зарисовки — 6 (дракоразум, сероладик, оладик, NC-17) (2/2)
Сережа, вспыхнув, зависает над его головой на коленях, лицом к Олегу.
Опирается на грудь Вадиму рядом с ладонями Олега, смотрит на этот раз в его темные глаза — и поддается Вадиму, шире разводит ноги, пока тот, взяв за ягодицы, тянет вниз. Олег, едва дыша, смотрит в ответ, и Сережа даже не моргает. Промежности касается дыхание Вадима. Ахнув, Сережа чувствует, как тот кончиком языка обводит дырочку, как дразнит, не позволяя опуститься, сесть на лицо окончательно, и щеки начинают гореть. Олег выдыхает, чуть ерзая:
— Он в тебе?
— Нет еще, — шепчет Сережа.
Вадим мокро проводит по дырочке, толкается бедрами вверх, и Олег, зажмурившись, стонет. Сережа начинает дрожать. Олег опять смотрит ему в глаза. Вадим берет его медленно, проталкиваясь до самого основания, и Сережа знает, каково это — когда он так глубоко, что даже животом его, кажется, ощущаешь. Вадим наконец кончиком языка проскальзывает внутрь, и Сережа дышит ртом, смотрит на Олега и уже ничего сказать не может, лишь дышит и глядит, и пытается не дрожать, а язык — упруго толкается в него, и Вадим наконец сажает его к себе на лицо, погружает язык полностью. Сорвавшись, Сережа стонет, тянется невольно к Олегу, и тот, поймав ладонью его щеку, тянется в ответ. Целует в приоткрытый рот, слизывает стон — и тут же стонет сам. Вадим трахает их обоих, обоих заставляет терять рассудок, и грудь его под их ладонями вздымается от глубоких вдохов.
Сережа срывается в стоны. Уткнувшись лбом в плечо Олегу, коротко и высоко стонет от каждого толчка языка. Вадим тискает его разведенные ягодицы, вгоняет пальцы в податливые мягкие мышцы, оставляя синяки, и двигает туда-обратно упруго и скользко. Сережа сжимается на нем, яйца тянет от напряжения. Он снова ищет губы Олега — хочет целовать его, чувствовать, прикосновением сказать — мне так хорошо, так хорошо, пока Вадим во мне... Но Олег и сам знает. Приникает к губам, запускает пальцы в волосы. Грудь Вадима под ладонями уже влажная от пота. Бедрами дергает бешено, вбивается в Олега. Опять разрывает их поцелуй резкими движениями, Олег выдыхает, сжимает волосы на затылке Сережи до боли.
— Любишь его член? — заполошно шепчет Сережа. — Большой... крепкий...
— Да-а, — выстанывает Олег и выгибается в пояснице сильнее, стонет в голос — видимо, нашел тот угол, от которого может кончить почти без рук.
Сережа быстро теряет дар речи — слишком хорошо вылизывает Вадим, слишком ловкий у него язык. Олег отпускает волосы Сережи, обхватывает его член, и от уверенной хватки Сережа содрогается всем телом. Вадим покачивает его на своем лице, как марионетку, мокро трахает языком, а Олег — четко двигает кулаком.
В том ритме, как Вадим берет его, вдруг понимает Сережа. Задыхается — так хорошо его с обеих сторон... Олег, наклонившись, ловит его губы, скользит языком в рот, и Сережа почти не дышит, весь превращается в пульсирующий комок оголенных нервов, трепещет от того, как его уверенно берут — и кончает в ладонь Олегу, вибрирует всем телом, жмется на языке Вадима. Отдышавшись, переставляет колени за голову Вадима. Не глядя проводит ладонью по его рту и подбородку, стирая слюну. Смотрит лишь на Олега — растрепанный, с приоткрытыми губами, такой за-тра-ха-нный, что сам бы его взял, если бы кости в желе не превратились...
— Вад, — хрипло просит Сережа, — бери его жестче...
Глаза Олега с поволокой — вспыхивают. Вадим стискивает его талию — кажется, будто переломит ее сейчас лапищами пополам, — рычит:
— Да… со мной он любит жестко...
— Вад... — выдыхает лишь Олег и тут же жмурится от того, как бешено вбивается в него Вадим. Бьются обнаженные бедра о голые ягодицы, шумное дыхание и редкие рыки заполняют комнату, Олег почти всхлипывает — и вдруг склоняется над Вадимом, сжав его грудь, и кончает без единого прикосновения к члену. Вадим и не думает прекращать движения, и от каждого толчка Олега словно подбрасывает вверх. Он стонет почти жалобно, Вадим выдыхает:
— Сейчас, Волчик... сейчас...
