8. Mordere memorias nimis (2/2)
Петли не скрипнули, значит, скорее всего, проход важный, и им часто пользуются — не каждый согласится долго терпеть противный визг при открытии. За дверью мягко пахло сосной, шалфеем и лавандой, что было довольно приятным сочетанием, не сразу разбираемым, ведь ароматы искусно переплетались меж собой. Феликс явно постарался, подбирая эфирные масла, чтобы они так расслабляли и успокаивали, словно обнимали.
Хенджин тихонько вошел, прикрывая за собой дверь, непонятно зачем, ведь Ёнбок все равно его найдет, но почему-то было стыдно думать, что тот узнает, как художник шастает по его квартире без спросу. Первым в глаза просился рабочий стол справа, повернутый ”спиной” к окну, а перед ним было кремового цвета кресло, на вид мягкое и удобное. Оно было на четырех колесиках для удобства, и сейчас было явно не на своем привычном месте — косо отвернутое в сторону, совсем близко к стенке. На нем лежала игрушка-подушка в виде сердечка, сшитая из бархатистой ткани, с выведенным ”warm hugs” в центре. Еще правее стоял белый шкаф, весь забитый совершенно неподходящими кабинету, как определил это место Хван, вещами: пластиковая фигурка с цыпленком в мультяшном стиле; несколько легкомысленных подростковых любовных романов, что было понятно даже по корешкам и названиям в стиле ”Трепет сердца” или ”Его руки всегда пахли кофе”; полное собрание Гарри Поттера; заколки в виде бабочек и ромашек; много белоснежных помпонов, от которых, к слову, и исходил божественный аромат, Феликс явно пропитал их маслами; но сильнейший интерес вызывали фотографии в рамочках с животными. Их было шесть. Хван с любопытством рассматривал каждую, отмечая, какие же все милые на фотографиях.
Первой Хенджин заметил рамку с маленьким серо-синим волчонком, играющим с крохотной бабочкой. Сощуренные добрые глазки, глубокие ямочки на щечках. Чан. Ему здесь пятнадцать, совсем скоро, через три года, он окончит школу с отличием и уедет учиться в Корею, где и познакомится с художником на выставке, куда пришло едва ли двадцать человек за три дня. Среди них был и Кристофер, с великим интересом рассматривавший картины пятнадцатилетнего парнишки, которому еле удалось выбить разрешение на демонстрацию своих работ в таком возрасте. Вернемся к фотографии. Еще на ней был, на вид десятилетний, мальчишка, которого Бан крепко обнимал, прижимаясь одной из своих щек к его. Хван без проблем узнал эту яркую светящуюся улыбку второго героя фото, это был маленький Ли Феликс, беззаботно жавшийся к лучшему, по всей видимости, другу и маленькой ручкой махавший в камеру. Так значит Ёнбок и Крис были знакомы еще тогда, в Австралии? Это, в целом, показалось художнику самым логичным, и он мысленно ударил себя по лбу, не понимая, почему раньше не догадался. Почему-то ему казалось, что парни по счастливой случайности столкнулись в Корее. Все-таки Феликс упоминал как-то, что родом из Австралии.
Вот, что забыл Хван… Чан… Так, чтобы Хенджин не звонил единственному близкому другу, помимо Кками, конечно, на протяжении двух дней, не было с момента похорон, когда, сказать честно, было не до этого. А сейчас… он не выходит на контакт с Баном просто, потому что нашел себе новых друзей… Сердце кольнуло, выбивая воздух и легких… Он предал Криса?.. Неужели…
— Вот ты где! — с облегчением выдохнул Феликс, проходя в глубь комнаты и вставая рядом с Хваном. — О! Ты фотки рассматриваешь! Мне так они нравятся, особенно эта! — Ли тыкнул пальчиком в фото с Чаном. — Мы тут такие радостные! Нам тогда родители качели во дворе моего дома повесили, — мы были соседями, — каждый день качались.
Феликс поднял глаза на фото, располагающееся на полке повыше. На рамке было какое-то непонятное животное, похожее на белку, кенгуру и хомяка одновременно, держащее в руке микрофон. По фотографии было видно, что Феликс, уже более взрослый, пусть и маленький еще, делал внезапное селфи. Обернувшийся и успевший только немного улыбнуться с широко раскрытыми округлыми глазами Джисон, тоже помладше, чем сейчас, выглядел удивленным и милым.
— Это было перед самой первой сессией! Сонни очень переживал, и я захотел поднять ему настроение, — уголки губ Феликса не опускались, что немного сбрасывало, почему-то, груз с плеч художника. — Получилось! Он немного расслабился и отлично все сдал! О! А это было всего год назад!
