Глава 21: Поражения. (1/2)
В церкви было ужасно душно. Витражные стёкла в оконных проёмах смотрелись, безусловно, красиво, богато и эффектно, но были наглухо закрыты, из-за чего помещение плохо проветривалось. В единственной комнате тут, огромной зале, спёртый воздух вонял ладаном и сонной одурью. У стены, напротив входных дверей, прямо под гигантским, отлитым из золота, солнцем стояла белая статуя женщины, облаченной в одну накидку. Глазницы ее, что примечательно, были абсолютно пустые: в каменной голове действительно оказались две черные дыры вместо глаз. За её спиной были сложены ангельские крылья. В разноцветном свете от витражей она буквально сияла. Зрелище было завораживающим. Бакуго даже задержал дыхание на пару секунд, но тут же быстро пришел в себя, продолжая бегло осматривать помещение, в котором, кроме этой самой статуи, солнца и лавок из тёмного дерева, что стояли в четыре ровных ряда, ничего не было. Разве что пара канделябр с незажжёнными свечами по углам.
Бакуго посмотрел под ноги, оглядел всё, что только могло уловить зрение с того места, где он стоял, и по привычке свёл брови вместе. Слишком тихо. Разве в это время в церкви обычно не бывает много прихожан? Не тот день? Во всяком случае, не прихожане, так сёстры или отцы должны быть тут. Катсуки резко обернулся к шедшему позади него мальчонке с глазами-блюдцами. Тот все еще стоял там с той же самой, будто приклеенной, улыбкой. Это начинало немного выводить из себя.
— Эй, какого черта тут никого нет? — Бакуго рефлекторно сжал руки в кулаки и сильно ссутулился, подавшись при этом немного вперёд, точно готовый напрыгнуть на добычу, как дикий зверь.
— Ох, простите, милейший. Вы ожидали оркестр и банкет в вашу честь? Мы не ждали гостей, прошу простить. — Этот парень точно издевался, даже если не менялся при этом в лице. В голосе сквозила ненависть ко всему живому, даже если он всё еще говорил с добродушной улыбкой. Катсуки скрипнул зубами и уже хотел было пустить руку за пазуху, где находился нож, но Киришима, видимо, почуял, что пахнет жареным, и решил ситуацию сгладить. Бакуго его за самоволку чуть на месте не прибил.
— Никаких банкетов мы не ждали, друг. Просто нас в первый раз отправили в Хель, вот мы и не знаем, что тут к чему.
Эйджиро врал неожиданно хорошо. Или реально верил в то, что говорит. Скорее всего второе, потому что мозгов на первое ему бы явно не хватило — сходу придумать и не проколоться в поведении. Бакуго пристально посмотрел на парня с веснушками, нехотя выпрямился и отвернулся. Ему уже хотелось поскорее свалить отсюда в замок, где ждёт его то, зачем он вообще сюда припёрся. Да и не столько желание наживы побуждало его покинуть церковь. Чутьё охотника слабенько колыхалось где-то над солнечным сплетением, вынуждая чувствовать дискомфорт и напряженность. Что-то и вправду было не так.
— Ну раз всё так обернулось, то почему бы вам не остаться на ужин? Его высокопреосвященство будет рад выпить с такими гостями бокал вина за едой. Не обижайте нас. — Мальчик приложил руку, обёрнутую в белую перчатку, к груди и немного прищурил глаза, будто в улыбке. Но Катсуки такой дешёвкой не одурачишь: этот малец и рад бы резню устроить (по глазам видно), да что-то мешает. Катсуки решил, что и слава Богу. Киришима, видимо, повёлся на слова и улыбочку и с радостью закивал головой. Что за бесполезный болван. Но отказываться уже нельзя — Бакуго не знает, чего ожидать от этих идиотов в рясах, а раз уж он выдает себя за Джиро, то надо соответствовать. И это бесит.
Мальчишка провел путешественников за одну из колонн, что упирались в потолок и поддерживали его. В стене оказался проход, который изначально заметить было трудно, так как дверь сливалась со стеной. А за ней виднелась лестница, ведущая вниз. Оттуда тянуло холодком и немного сыростью.
Мальчик пошёл первым, Бакуго же двинулся следом, но всё же следил, чтоб и придурок шёл следом. И придурок шёл.
Там, куда привел их подросток, было сыро, но никаких следов плесени или гниения дерева не было видно и терпко пахло вином. Бакуго сравнил ощущения от запаха вина и воздействия силы Киришимы — эффект похожий, но в «убойности» различался сильно. Аромат вина только немного кружил голову, щекотал ноздри, поднимал температуру и разжигал аппетит, чего не скажешь о силе. Она в прямом смысле подчиняла.
За красной тяжёлой занавеской находилась небольшая комнатка. Стены и потолок были обшиты деревом. На полу лежал мягкий и незатоптанный ковёр тёмно-красного цвета, а в центре стоял круглый маленький столик, с двух сторон от которого стояла пара кресел. Прямо у самой занавески в стену были вмурованы полки, на которых горлышком к комнате одна к одной лежали бутылки. Комнатку освещала одна лишь керосиновая лампа под потолком.
Оба кресла были заняты.
В одном сидел уже знакомый странникам епископ с полупустым бокалом в руке, а второе занимал незнакомый молодой парень в простой одежде. Но Бакуго не спешил причислять его к простым работягам, потому как вряд ли сюда попадают обычные люди. У парня были светлые волосы, но более темного оттенка, нежели у самого Бакуго, худое тело с неестественно зеленоватой кожей — если это, конечно, был не всего лишь эффект от тусклого света — и пронзительным взглядом. Даже такому закалённому человеку, как Катсуки, стало не по себе. Киришима так вообще отступил на шаг назад.
