Часть 1 (1/2)

Я не люблю вспоминать то, что случилось тогда.

Мне казалось, что Дэнни тоже не горел желанием мусолить те события. Ведь это естественно, что человек желает забыть все болезненное, неприятное и пугающее. Так что, когда я забираю его из больницы, мы вообще почти ни о чем не говорим, кроме погоды и ближайших экскурсионных планов. Может быть, стоит обсудить тот наш разговор о… разговор о…

О чем, собственно, мы тогда разговаривали?

Я мог бы легко сделать вид, что так ничего и не понял. Я просто был напуган тем, что случилось, а Дэнни и вовсе был под наркотой и не вязал лыка. Может быть, не поднимая больше эту тему, я, напротив, облегчаю нам обоим жизнь.

Особенно себе. Конечно, как только кризис прошел, я снова начал думать в первую очередь о себе. Что плохого в том, чтобы ценить собственный душевный комфорт и размеренную, понятную жизнь? Кто еще подумает обо мне, если не я сам?

Мне оказалось, что всю дорогу Дэнни странно на меня косится, однако же он так ничего не говорит. Вернее, конечно же, он не затыкался весь путь, но о самом главном не заговаривал — словно я просто подвозил его после очередной смены. Я почти благодарен ему за это.

Я также думал, что с облегчением восприму такой поворот событий, но он, напротив, настораживает меня. Дэнни никогда не был тем, кто готов скрывать очевидное. С другой стороны… я не могу и назвать его нечутким болтуном — его болтовня всегда была совсем иного рода, безобидной и отвлеченной.

— Спасибо, что подвез, — говорит он, когда мы останавливаемся у его дома. Я вдруг понимаю, что впервые оказался здесь. Мне никогда прежде не казалось странным, что я не знал, где живет мой напарник — зачем бы мне это знать? Мне вполне хватало общения на работе. Пожалуй, я всегда считал, что у нас, напротив, было слишком много общения, потому что Дэнни всегда говорит со скоростью, минимум в трижды превосходящей скорость речи обычного человека.

Дэнни берется за ручку дверцы. Он почему-то медлит, не торопясь выходить.

— Все в порядке? — зачем-то спрашиваю я. Тот усмехается.

— Ты не зайдешь? — я должен был предвидеть это. И все равно он умудряется застать меня врасплох.

— А должен? — я немедленно чувствую себя глупо, а этого я не люблю. Дэнни качает головой.

— Конечно, нет. Просто я подумал… — он, кажется, ждет от меня какой-то подсказки, но я не издаю ни звука. Прости, Дэнни, но я еще не готов тебе помогать. — Я подумал, что раз ты подбросил меня сюда… Ведь я мог взять такси, в конце концов. Нет, конечно, я польщен. Ты водишь гораздо лучше любого таксиста. Никогда не задумывался о новом витке в карьере?

Его улыбка почти вызывающе белоснежна. Нужно будет спросить, сколько отбеливаний в год он походит. Или это виниры?

— Дэнни… — но мне так и не удается перебить его.

— Нет, в самом деле. Я прекрасно бы доехал на такси, но ты решил меня довезти сам, даже не так — ты настоял, — я хочу сказать, что это все же было некоторым преувеличением. Но, честно говоря, оно почти не было таковым. Я в самом деле настоял, не буду лгать сам себе. — Так что… я подумал… подумал…

— Хорошо, — я ставлю машину на ручной тормоз и вылезаю. В конце концов, почему бы и не побывать у Дэнни в гостях. Должно быть, в квартире у него весьма забавная обстановка.

Но мои ожидания не оправдываются.

Дома у него невозможно, просто вопиюще обычно — может быть, немного неубрано по моим педантичным меркам — но даже по ним совсем ничего критичного; а еще у него почему-то ужасно тесно. Никогда бы не подумал, что он живет в такой каморке.

Походя мимо дивана, Дэнни спихивает куда-то журнал с обнаженным мужчиной на обложке. Я хмыкаю про себя. Тот Апполон совершенно ничем не напоминает меня — темнокожего и несколько грузного, с пока еще едва намечающимся брюшком — следствием сидячей работы. И как Дэнни умудрился втюриться в меня? Любовь, должно быть, и правда зла. Хотя какая уж здесь любовь? Скорее, мы просто слишком много времени проводим рядом. Мы отличные коллеги, этого у нас не отнять. И то, что я вызвался подвезти его, — знак моего дружеского расположения.