Губы Хвана, наконец, тронула улыбка. На фотографии, рамка которой украсилась кроликом, на чьей голове устроилась маленькая белка, сидел, слегка ухмыльнувшись, Минхо, смотря четко в камеру. На его плече лежала голова Джисона, также снизу вверх поглядывающая на фотоаппарат, его руки, так же как сегодня, оплели шею старшего, а на шее красовалось аж три ярких пятнышка, и одно старое с другой стороны. Фраза ”ты скоро привыкнешь видеть такое”, брошенная Чанбином, стала в разы понятней. Ноги Хана обхватили талию сидящего в позе лотоса Минхо. Снова делающий селфи с высоты вытянутой руки Ёнбок игриво подмигнул, на деле просто пряча глаз от свалившихся пары прядей волос, что, как он думал, будет непонятно, но на деле же очень даже.
— Я просил их отлипнуть друг от друга хотя бы на пару секунд для фотки! И что же ты думаешь? Джи согласился, просто откинулся на спину, посчитал про себя до двух, а когда я, не знав об этом, фотографировал, он резко поднялся и прижался к Хо! А Минхо, словно у них одни на двоих мысли, сразу мягко положил руки ему на ладони, будто только и ждал, когда Джисон вернется в кадр для фотки! — Хван даже сначала не заметил эту маленькую деталь, а сейчас она его смешила. — Такие дети!
Остальные фото тоже были рассмотрены и прокомментированы отдельно, Феликс долго вещал об из историях и ситуациях, в которых они были сделаны. Только вот, если Хвану было безумно интересно их послушать, то Вам — сомневаюсь. Спасибо, если Вы не пропускали эти, возможно, нудные описания картинок, а мы продолжим.
Фото Сынмина, на фоне которого случайно, и это не сарказм, оказался Чонин, было украшено золотистым ретривером, тоже с микрофоном. Чонин обнимался с плюшевым мишкой. Чанбин балансировал на гантели в доме Феликса, а на рамочке был перекаченный свинокролик с милым цветочком в волосах.
— Это твой кабинет? Ты тут принимаешь клиентов? — спросил, казалось бы, очевидную вещь Хенджин, но стыдно ему не было — единственным, что напоминало о назначении этого помещения, был рабочий стол с компьютером. В остальном комната была обставлена по-домашнему уютно, совсем не похоже на кабинет ”мозгоправа”, пусть так называют обычно психиатров, но многие путают понятия.
— Да, — коротко ответил Феликс, разворачиваясь и что-то серьезно обдумывая, а потом просто тряхнул головой, сбрасывая ненужные мысли. — Пойдем покажу, как обустроил нашу спальню для Кками? — взбодрился сразу Ёнбок, не замечая, как на слове ”наша” Хенджина передернуло. А правильно ли мыслить так о Феликсе?
”Нет, не правильно!”, — шепнул в ухо, опаляя шею, которую после этого охватило холодом, Йеджун. О да, он точно не согласен. И Хван не согласен. Черт, как он только мог допустить мысли о влюбленности в Феликса? Да в кого угодно! Он клялся Джу в вечной любви и верности! Ему нельзя сближаться с Ёнбоком! Точно нельзя! — ”Хороший мальчик”, — довольно протянул Чон, поглаживая основание шеи.
Феликс привел его к кровати, у которой теперь стояла импровизированная лесенка из коробки из-под зимней обуви и какой-то потрепанной толстой книжки, которая, видимо, Ли была совершенно не важна. Часть названия, прочитанная с горем пополам Хваном, знакомой ему не казалась, так что это не какое-нибудь великое произведение, не беспокойтесь. Может, какой бульварный роман, взятый Ёнбоком по скидке. Зато теперь, он был хоть чуточку полезен — по лестнице Кками могла сама заползать и спрыгивать с кровати, без помощи парней. На самой же постели теперь находилась третья подушка в углу у стенки, чуть продавленная в центре, чтобы собачке было удобнее там лежать. Заботливо и мило.
***
Первый фильм о Гарри Поттере шел размеренным темпом под мягкую горячую пиццу, с которой все еще тянулся шлейф сыра. Они заказали пепперони, богато обсыпанную слайсами одноименной колбасы. Оказалось, что местная небольшая пиццерия делает обалденные кушанья, так еще и за более низкую цену. Феликс мгновенно добавил этот контакт, подписав как ”лучшая пицца в мире” на английском. На это уровня этого языка Хенджина хватало.
