Blood (Кровь) (1/1)

——

К Бельтáйну Сокджин окончательно очерствел и обозлился. Он с плохо скрываемой обидой и яростью оделся в назначенный вечер в тонкие белые одежды и водрузил на голову венок из ароматных весенних цветов, омытых кристальной росой и обсушенных ласковым ветром. Прыгая через высокое пламя, он во все глаза смотрел в рыже-жёлтые всполохи и в каждом из высоких костров, разожжённых на холме, видел улыбающийся ему силуэт. Сбежав домой, он проревел всю ночь и весь следующий день не вылазил из постели. Оставалось чуть меньше двух месяцев его свободной жизни, прежде чем один из альф скуёт его невидимыми кандалами, из которых Сокджину уже никогда не удастся вырваться.

——

Перед роковой ночью, на Ли́ту, омеги активно готовились встретиться со своей судьбой. Они готовили тонкие, почти невесомые сорочки, подпоясывали их поясками и украшали цветами и травами. Они встряхивали и поправляли волосы, смазывали свою кожу маслами, чтобы сделать её ещё мягче и нежнее. Некоторые умудрялись, несмотря на нервозность, приласкать себя, чтобы аромат феромонов покрепче закрепился на их коже и точно привлёк к ним суженого.

Сокджин только морщился на эти приготовления, про себя осуждая собратьев за угодничество своей будущей несвободе. Он просидел весь день до вечера, нахмурившись, и не хотел сдвигаться с места. Папа кое-как уговорил его надеть сорочку и вплести в волосы цепочки вьющихся цветов. Его окутывал приятный запах вербены, бузины и свежий травяной — папоротника. Сокджин бурчал себе под нос, что вся эта напускная красота всё равно растреплется и исчезнет, стоит ему вбежать в лесную чащу, но обычаи были обычаями, и папа всё равно старался сделать своего единственного сына-омегу как можно более привлекательным для будущего альфы. Сокджин дулся и ворчал, а в глазах стояли слёзы.

Тэхён ждал в дверях, сложив руки на груди, и внимательно наблюдал за старшим братом. Он знал, что Сокджин был против всего, что связано с узами между омегами и альфами, но ничем не мог ему помочь. Все эти годы он защищал его, как и подобает брату-альфе, но это всё, что он мог сделать для него. Сокджин был обречён богами на союз, который был предопределён не им.

С заходом солнца на широком лугу зажглись костры, затянулись песни, восхваляющие богов, и потянулись запахи горящих благовоний, жареного мяса и дыма. В честь такого события альфы-охотники с нескольких окрестных поселений попросили у богов священной добычи, и лес щедро предоставил им нескольких упитанных кабанов и оленей. Их туши запекались и поджаривались на толстых вертелах, ожидая будущие пары на праздничную трапезу.

Сокджин прошёл по прохладной траве босиком и присоединился к шеренге стоящих посередине луга омег. Он знал из них не всех, но одинаково понимал, что все они сейчас чувствовали. Альфы, собирающиеся участвовать в охоте, стояли чуть поодаль, нетерпеливо вышагивающие туда-сюда, переговаривающиеся и перерыкивающиеся между собой. Совсем скоро Старейшина позволит им ритуальное знакомство, и молодые самцы не могли дождаться этой возможности показать омегам свою заинтересованность, надеясь, что кто-то из них, возможно, поддастся во время погони.

Сокджин не собирался поддаваться никому, он напрягал мышцы в теле, прогревая их, и надеялся избежать своей участи. Для этого нужно было лишь пересечь широкую полосу густого леса и добраться до воды холодного лесного озера — владений Богини-матери, которая была покровительницей и защитницей омег. Внутри себя Сокджин молился ей и просил отсрочить своё наказание. Он хотел ещё хотя бы год вольной жизни.

Внезапно песнопения смолкли, и Старейшина вышел в центр луга, встав в начале омежьей шеренги. Он взмахнул в воздухе кривым посохом из дуба и послал альфам приглашающий жест. Те сразу же направились к омегам, став в секунду в разы агрессивнее и злее, борясь за своё право познакомиться с определённым омегой первым. По правилам с омегами нельзя было активно переговариваться, и те стояли молча и не двигались. Их можно было обнюхать, можно было прикоснуться к плечам или ладоням, но ни в коем случае нельзя было целовать или кусать.

