Глава 12: Боль. (2/2)
— Это ты тут цирюльник? — Катсуки мельком обернулся на Киришиму, который явно порывался сбежать отсюда, бессильно ещё опираясь о каменный косяк, но что-то его останавливало. Видимо, инстинкт самосохранения.
— А что молодого господина привело ко мне? — старик оторвался от своего занимательного занятия и полностью повернулся к вошедшему. — Стрижка? Ловушки для вшей? Проблемы с зубами?
— Ты можешь вставить новые зубы? И не смей предлагать зубы из пасти подобной швали, — Катсуки кивнул на бессознательное тело с открытым ртом, сидящее в кресле. — Нужно из хорошего металла.
— Хоо, — довольно протянул старик, начиная протирать руки влажной замызганной тряпкой, — а господин разбирается в том, что хочет. Как насчёт латуни? Или бронза?
— Бронза, если это действительно она, — не думая ответил Бакуго и отступил на шаг назад, схватил за капюшон плаща Киришиму и поволок не сопротивляющегося парня прямо к старику.
Эйджиро усадили на второе обтянутое кожей кресло и приковали руки к подлокотникам. Ноги тоже. Киришиму прошиб холодный пот, и он попытался вырваться, с паникой посматривая на Бакуго, который спокойно стоял рядом, пока старик рыскал по маленьким деревянным шкатулкам, в которых на плотной чистой ткани лежали самые разные зубы, очевидно сделанные искусным кузнецом. Старик неаккуратно залез пальцами Киришиме в рот, ощупывая зубы, осмотрел дёсна и подобрал два металлических протеза. Бакуго сказал, чтоб их также подточил под форму зубов Киришимы. Бакуго с недоверием посматривал на металл, но на подделку было не похоже, хотя в этом, что уж греха таить, Бакуго совершенно не разбирался.
Старик не спешил начинать стоматологические процедуры, копаясь в каких-то склянках и что-то бурча под нос.
— Какое обезболивающее? Подороже или подешевле?
— Конкретнее, — прорычал Бакуго, явно недовольный, что он до сих пор стоит тут и тратит своё драгоценное время.
— По голове огреем, чтоб сознание потерял? Эфир? Спирт? Морфий? Кокаин? Можно без них, но будет больнее. Рискует получить шок и потерять много крови, — покачал головой цирюльник, разгребая свой стол от ножниц и бритв, вытаскивая из всего этого срача сверло, щипцы, металлические ленты и какие-то гвоздики.
Бакуго только фыркнул, давая понять, что не зубных дел мастер и ничего не понимает из того, что ему тут наговорили. Старик, видимо, и так это понял, выбирая одну из нескольких склянок.
Киришима не хотел тут быть и уже готов был согласиться остаться без двух несчастных зубов и со сломанным носом, лишь бы не быть рядом с этим лекарем-парикмахером или кто он там ещё, как Катсуки снова заговорил.
— У меня есть кое-что получше твоего дерьма, — Бакуго с полминуты рылся в своём мешке, после чего достал клубок из тряпок, а оттуда — бутыль с Саббатом.
Даже со сломанным носом Киришима почуял лёгкий шлейф солёного аромата очень близко, а как только открытое горлышко подставили к его носу, Киришима затянулся непроизвольно сильнее обычного и потерял сознание.
Снова Эйджиро будят грубыми шлепками по щекам, отчего пробуждение становится очень неприятным, да ещё и голод от желудка расползается по телу и всасывается, кажется, даже в костный мозг. Глаза открывать вообще не хотелось, но кто-то был очень настойчив, чтобы его разбудить. Пришлось-таки продрать веки и попытаться сообразить, где он вообще находится.
После нескольких секунд осознания себя Эйджиро вспоминает, где он находится. Он всё ещё сидел в цирюльне, в кресле, только конечности его уже ничего не сковывало. Он даже не сразу понял, что у него нещадно болят дёсна и ломит переносицу, однако дышать стало гораздо легче.
— Выглядишь пиздец хреново, — заключил Бакуго, прекращая избивать чужие припухшие щёки.
— Чувствую себя так же, — едва простонал Киришима, но подниматься с насиженного кресла не спешил, только немного перевесился вниз, чтоб сплюнуть на пол вязкую красную слюну. — Убей меня, чтоб я не мучился.
— А хуй тебе. Раньше надо было думать, — Бакуго поднимает с пола свой мешок, закидывает на спину и уже готовится уходить. — Можешь считать, что эти зубы и вправленный нос значат, что я поверил в твои слова о преданности мне, даже если я заставил тебя их сказать. Посмеешь нарушить слово — лишишься далеко не двух зубов.
Бакуго серьёзен, но Киришима всё равно не понимает его мотивов: то зубы ему выбивает и ломает нос, то вправляет… Что у него вообще на уме? Нет, Киришима знал, что Бакуго родом не из Мисфитса, а соответственно воспитан не в тех условиях, но какая-то логика в его действиях быть должна!
Киришима молча пялится в спину Бакуго и осторожно проводит по искусственным зубам языком. Во рту уже чувствуется странная и непривычная наполненность, да и дышать носом стало легче и безболезненнее. Кровь в венах начала закипать от переполняющей Киришиму благодарности. И плевать, что весь этот ужас с его лицом сам Бакуго и сотворил. Эйджиро сел, игнорируя тошноту не то от боли, не то от голода, и потрогал пальцами горячие скулы. Отёк еще не спал, но всё-таки так легко он себя ещё, кажется, не чувствовал.
— Хэй, ты ведь помнишь, что я тогда выпил твоей крови? — монстр попытался осторожно слезть с кресла на каменный пол. Он выждал какое-то время, после чего продолжил говорить, посчитав молчание собеседника положительным ответом. — Так вот. На моей родине это считалось чем-то вроде ритуала «привязки». Если не вдаваться в подробности, то теперь я не смогу от тебя уйти. — Киришима растягивал слова, чуть не пуская слёзы от боли в дёснах, однако он же должен был как-то прояснить ситуацию и то, что ни за что он теперь не попытается уйти от такого опасного человека, как бы парадоксально это не выглядело. Может, это было крайней степенью трусости и немужественности, но Эйджиро попросту испугался. Этого говорить он, разумеется, не станет. — Что ты будешь делать сейчас? Куда мы направимся?
— Мы остаёмся в Лимбе на несколько дней. Я устал и хочу отдохнуть, — вкрадчиво ответил Бакуго, выходя из лавки цирюльника и передёргивая плечами на свежем воздухе. Всё-таки вонь гнилого мяса и спирта достаточно сильно действовали на нервы.
— А, Бакуго, а где старик? Что-то я его не видел в комнате, — бесстрастно спросил Киришима, даже не рассчитывая, что на его вопрос вообще ответят.
— Я грохнул его, — не переставая шагать, ответил Бакуго. — И вообще, это не твоё дело. Зубы есть? Есть. Нос вправили? Вправили. Вот и помалкивай.
Эйджиро и вправду замолчал, только напоследок обернулся на запертую дверь, над которой одиноко покачивалась деревянная табличка с какими-то закорючками. Это, очевидно, были буквы. Но Эйджиро не умел читать и писать и не особо был обременён этим неумением. Он даже не знал, умел ли это делать Оджиро, Мамочка, «Q» и «M-i», умеет ли это Бакуго и так ли это вообще важно. Сейчас его волновала только неожиданная лояльность Бакуго к нему.