Сережа проталкивает два пальца меж губ Вадима, тот тут же сжимает их зубами, толкается еще пару раз — и останавливается, вжавшись в Олега на максимум. Челюсть его расслабляется, и Сережа вытаскивает пальцы. Олег, приоткрыв глаза, слабо улыбается Вадиму. Поднимает взгляд на Сережу.
— Как вы затрахали, — выдыхает. — Говорить надо мной, пока я... пока я под вами...
— Технически ты был на мне, — лениво говорит Вадим.
— А я вообще в тебе не был, — подтверждает Сережа.
Олег все с той же едва мерцающей улыбкой приподнимается, выпуская из себя член Вадима, и лезет сначала к нему — по-звериному проводит языком по губам и щеке — а потом к Сереже, и тот, заводясь снова, уже хочет в его растраханную дырочку по сперме Вадима.
*
51 — нежнючий оладик, NC-17
Пока Вадим, развалившись в постели, в очередной раз пересматривает ”Бесславных ублюдков”, Олег подбирается к нему поближе. Смотрит, как с экрана планшета падают на его кожу голубоватые блики. Как сонно и расслабленно он моргает. Сердце затапливает нежность. Олег касается губами его руки — сначала запястья, а потом выше, выше… Прижимается губами к плечу. Вадим тогда опускает на него взгляд, улыбается, выдыхает:
— Волчик…
Олег скользит губами еще выше, к шее, и Вадим откидывает голову в сторону, подставляется под поцелуи. Ладонь его благодарно касается спины Олега. Быть с ним нежным — так хорошо. Олег за последние месяцы ссор с Серым и забыл, как это — с любовью целовать и трогать и чувствовать то же самое в ответ. Олег ведет кончиками пальцев по его животу. Вадим уже разленился к вечеру, позволяет себя ласкать. И Олег этим пользуется. Отодвигает в сторону планшет (Вадим тут же блокирует экран), сдвигает ниже одеяло и забирается на бедра Вадиму. Наклоняется, целует чернильного дракона, потом — волка, ведет кончиком языка по черному контуру, разделяющему яркие цвета. Вадим кладет ладонь ему на затылок, массирует. Языком — по его твердому соску. Животом — к животу, чтобы прижаться ближе, чтобы всем телом к нему, горячему, твердому… Олег выцеловывает его, сжимает талию, спускается губами ниже. Вот зачем ты в трусах лежишь? Все равно же сегодня постоянно их с тебя снимаю… Выпрямившись, удобнее усаживается на бедрах. Смотрит на Вадима. Тот, мягко улыбаясь ему, кладет ладони на колени, ставит волосы дыбом на бедрах. Олег приспускает резинку его ярко-красных семейников, наклоняется и прижимает к лобку Вадима распластанной ладонью оба члена посерединке, чтобы лишь головки сверху выглядывали. Смотрит на них. У Вадима крупнее. У Олега рот слюной наполняется, стоит только представить, что облизывает ее… Внизу живота тянет от желания. Он поднимает глаза на Вадика. В ответ — такой же голодный взгляд, словно не натрахались сегодня во всех позах за день. Чувствуя упругость его ствола — своим, Олег опирается одной рукой о его грудь, второй — туже прижимает члены. Двигает бедрами, проталкиваясь своим вдоль члена Вадика. Выдыхает, глядя ему в глаза. Обратно… снова вперед… Вадим пристально смотрит на него. Словно велит продолжать дальше. Член его горячит кожу ладони. Олег толкается мимо него, трется о свою руку и выбритый Вадимов лобок, головка выскальзывает, почти достает до пупка. Вадим медленно облизывает кончики пальцев — большой и указательный и, не отводя взгляда от Олега, сжимает ими головку, трет натянутую от ладони Олега уздечку. Он рвано выдыхает. Вадим гипнотизирует его взглядом, серьезным видом. Тихо говорит:
— Давай, Волчик. Кончи на меня.