— Спасибо, что проводил наших дорогих гостей, Мидория, можешь идти.
И парень, видимо, тихо вышел, потому что Бакуго не оборачивался и не слышал никаких шагов. И это было странно, это напрягало, но оторвать глаз от чужого взгляда было непосильной задачей. Молодой блондин отставил свой бокал на столик, закинул ногу на ногу, сложил руки в замок и откинулся на спинку.
— «А», малыш, как же давно мы с тобой не виделись. Я успел соскучиться по тебе. — Он говорил уверенно, с отцовской улыбкой настолько правдоподобно искренней, что у самого Бакуго защемило в груди. Но Эйджиро, кажется, был на его счёт совсем другого мнения.
— Чтоб ты сдох! — Киришима едва ли не сплёвывает прямо на ковер, а Катсуки не в силах скрыть секундного удивления. Он впервые слышал от Киришимы тон, полный презрения, бессильной злобы и ненависти. Даже Бакуго за все его издевательства такого не получал в ответ. Стало немного обидно за себя. — Бесчувственная тварь. Я не прощу тебя никогда!
В прохладной комнате неожиданно стало жарко. От такой резкой смены температуры у Бакуго ещё сильнее закружилась голова, и ему пришлось опереться рукой о стену, чтобы не упасть.
Киришиму потряхивало. Он шумно дышал и в упор смотрел из-под капюшона на своего старшего брата, почти отца, в котором он так сильно разочаровался.
Епископ выронил бокал из рук; вино залило белую полосу на рясе, растеклось по коленям и не успевшими впитаться алыми струями потекло на пол. Бокал прокатился по ковру и замер у ножки стола. Мужчина схватился за грудь, комкая в пальцах выглаженную рясу, и захрипел. Ему явно стало слишком плохо от резко забурлившей крови в венах, того и гляди вот-вот копыта откинет. Но, судя по приподнявшейся рясе в районе паха — сила работала на ура. И как бы не был рад Бакуго тому, что это легко обезвреживает врага, он сам сейчас либо там же помер бы, либо накинулся бы на кого-нибудь с желанием присунуть. И Бакуго тошнило от этой мысли, потому что она показалась ему не навязчивой и вовсе не противной, а очень даже возбуждающей.
Оджиро держался не лучше. Его лицо перекосило, будто от боли, а сам он схватился за собственное горло.
Епископ уже почти не двигался, развалившись на кресле. Уже не жилец. А Бакуго ещё пока хотел жить. Оджиро тоже.
Бакуго пришлось сжать зубы и оттолкнуться от стены, чтобы сбить своим весом Киришиму и заставить того прийти в себя. Это сработало, потому что истерика Эйджиро утихла, а сам он, кажется, отключился. В комнате постепенно снова стало прохладнее. Это отрезвляет голову. И Оджиро приходит в себя первый. Он соскакивает с кресла, в которое ещё пару секунд назад вцеплялся, как безумный, и в два шага достигает полусознательных парней. Своего непутёвого брата Маширао хватает за горло, но тот даже не сопротивляется — рук и тех поднять не в силах, а Бакуго же пинает под рёбра. Вполсилы — большее, на что хватило Оджиро. Но даже этого было достаточно, чтобы заставить Бакуго не вставать на ноги.
— Ты, щенок, суёшь свой поганый нос туда, куда не просят! — Оджиро отбрасывает Киришиму к столику и тут же наклоняется, чтобы за грудки поднять Бакуго над собой. — Я могу прямо сейчас перегрызть тебе глотку и ты сдохнешь, как вшивая псина. Хочешь этого? — Бакуго даже не понимал сути вопроса. Что за бред? Катсуки собирает слюну на языке и с силой харкает в лицо Оджиро. Такая маленькая месть. — Ну это ты зря.
Оджиро ставит на дрожащие ноги Бакуго и не медля бьёт лбом тому в лицо, метясь в нос, но Бакуго наклоняет голову, так что удар только соскальзывает по скуле, и сам поднимает ослабленные руки, чтобы сдавить чужую шею. Получается хреново. Оджиро только криво усмехается жалкой попытке, напрягает шею и делает шаг вперед, чтобы прижать Бакуго к стене и наконец освободить хоть одну руку. Врезать в это наглое лицо ему хотелось давно. По крайней мере с того момента, как Оджиро узнал, что братец его непутёвый пошёл с этим недоумком.
— И как такое подобие человека смогло подчинить себе тебя, Киришима? — Маширао обращается к брату, но даже не смотрит на него, предпочитая медленно сдавливать чужую шею и наблюдать за эстетической красотой синеющих губ перед собой. — А хотя, знаешь, я тут подумал и решил, что ты вполне можешь вернуть себе моё уважение. — Оджиро разжимает руки, отчего Бакуго съезжает по стене вниз, хрипит и пытается начать дышать. Перед глазами все еще мелькают черные пятна, а слюна капает на пол из приоткрытого рта. Бакуго чувствовал себя полностью униженным, хотя понимал, что с ним случались вещи и похуже. Катсуки уже схватил было свой нож, даже не отдышавшись толком, но Оджиро тут же выбил его мыском из слабой хватки. Оружие пару раз звонко ударилось о дерево рукоятью и замерло где-то за занавеской.