На логотипе пиццерии красовалась белая сова в поварском колпаке, держащая в клюве
Пусть фильм и длился долго, ощущался так же, но прошел почти незаметно, радуя счастливым концом первой истории о ”мальчике, который выжил”. Да настолько, что и Феликс, и Хенджин синхронно предложили посмотреть второй, а затем и третий залпом.
— Уже почти три часа? Боже, я и не заметил! Спать, идем спать! Режим к чертям иначе собьется! — не обращая внимания, что он уже сбился, прошелестел Феликс, быстро вскакивая на ноги с дивана и закрывая коробку из под пиццы, устраивая ее на маленьком светлом столике сбоку, шепотом обещая себе потом вынести мусор. Но сейчас, а вернее давно, пора было ложиться, потому он аккуратно потянул Хвана за ребро ладони, направляясь в спальню. От такого внезапного действия сердце заметалось в груди, словно ударенное током, а по спине пробежал табун мурашек. ”Противься этому, Хенджинни!” — кричал где-то изнутри Йеджун, да таким тоном, что уши заложило и снаружи. ”Я не позволю тебе!” — продолжал, не понимая даже сам, на что конкретно, срываться Чон, раздраженно глубоко, но резко и прерывисто дыша. ”Ты же не предашь меня?” — в его голосе скользнула слезливая нота, и сразу послышался всхлип. Хван никогда не мог равнодушно относится к людям, которым плохо, а к плачущему любимому — и подавно. Хотелось прямо сейчас сорваться с этой цепи, которая держала его за туго затянутый ошейник из-за спины, броситься к Джу, тихонько его обнять и шептать на ушко нежности, лишь бы тому полегчало, но как? Как, если Йеджуна больше нельзя потрогать в реальности, а на ошейнике просто-напросто нет пряжки? Ждать помощи от кого-то, у кого будет ножик, способный перерезать кожу? Нет. Смириться.
С такими тяжелыми мыслями Хенджин и лег на край кровати, с головой погружаясь в воспоминания. Старые и добрые. Феликс сегодня рассказывал про первую сессию его и Джисона, подталкивая художника к собственным ощущениям в тот далекий день, когда они с Джу читали шуточные молитвы, написанные накануне, на удачу к экзаменам. Или как рисовали с закрытыми глазами. Были друг другу натурщиками для одного или нескольких заданий в универе. Купались в озере, когда сидели в загородном летнем домике родителей Йеджуна. Теплые и уютные. Комфортные. А еще острые и кусачие. Сердце кольнуло, в том доме Хван в последний раз видел Чона счастливым. Он заболел после того купания, и Хенджин еле уговорил его возвратиться в город, чтобы обратиться ко врачу и купить лекарства. И… больно. Если бы художник тогда не настоял… Йеджун бы не мучился, он бы был жив.
”Верно думаешь, — протянул, сидящий, оперевшись на боковую часть кровати, служившую Ли комодом, на полу Чон, уже видимый и в толстовке на пару размеров больше. Это кофта Хенджина, так часто пропадавшая из шкафа благодаря ручкам одного маленького ловкого воришки, которому она была очень сильна велика. — Я тогда сказал тебе, что не хочу ехать. Что и сам справлюсь. Ха, справился, благодаря кое-кому я больше никогда не застужу горло”, — невесело усмехнулся Джу, поглаживая свое колено. Воспоминания вновь укусили в плечо, показывая картинку из жанра ”за секунду до…”.
”Феликс спит, поднимайся, — стальным холодным тоном приказал Йеджун, а когда ответных действий не последовало, обернулся строго глядя Хвану куда-то в саму душу. Он протянул изящную ладошку к шее приподнявшегося Хенджина и огладил, почти сразу сжимая, заставляя тихо выдохнуть остатки углекислого газа. — Я сказал, поднимайся,” — процедил Чон.
Йеджун заставил Хвана, бесшумно на цыпочках перемещаясь по чужой квартире, отыскать среди чужого белья, штанов и футболок, свои кофту и штаны, в которых пришел, и, оставив осторожно сложенными вещи, одолженные у Ли, тихо покинуть квартиру, не запирая двери и стараясь не обращать внимания на недовольно порыкивающую и пытающуюся оттащить обратно хозяина собачку.
Кусаться умеют не только белки и люди, но и воспоминания, иногда даже больнее. Оставляя шрамы не на коже, а внутри, воспоминания перейдут на сердце, пытаясь выпить из него всю кровь и жизнь. Воспоминания живут вечность, уходя к звездам на ночное небо, потому и стоит Жить, с большой буквы, чтобы потом стать ярко светящейся новой линией в большом созвездии умерших, которого пока не видно живым, но под которым мы все ходим.