И трет сильнее, на грани с дискомфортом. Олег, задыхаясь, понемногу толкается вперед-назад, и от каждого движения вперед Вадим сильнее проезжается по уздечке пальцем. На миг отвлекается, собирает смазку с самого центра головки — и снова по уздечке гладко-сладко. Олег едва слышно стонет, упрямо глядя ему в глаза, и Вадим довольно улыбается. Смотрит, как Олег с ума от него сходит, забыв, что хотел обласкать Вадима, и ждет. Дышит в унисон, и волк с драконом на его груди словно тоже дышат, но — друг другу в губы. Олег склоняется еще ниже, крепче прижимает крепкий Вадимов член и свой, с трудом проталкивается под своей ладонью, натягивая тонкую кожу так сильно, что кажется еще чуть-чуть — и порвется, а Вадим остро-почти-больно быстро-быстро водит по уздечке. Олег, задохнувшись, издает гортанный крик, все тело сотрясает дрожь, не выдерживает взгляда — жмурится, и резкой волной все возбуждение выкатывается вниз, выталкивается вместе со спермой на цветные чернила на груди Вадима. Колени слабеют в одно мгновение, Олег опирается на локти. Лбом утыкается Вадиму в плечо, глубоко дышит, ошарашенный силой оргазма, даже в ушах звенит. Вадим гладит его по взмокшей спине. Другой рукой берет за щеку, тянет к себе, и Олег со стоном его целует, ложится на него всем телом. Бормочет:
— Так хорошо с тобой, Вадь… Хотел тебя поласкать… а опять сам…
Вадим за подмышки подтягивает его выше, трется о живот членом. Шепчет в ответ:
— Ты просто поцелуй меня — я уже обласкан… не знал до тебя, что такие нежные бывают…
Олег проводит языком по его губам, целует, закрыв глаза. И как ему признаться, что он — всего второй за жизнь… с которым так легко… которому поддаться так хочется… Олег целует его, а потом сползает и целует внизу тоже.
*
52 — дракоразумы в ромашковом поле, фоном сероладик, PG-13
Сережа закидывает ноги на приборную панель, и на узкоколейку перед собой Вадим уже почти не смотрит. Руки сами считывают выбоины и повороты, хотя он не был тут вечность, но глядит он почти постоянно лишь на эти белые бедра и голени, на узкие ступни. Прикрываясь от солнца шляпой, Сережа смотрит в открытое окно.
— Долго еще? — спрашивает капризно.
— Тут близко, — успокаивает Вадим. — Почти уже завез тебя в лес и…
— И что? — Сережа поворачивает к нему голову. — Что ты там со мной такого сделаешь, чего еще не делал?
Он улыбается. Солнышко. Жарко ему. Тонировка только на окнах заднего сиденья, а тут и козырек не спасает, полуденное солнце лупит в глаза, прижигает кожу. Вадим уже за пару дней, что они лениво перемещались от речки к даче, загорел дочерна, а Сережа, прячась от солнца, так и остался фарфоровым, хрупким, его выгони лишний раз из дома — сгорит.
— Лучше бы с Олегом поехал, — скучает Сережа, — в магазине хоть в отделе заморозки остудился бы…
— Хочешь, кондиционер включу?
— Не-а…
И вытягивает ноги в окно, ставит на боковое зеркало. Шорты на нем короткие и просторные, можно сказать — трусы, а ведь так и есть, пожалуй, потому что нижнего белья на нем нет… Вадим сглатывает, тянется к бедру, стискивает. И притормаживает у поля.
— Приехали, — объявляет.
— И где лес?
Сережа смотрит на него, улыбаясь, и Вадим притягивает его к себе, положив ладонь на загривок. Целует. Солнышко сегодня, видимо, не в настроении. Началась ломка без высокоскоростного интернета. Вредничает хуже, чем Олег порой. Ничего. Скоро перестанет.
Вадим подает ему с заднего сиденья кеды — в шлепках точно никуда не дойдут, — а вместе с ними и высокие белые носочки.
— Рылся в моих вещах? — интересуется Сережа, надевая обувь.
— Ты же в моих роешься.
— Тебе нравится, когда я в твоих майках.
— Ну. А тебе нравится, когда я все контролирую, — улыбается Вадим ему в ответ.
Выходят на улицу, в зной, в жужжание насекомых, и Вадим берет Сережу за запястье — тот уже сжал смартфон, приготовившись сфотографировать.
— Все сохранять только сюда, солнышко, — говорит он, касаясь виска Сережи. — Никаких фото. Брось в машину, я закрою.
Сережа смотрит на него, нахмурившись, но подчиняется. Любопытство, видимо, берет вверх. А может, и впрямь думает, что Вадим его где-то тут и прикопает, с него станется подозревать самое худшее даже сейчас. Вадим, взяв его за руку, первым делает шаг в поле, полное белых цветочков. Они ровной линией идут до самого обрыва, до горизонта, а там — небесная синь.
— Ого… целое поле ромашек, — выдыхает Сережа.
Приходится расколоться, признаться:
— Это все поповник. Настоящих ромашек днем с огнем не сыщешь.
