1. A vigiliam tantibus (1/2)
Ключ в старом замке привычно противно щелкает, позволяя скрипучей двери пропеть протяжную ломаную ноту, и парень, не спеша, переступает порог. Потрескавшееся зеркало демонстрирует начинающий уже сходить синяк на щеке, а это значит, что скоро не придется использовать тональный крем, что так дорого стоил. Синяк напомнил о матери, и в нос сразу ударил перегар, явно усиленный в прихожей. Это радовало. Ее нет дома.
Хотя, может ли Хенджин называть это место домом? Формально — да, однако для него самого это место никогда таковым не было. Дом — это тепло, любовь, а не ультиматум.
Даже учитывая, что матери здесь не было, Хван бесшумно проскочил гостиную, в которой обычно та и сидела, стараясь не привлекать внимания несуществующих ушей. Оттуда донеслась прочно закрепившаяся вонь, запах алкоголя, смешанный с пóтом в до безумия отвратительную связку, вынуждая парня зашагать еще быстрей к своей комнате, которая, к огромному счастью, все-таки у него была. Пусть рядом с гостиной, пусть слышался ”аромат” жилища, пусть доносились храп и звон бутылок, пусть. Главное, что собственное пространство у него было. Ну, или не совсем собственное.
С довольным поскуливанием на Хенджина прыгала маленькая собачка, виляя хвостиком в разные стороны. Она делила с ним эту комнату, являясь полноценным ее жителем. Вылизывая ладони присевшего Хенджина, собака тихонько тявкала. Даже она понимала, что шуметь в этом здании равняется смерти.
— Кками, я тоже соскучился, — наконец в голос сказал Хван. Слышать, находясь в этих стенах, его почти в полную громкость давненько не получалось, от чего сегодня стало целым событием. В нем слышалась широкая искренняя улыбка. Маленькая собачка — единственное, что радовало парня, она была для него путеводной звездой к смыслу жизни, который он все еще не мог уловить, хоть казалось, что он вот-вот попадет в ладонь. Это чувство не покидало его последнюю неделю, оставляя в груди дополнительный неприятный осадок, ведь парень прекрасно понимал, что этот самый смысл не найти даже в сладких снах, ушедших ”под шумок” с лет пять назад. Хотя, откуда сомнения? Он знает точную дату — четвертого июля 2017 года.
Сердце в груди болезненно кольнуло. Сегодня не хотелось сыпать соль на рану, однако ни дня не проходило без Йеджуна. Особенно июнь-июль не давали покоя, грозясь задушить бедного парня. Грудь вздымалась тревожно, пропуская по несколько вдохов и наверстывая быстрыми всхлипами сразу после, а глаза теперь застилала пелена слез. Кками, словно почувствовав состояние хозяина, не раз сталкивавшаяся с таким Хваном, легонько прикусила палец парня.
Хенджин резко тряхнул головой, даже шея хрустнула, поглядывая на рабочий стол, чтобы отвлечься. Разбросанные хаотично карандаши, незакрытая коробка акварели, стакан с грязной водой, который скоро, казалось, как-нибудь заплесневеет, старая футболка, служившая тряпкой-промокашкой. Все это не стоит ни гроша, но так дорого для Хенджина, во всех смыслах. Он не рисовал уже неделю, все семь дней он жил на запасные деньги. ”На черный день” — говорил себе когда-то давно, кидая в копилку монетки, даже не подозревая, что через семь лет будет прожигать деньги из-за банальной апатии. Июнь. Июль. Количество трансляций всегда сокращается до одной в неделю. Каждый год. Поклонникам он нагло лжет, что дает себе отдохнуть, на деле же закапывая себя в могилу из мыслей и бессмысленных безбожных молитв перед фотографией, сохраненной в идеальном виде по сей день. Кками, потеревшись мокрым носом о бок хозяина, устроилась на его коленях, стараясь успокоить и помочь. Она понимает, она тоже скучает по нему.
Первое июля. Крайний день недели, в который должна пройти трансляция. Он обещал, в три часа дня. Хенджин поднял заплаканные глаза, медленно поворачивая голову в сторону. Он терпеть не мог часы со стрелками, в них сложно сориентироваться размывающимся зрением, однако денег на что-то другое банально не хватало. Они, вроде, Хван не уверен, показывали два пятьдесят шесть. Не успеет накрасится и убраться к этому времени. Можно ведь хоть раз сдвинуть график? Он заслужил! Впервые за последние два года не рассчитал и слишком долго гулял по парку.
Хенджин глубоко вздыхает, поглаживая мягкую шерстку Кками, ластящейся к хозяину. Была бы она кошкой — замурчала бы, перебивая звук громкой музыки соседей. А сейчас ей остается лишь подставляться под аккуратные длинные пальцы, довольно щурясь. Хван даже слегка приподнимает уголки губ — картина перед глазами заставила бы улыбнуться даже самого хмурого.
Телефон запел любимую песню, заставившую вздрогнуть. На этого человека стоял свой, особый рингтон. Кристофер Бан Чан.
— Да? — стараясь спрятать дрожь в голосе куда подальше, потому как лучший друг точно уловит и забеспокоится. По-видимому, не выходит, ведь голос парня на другом конце провода становится мягким и обеспокоенным.
