Питерская однушка с плохим окном (1/2)

«Ждите меня, Ной, » — звучало слишком романтично для серой действительности.</p> А Жан-Жака всего лишь переклинило.

До Ноя, он говорил с одним знакомым и был совсем не в восторге от принесённой тем новости.

Переехал-то Шастел сюда всего по одной причине.

Когда его «Сказка» — ее имя он слишком сильно чтит, чтобы делиться им с кем-то не слишком близким — пропала, молодой, а тогда и вовсе юный, жеводанский вампир остался один одинешенек, потеряв всякий смысл своего существования.

Больше некого защищать и любить. Больше некому его обогреть.Тогда от этого осознания болезнь стала прогрессировать, вызывая всё более сильные приступы.

А потом сказка показалась здесь, в городе на Неве. Сверкнула своими серыми глазами, мелькнула металлическим синим огоньком на набережной. Но стоило Шастелу только приехать, как она, словно оленёнок Серебряное копытце, исчезла без следа снова.

Так он и торчит здесь с надеждой снова поймать этот маячок хоть краем глаза.

И эта вера тихо угасает, как костёр под мелко моросящим дождём. А знакомец этот новый язычок прямо-таки ведром воды окатил, сообщив об отсутствии каких-либо признаков присутствия (<s>существования</s>?) Сказки вот уже два месяца.

А тут такой наивный молодой парень из Парижа на пути судьбы попался, да ещё такой чуткий, что соскучившийся по теплу Шастел не устоял.

Собраться недолго, да и адрес Архивист назвал вполне знакомый.

Жан-Жак накидывает пальто поверх тёплой домашней кофты с высоким воротом, сует ноги в ботинки и цепляет за круглую ручку зонтик с вешалки.

Дождь усилился даже за эти пару минут и, похоже, ночью разразится настоящая буря. Хорошо, что Ной позвонил ему сейчас.

Шастел благодарит себя за то, что не пожалел денег на нормальную обувь потому что под ногами целые озёра.

Минут двадцать спешным шагом — экое везение — и он вновь видит Ноя.

Молодой человек прячется под козырьком круглосуточной аптеки, прижимая к себе явно повидавший сегодня падение чемоданчик и далеко уже не ласкового кота. И один, и второй успели промокнуть, но на брошенного котёнка всё же больше смахивает Архивист. И лицо у него такое виноватое становится, когда он замечает Жан-Жака, что тому аж самому неловко.

— Давайте скорее под зонт и пойдём, — Шастел слабо улыбается уголком губ и подступает наиболее близко, но так, чтобы не задеть Ноя.

Тот шустро юркает к нему, стараясь не задеть мокрым пальто его, и виновато опускает голову.

— Ну что нос повесили? Это обычная погода этого места, — Жан-Жак усмехается и сам кладёт ему руку на плечо, невзирая, что холодно и мокро.

— Я выдернул вас на улицу, — вздыхает Ной и прижимает к себе поближе Мурра, чтобы тот не брызгался.

— Главное, что сделали это до начала бури, — молодой человек хрипло смеётся, ведя Ноя прочь от аптеки, и лучше кутается в вязаный ворот своего медно-коричневого свитера.

Теперь не знает, что ответить, уже Архивист, а потому беседа прерывается до самого дома Жан-Жака.

Ной оглядывается, думая, что возможно его привели к какому-нибудь хостелу или чему-то похожему, и удивлённо пялится на ключи в руках Шастела.

— Где же мы?

— У моего дома, — тот на взгляд только качает головой и отпирает входную дверь, впускает Ноя, а потом и сам за ним в полутемное помещение ступает, закрывая и встряхивая от капель зонт. — Мне некуда более привести вас.

Над ними загорается пыльная лампочка-автомат и становится хоть каплю светлее. Возможность упасть носом в ступени исключена, хотя кто-то, судя по свежему пятну крови, всё-таки сделал это.

Жан-Жак ведёт его на второй этаж, минуя небезопасно поскрипывающий лифт. В подъезде накурено, на облезлом подоконнике видавшая виды баночка из-под растворимого кофе, наполненная окурками, дымится незатушенным пеплом; на площадке всего три двери, на одной сорван номер; у той, к которой подходит Шастел, покоцана обивка и прожжена кое-где.

За дверью обстановка куда приятнее: вкручены хорошие лампочки и рыжеватый свет освещает миниатюрную прихожую и виднеющуюся за поворотом ещё одну комнату, скорее всего кухню, судя по запаху.

Ной неловко мнётся за порогом, ведь ещё ранее заметил, какие следы оставляют его сапоги — правила приличия всё-таки в него вложили.

— Проходите, Ной, — Шастел быстро сбрасывает низкие ботинки, оставив в сторонке на коврике сохнуть, и отходит в сторону той комнаты, что закрыта дверью, чтобы оставить там зонт сохнуть.

Нельзя не отметить — в однушке пустовато, но чувствуется, что тут живут. Что хозяин квартиры опрятен, даже если и холост. Отопление включено, но по полу стелится лёгкий ветерок, словно где-то открыли балконную дверь. А вот на кухне, по совместительству и чём-то вроде гостиной, гораздо теплее — не успело остыть после готовки, которую Ной слышал по телефону.

Пока Ной переминается с ноги на ногу, осматривая чуждое по атмосфере помещение и не зная порядков, хозяин успевает вернуться с мохровым полотенцем и накинуть его на взлохмаченную светлую макушку.

Да, мокрое пальто Архивист снял ещё в прихожей, ноги оказались сухими, но вот голова всё-таки вымокла — при том ветре, что разбушевался на питерских улицах, носить цилиндр было не лучшей идее, потому Ной и держал его в руках.

— Спасибо, Жан-Жак, — сияет милой улыбкой молодой вампир, глядя благодарно, но вдруг ойкает, когда Мурр вцепляется когтями ему в руку. — Мурр, ну не злись.

Давно на пустоватой кухоньке не появлялось более одного человека, а теперь их тут двое и своенравный кот впридачу. Жан-Жаку вспоминается Сказка, как она тискала маленького крольчонка, если ему не изменяет память, в зале фамильного замка — это больно, приходится изнутри укусить щёку, отвлекаясь.

Чтобы точно на что-то переключиться, он подходит к комфоркам, окидывает всё взглядом — действия, предметы, ощущения.

— Жан-Жак, это действительно ничего, что я попросил вот так… — Ной замолкает, потому что Мурр снова цапает его, хотя Архивист уже высушил его, как возможно было.