Сокджин напрягся всем телом, ожидая, что кто-то из альф подойдёт к нему. И когда один из них остановился напротив, омега резко глянул ему прямо в глаза. Альфа в ответ только улыбнулся, и от этой улыбки Сокджину сразу же стало дурно, а тело пробил холодный пот. Это была та самая улыбка, что он видел в пламени. Альфа приблизился к нему, чтобы понюхать его шею, и Сокджин невольно вдохнул и его запах. Тяжёлый, но не резкий. Горьковатый, но аппетитный. Сокджин сглотнул слюну и задержал дыхание, ощущая нос альфы на своей шее. Тот глубоко вдохнул и положил ладони на его плечи, от чего Сокджин сжал зубы.

— Я собираюсь поймать тебя, Сокджини, — шепнул альфа. — Я давно выбрал тебя.

Омега смотрел не отрываясь. Выходит, не врали опытные омеги, когда говорили, что завидев истинного, поймёшь это сразу, даже без помощи вездесущих богов. Много дней подряд он со страхом ожидал этого момента: высоких костров до небес, диких танцев и пения, купания в ледяном озере ночью, животной погони и жара первой близости, приправленной запахами пряных влажных трав, молочного тумана, свежей крови и феромонов. Он боялся ощутить на себе сильное тяжёлое тело, крупные жестокие клыки на собственной коже и большой горячий член внутри себя. Он боялся быть наполненным до краёв. Эмоциями. Болью. Густым воздухом. И вязким семенем, которое превратит следующие несколько месяцев его жизни в ещё бóльшую наполненность, что завершится появлением на свет его первенцев. И былая наполненность сменится опустошением. Щенки высосут из него все соки и к следующему Йóлю он точно будет выглядеть словно бы при смерти. И тогда он взвоет и в тысячный раз пожалеет, что не умер в родах, даже если признаваться в этом было равносильно пути против своей природы.

Сокджин увидел это своё будущее в глазах этого незнакомого альфы, когда тот встретился с ним взглядом. Сокджин видел в нём свою смерть.

Это было невыносимо, и омега дёрнул плечами, скидывая чужие руки. Это было недопустимой дерзостью, и боги наверняка возненавидят его за это, но Сокджину было откровенно всё равно, что они могли о нём подумать. Альфа слегка удивился такой реакции, но послушно отошёл, напоследок показав Сокджину клыки.

Чонгук же видел в Сокджине свою будущую жизнь. Он готов был бороться за него до последней капли своей крови, только бы сделать его своим. Альфы всегда интуитивно знали, кто им предназначен богами, но должны были доказать это, догнав омегу первыми. Убрать всех соперников с пути, настичь омегу, повалить в высокие стебли папоротника и вжать в мягкий влажный мох, кусая тут же, чтобы пометить своими клыками. Для закрепления связи — повязать. Желательно не единожды, чтобы омега понёс наверняка.

Чонгук был настроен решительно.

Сокджин же умирал от страха.

Когда знакомство подошло к концу, омеги повернулись в сторону леса. Перед ними была одна сплошная чернота, слабо освещённая с краю огнями костров. Бежать туда было страшно до жути, потому что произойти могло что угодно, но сегодня судьбу вершили боги, а не люди, поэтому все старались успокоиться и настроиться на положительный лад. Сокджин судорожно вдохнул, готовясь к рывку, и, когда Старейшина дал знак, сорвался с места, стремясь поскорее скрыться во тьме леса. Он бежал, не разбирая дороги, ветки, шишки и сухой мох кололи ему ступни, кусты царапали его кожу и рвали сорочку, но он не думал об осторожности. Его заботила только его цель — священное лесное озеро и его ледяная вода.

После второго сигнала Старейшины до убегающих омег донёсся рёв и рычание альф, которые после небольшой форы сорвались за ними в погоню. Сокджин невольно взвизгнул от страха и припустил ещё сильнее. Лёгкие болели от натужного дыхания, а в горле пересохло, но он продолжал нестись меж деревьев, надеясь на божью милость. Только один из сотни омег добегал до озера и получал право отсрочить своё супружество на целый год. Сокджин надеялся стать таким счастливчиком.