— Хенджин, как ты? Эфир должен был начаться двадцать минут назад, — тревожный тон Бан Чана заставил Хвана почувствовать укол вины, и он, глянув еще раз на часы уже более сфокусированным взглядом, понял, что друг полностью прав, а художник перепутал время, не разглядев. Тихонько выругнувшись и извинившись, Хенджин поставил на громкую связь и написал в соцсети, что трансляция задерживается. — Я беспокоюсь о тебе, ты же знаешь. В этом году, который так для тебя важен, — такие слова только сильнее зажали горло, хотя Хван и сам это понимал и ничего нового и шокирующего не услышал, — меня нет рядом в нужным момент. Мне жаль, я виноват перед тобой, но постарайся справиться, пожалуйста. Помни, что не один, что можешь мне звонить в любое время, хорошо?
— Ты не виноват, Чанни, — позволяя себе еле заметно всхлипнуть, пробубнил Хенджин, ни чуть не привирая ради друга. Того очень просили приехать родители, так как он не появлялся в Австралии еще со времен второго курса. Хенджину совсем не было обидно, ведь по Чану видно, как сильно он соскучился по семье и любимой собаке. К слову, ее тихое тявканье было слышно на фоне, что подрывало слегка сонливую Кками, умиляя Хвана. Хихиканье донеслось до Криса, и у того, как гора с плеч, отлегло, а голос наполнился теплом.
— У тебя Кками рядом, да? Почти уверен, что она слышит Берри, — произнес Чан, наверняка поглаживая отросшую шерстку. — Ты сегодня будешь проводить трансляцию? Может отдохнешь?
— Мне кажется, что я так доотдыхаюсь. У меня в копилке не больше восемнадцати тысяч вон, долго не протяну, — мрачно протянул Хенджин и, слыша с другой стороны взволнованное ”Когда я уезжал у тебя было двадцать шесть”, пояснил: — Мать недавно украла у меня деньги. Я слышал, как она собутыльнице рассказывала. Это якобы наказание за то, что я официально не работаю. То, что именно я приношу заработок в семью и покупаю продукты ее не волнует, особенно когда она в хлам, — в тот злополучный день Ан Чхохи перебрала не с дешевым пойлом, а с более дорогим вином. Естественно, только в сравнении с прошлым качеством, однако по бюджету семьи это ударило сильно. На украденное можно было дня три-четыре прожить, довольствуясь раменом и водой, в теперь, похоже, придется делить лапшу на двоих, а значит и голод будет больше давить на желудок по ночам. Кками порцию еды он не уменьшит ни в коем случае, лучше обделит себя. Она-то совсем ни в чем не виновата.
— Может, ты все-таки позволишь мне отослать тебе хотя бы скромную сумму? Джинни, это не смешно, это правда важно, — серьезным, но совсем не давящим, тоном сказал Чан. Он уже отправлял ему деньги на счет, когда таковой еще имелся, только вот Хенджин всегда отправлял эти деньги обратно, прося больше так не делать. Спустя огромное количество каждодневных попыток Криса оставить деньги, художник, в последний раз отослав недавно пришедшую сумму, снял остатки в банкомате и заблокировал карту, оставляя только ту, на которую приходят донаты, кода которой Крис не знал. После этого Бан Чан стал поступать по-другому: подсовывал иной раз, приходя в гости, в копилку монеты и небольшие купюры, чтобы не вызывать особых подозрений. Хван замечал. Конечно, замечал. Но решил не говорить об этом Чану тогда, дабы не задевать заботливого друга. И в причине уверенности Бан Чана в количестве денег в копилке перед отъездом Хенджин не сомневался — парень точно пересчитал их и доложил, чтобы точно с запасом хватило на время его отсутствия. Правда, даже мысли не было, что матери художника во время пьянки вздумается выкрасть крупную сумму.
— Нет, Чан, не позволю. Люди на стримах платят мне за мой труд, за работы, а ты просто так постоянно даешь мне деньги. Не хочу брать у тебя больше, чем ты сам на меня тратишь. Все-таки, я же замечаю, как у меня иногда полнеет копилка, пусть и не сильно. Прости, тебе действительно не стоит так делать, — почти шептал Хенджин, бесшумно всхлипывая. Кками что-то промычала куда-то в бедро хозяину и потерлась о него, как-то поддерживая. Она знала, насколько ему сейчас тяжело. Она знала, что такое июль. — К слову о трансляциях, мне нужно идти красится, иначе я так скоро опухну. Спасибо за заботу, Чанни.
— Не перегружайся только, — слышатся гудки.
Хенджин тяжело выдохнул, аккуратно спуская Кками на пол с коленей, на что та недовольно фыркнула. Подошел к деревянному столику и достал из ящичка косметичку, усаживаясь на дряхлый стул, периодически поскрипывающий на трансляциях. Открыв маленькое зеркальце и вытягивая скромненький набор по уходу за собой, Хван стал приводить себя в порядок. Протер лицо дешевыми салфетками из супермаркета по-соседству, замазал синяк на щеке тональным кремом, нанес легкие незаметные румяна, чтобы сделать замазанную часть живее. Частично убрал волосы в высокий хвостик, который любили его зрители, судя по комментариям и чату. Старую воду, от которой начинало нести не самыми приятными ароматами в его жизни, он вылил в ванной, где сразу вымыл и ее саму, и стакан, не наполняя обратно, — запах отбил все желание сегодня притрагиваться к акварели. Небрежно сдвинув карандаши в сторону и освобождая место под лист тонкой дешевой бумаги, он оперся на стол и установил телефон на полке так, чтобы и в чат мог поглядывать, и сами зрители его видели отлично. Благо неплохое зрение позволяло разглядеть бегущие строки даже на расстоянии. Он заранее предупредил поклонников о скорой трансляции, потому не беспокоился об охватах сегодняшнего эфира.