Часть 2 (1/2)

И все-таки он пришел. Вечером, почти ночью.

Когда спортсмены угомонились, перестали топать в коридорах и перекрикиваться на улице, он постучал в ее дверь.

Она открыла.

Вот так все просто.

Он ей ничего не сказал — днем же здоровались.

Поставил на тумбу кулек с ледяной черешней.

Отведя непослушную выбивающуюся прядь с лица, поцеловал.

Как хозяин — глубоко, властно, уверенно.

Ведь он пришел взять свое.

И ее уста с этим соглашались. Бери.

Пока губы вкушали губы, руки бродили по гибкому телу и добравшись до ягодиц в коротких шортиках пижамы прижали их к себе.

Чтоб было понятно, что поцелуй не случайный, что будет продолжение.

Она не сопротивлялась.

К черту все разговоры!

К черту все выяснения отношений!

Будь что будет!

Она будет счастлива в этой точке времени. И точка!

Позволит себе быть счастливой.

Поэтому не спрашивала, а просто утекала вся в него.

— Ты ел без меня черешню.

Его губы были сладкими, как черешневый сок.

— Да, и понял, что это плохая идея есть черешню без тебя. С тобой лучше.

— Полезней.

— Интереснее.

— Даже так? Ты уверен, что будет интересное продолжение?

Ночь располагала к словесному пинг-понгу.

— Да.

Четко, уверенно, не задумываясь.

Скрепив еще одним поцелуем.

Первобытное ощущение самца, по отношению к этой женщине, не предполагало других ответов и сомнительного тона.

Он пришел к ней. Она его. Она его ждала. Не ждала бы — прогнала. Не прогнала — значит его.

Это ощущение у него возникло, как ни странно, не рядом с ней. А вдали от нее.

В эти ужасные месяцы разлуки.

Они долго были вместе. В течении этого периода не раз расставались и на более длинные временные промежутки.

Но всегда он знал, что она вернется.

Это даже и не обсуждалось, это всегда было очевидно. Но не в этот раз.

Но в этот раз все было по-другому.

Только дурак не понял бы, что на том шоу, весной, она прощалась.

С ними. Со всеми. Со льдом. Со своей историей. С собой.

А у нас в стране две проблемы — дураки и дороги. Поэтому не поняли.

«Когда меня не станет…я буду петь голосами»

Когда-то она смотрела фильм, где героиня, уходя от смертельной болезни, завещала, чтоб на ее похоронах устроили вечеринку. Чтоб никто не плакал, чтоб все танцевали, смеялись, веселились.

Она пошла тем же путем.

Максимум света. Максимум воодушевления. Максимум позитива.

Все будет хорошо. У всех. Когда ее не станет.

И все радовались. Смеялись. Веселились.

Было светло, чисто и радостно на похоронах тренера. На похоронах личности.

Ее больше нет. Но будут другие. По ее методикам, по ее учениям, по ее свету.

Уходить надо в кульминации. На вершине. Не дать себя рассмотреть валяющуюся внизу.

Пусть тебя запомнят стеллой в свете софитов.

Когда артисты в гримерках отпраздновали, малышню увезли в гостиницу снимать тик-токи, или что там они сейчас снимают, взрослые разбились по парам-тройкам и ушли догуливать в ночной Ташкент, она вышла на арену.

Самый громкий и самый пронзительный монолог.