Burden (Бремя) (1/2)

——</p>

Чонгук вынес Сокджина из леса на руках. Он не видел и не мог видеть, как его папа-омега, который волновался за сына, с ужасом прижал ладони к лицу, увидев Сокджина на руках своего альфы, окровавленного, обессилевшего и раздавленного. Но он ничего не мог с этим поделать — Сокджин ему уже не принадлежал. Ему оставалось только мучительно расплакаться в объятиях Тэхёна, который подошёл его поддержать. Тэхён тоже никак не мог помочь Сокджину, хоть ему и жутко хотелось разорвать Чонгука на куски за то, что его отчаянно сопротивлявшийся брат проиграл свою битву за свободу. Если бы Чонгук не был так настойчив, если бы он не был так силён и быстр, Тэхён уверен, Сокджин бы смог добежать до озера и обрёл бы возможность продлить свою спокойную юность в лоне семьи. Но увы. Тэхёну и его папе-омеге осталось только плакать по Сокджину, не имея возможности даже прикоснуться к нему, потому что Чонгук не позволит.

Чонгук усадил Сокджина у одного из костров, накрыл его заранее приготовленным пледом из тонкой шерсти и принёс ему ароматного жареного мяса и настоянного на травах и специях чая. Пока тот сидел неподвижно, Чонгук стирал с его лица и тела, где видел, кровь и промывал раны, затем снова прикрыл пледом. О себе он особо не думал, кровь с лица он стёр, а на теле заживёт и само, клыки у омеги не были такими уж опасными, раны совсем не глубоки. Чонгуку это даже понравилось — быть помеченным своим омегой.

Сокджин же не мог смотреть ни на что вокруг, он видел перед собой только какую-то темноту и туман, молочной пеленой застилающий ему взор. Сил не было ни на что.

— Поешь, — хрипло шепнул ему альфа. — Тебе нужны силы.

Сокджин безжизненно посмотрел на миску с мясом перед собой. Оно изумительно пахло и было таким же прекрасным на вкус, он знал, но в горле стоял противный комок. Он не стал ничего отвечать и неохотно взял кусочек мяса пальцами и отправил его в рот, чтобы прожевать. Мясо таяло на языке, но от его потрясающего вкуса хотелось снова заплакать.

— Меня зовут Чонгук, — представился альфа.

”Чонгук”, — повторил Сокджин мысленно и всхлипнул.

Оказывается, у этого зверя было имя. У его личного зверя. Чонгук понукал его поесть, обнимал его за плечи и заботливо поправлял на нём плед, чтобы он не мёрз, но Сокджин не чувствовал себя обласканным. Всё его тело болело. Даже клыки его ныли от сильных укусов. Но альфе было хоть бы хны. Он сидел рядом живой и счастливый.

А Сокджин умер. Не было больше того омеги, который хотел свободы и личного счастья. Он навечно остался тлеть и разлагаться на берегу ледяного озера. Новый Сокджин жить не хотел. Не хотел вообще ничего.

Поев и послушав песни, льющиеся над лугом, Чонгук на руках отнёс Сокджина до своего коня и усадил в седло, а сам запрыгнул сзади. Зачинающийся рассвет встречал их ярко-рыжими лучами, когда Чонгук неспешно вёл коня к своему поселению. Его большой дом стоял на окраине, окружённый пышным травянистым садом с кучей поющих мали́новок и королько́в. Над высоким крыльцом на ветвях корявых ив раскидистыми шапками сидела омéла<span class="footnote" id="fn_30870789_0"></span>. Сокджин сморщился, увидев её. Какая могла быть жизнь, если все его мысли занимала смерть?

Дом у Чонгука был прекрасный, просторный и светлый, но Сокджина это совсем не радовало. Теперь это был и его дом тоже. С множеством припасов, утвари и полезных вещей. У омеги была своя небольшая комната, но спать он должен был в общей спальне с Чонгуком. Таков обычай — проводить ночь под боком у мужа.

——</p>

Колесо продолжало вертеться и время шло к Ла́ммасу. Третий летний месяц принёс Сокджину дурные вести. Перебирая на кухне чернику для праздничной выпечки, он почувствовал внезапно, что больше не один в своём собственном теле. Он замер, выронив горстку ягод на стол. Тёмно-фиолетовые кругляшки покатились по столешнице и запрыгали по полу, заставив Чонгука обратить на Сокджина своё внимание.

Чонгук топил печь и замешивал тесто, чтобы на праздничном столе была священная еда. Сокджин не занимался в его доме хозяйством, он только спал, ел и прогуливался по саду и близлежащему лесочку, он практически не разговаривал и ничего не просил. И спал он совсем тихо на самом краю постели, не осмеливаясь приблизиться к альфе поближе. Чонгука это расстраивало, но ничто не могло разбудить в Сокджине жизнь. Чонгук дарил ему охапки вкусно пахнущих цветов и трав, приносил ему лесные дары — ягоды, орехи и плоды, но омега всё это пропускал мимо себя.

Оставив тесто, Чонгук подошёл к Сокджину ближе и погладил его по плечу.

— Всё хорошо?