на ответственного тебя.

— Нет. Когда закончу с делами и получу разрешение Новой Матери, тогда и… Не хочешь тоже?

— Что «тоже»? — Кью снова тыкает палкой в костёр, поднимая дым и искры. — С тобой что ли? Вот уж нет, я найду дела поинтереснее.

— Я говорю о том, чтобы найти свой дом. И своих родственников, от которых тебя забрали. — на утверждение, что Аояму уже никто не ждёт, Иида строго хмурит брови и делает рубящее движение рукой в воздухе, указывая на брата. — Ты не знаешь наверняка! А вот я нашёл и твои данные в записях. Хочешь узнать?

— Ничего не изменится, Иида, ничего. Я всё еще «Q»-Джиро, я живу в поселении в Нинге, в Мисфитсе, работаю на Мать, учу мелочь и иногда выхожу из себя, когда моё имя неправильно произносят. От того, что я узнаю что-то ничего не-

— Юга. Твоё настоящее имя Юга. Аояма Юга. Доставлен в Нингу из маленького городка Сан, что на севере. От границы Мисфитса на лошади всего неделя пути.

— Ты не слышал меня? Я же сказал, что я Кью и никакого другого имени у меня быть не может!

— Так тебя назвали здесь, пойми. Назвали, когда сделали с ребенком те чудовищные вещи. Ничего уже не исправить, мы все это понимаем, но оставшееся нам время можно прожить так, как хотим мы, а не кто-то другой. — Иида бросает в костёр остаток книг и греет руки над дымом. — Лично я хочу уехать отсюда, как только разберусь с делами. Я уговорю Мамочку, чтобы вернуть детей, которые сейчас в яслях, по домам. Туда, откуда их забрали. Старшие же будут вольны делать то, что захотят. Я уже поспрашивал. Многие хотят остаться и постараться исправить то, что наделала Джиро. Мы почти все не злые, не кровожадные, пойми. Да, мы выросли в такой стране, в такой обстановке, мы ничего толком не умеем, кроме как драться и кровь пускать друг другу, но мы хотим это исправить. Многие хотят. И для начала я верну малышню по домам.

— Собираешься объехать весь Мисфитс и ближайшие земли за границей?

— Пусть так. Дети не должны больше страдать.

— Ты такой правильный, что меня подташнивает. Именно поэтому ты лучший из братьев.

Тенья смотрит на огонь, поедающий бумагу, и ему как никогда спокойно. Где-то там, среди пепла, есть и его книжка, хранящая в себе холодные записи о его страданиях. Там же записи обо всех остальных, живых и мёртвых, тех, кого Иида знал, или еще не застал, или даже ни разу не видел. Столько лиц, столько детей, столько жизней загублено в этом месте. И он был одним из тех, кто это наконец-то прекратил.

Ветер подул в сторону, сгоняя дым дальше. Никогда ещё воздух в Нинге не был таким свежим.