— Выглядит как ромашка, пахнет как ромашка, — рассуждает Сережа и срывает один цветок. — Лепестки отрываются, как у ромашки… значит, ромашка. Любит, не любит, любит…
Он идет, не глядя под ноги, и рвет лепестки. Взяв его под локоть, Вадим ведет его к обрыву, и они двумя судами — кораблем и лодочкой — рассекают бело-желтое море, от цветов даже рябит в глазах. Порыв ветра срывает с Сережи соломенную шляпу, и он запоздало оглядывается ей вслед. Вадим порывается было поймать, но Сережа хватает его за плечо, останавливая, и говорит:
— Не надо. Перетопчешь только все…
Шляпу уносит в сторону. Сережа, сорвав последний лепесток, заключает:
— Любит.
— Голову тебе напечет, — тихо говорит Вадим.
Сережа поднимает на него взгляд, и за розовыми стеклами очков его глаза кажутся сиреневыми. Вадим, осторожно взяв за тонкие дужки — не переломить бы, — поднимает очки Сереже на голову и, склонившись, касается его губ. Сережа на миг замирает, а потом вдруг плавится, приходится крепко держать его в объятиях, потому что кажется, что отпусти — и он упадет. Вадим прижимает его к себе, горит весь от жара и от жары, целует Сережу среди белых-белых ромашек, почти таких же белых, как его кожа, и вспоминает, как впервые привел сюда Олега много лет назад, и точно так же вел к обрыву, чтобы показать, куда часто приходил в детстве, сбегая ото всех. А теперь хочется сюда прийти вместе…
Вадим отрывается от Сережи. Тот сразу же надевает очки, берет за руку. Срывает по пути еще пару венчиков встречных ромашек. Вадим делает шаг, другой — и замирает. Вниз отвесно идет скала, под ней — быстрая речка огибает холм и бежит дальше. Сережа, склонившись, смотрит вниз, ничуть не пугаясь высоты. Зажав между пальцев один цветочек, второй он протягивает Вадиму, улыбается:
— Погадаем?
— Ага.
Сережа опять срывает лепестки, чередует: любит — не любит, любит — не любит.
Вадим рвет на своей ромашке один за другим и одними губами произносит, глядя лишь на Сережу: любит, любит, любит.
*
53 — дракоразум с кинками на мокрого от пота после тренировки Вадика, NC-17
Раньше у Сережи была лишь одна проблема: залипал на Олега на тренировках, скользил по нему взглядом, пока тот оттачивал навыки Леры, и заставлял себя отвернуться.
Теперь у Сережи еще одна проблема: он безнадежно засматривается на Вадима, пока тот, отстояв на кулаках до отказа, бьет боксерскую грушу. Все прилично: майка, мешковатые спортивки... темнеющее пятно пота между лопаток на светло-голубой ткани, такие же пятна в подмышках... короткие шумные выдохи, струйки пота, стекающие по мощной шее... мышцы на пампе — рельефные, упругие... и даже в мешковатых штанах видно, какая роскошная задница... Подперев подбородок кулаком, Сережа окончательно забывает, чем занимался, и поворачивается вместе со стулом к Вадиму, разглядывает его, и от каждого короткого шумного выдоха, от каждого удара вздрагивает. Вадим на миг останавливается, вытирает предплечьем пот со лба. И в тишине Сережа громко сглатывает. Обернувшись, Вадим с чуть сбитым дыханием спрашивает:
— Дырку... во мне прожигаешь... солнышко?
Улыбается нагло. Сережа, облизав губы, отвечает:
— Слежу, чтобы интенсивность не снижал. Ты нужен мне выносливым.
Вадим ухмыляется. Трогает себя через ткань спортивок, проводит по члену.
— Да? И зачем же тебе моя выносливость?
Аж светится от самодовольства. Сережа вдруг отчетливо понимает: хочу, чтобы у него встал. Чтобы виднелся под спортивками. Будет красиво...
— Чтобы мог всю ночь выдержать, — мурлычет Сережа и плавно поднимается со стула. Делает пару шагов к Вадиму, продолжает: — У меня, знаешь ли, большие запросы...
— Я тебя и всю ночь, и весь день трахать могу, — тихо отвечает Вадим. — Даже не запыхаюсь.
Шея у него блестит дорожками пота. Встряхивает головой — и с волос летят брызги. Грудь вздымается чаще, словно и не отдыхает сейчас.
— Проверим как-нибудь? — вкрадчиво спрашивает Сережа и, приблизившись к нему на расстояние выдоха, кончиками пальцев проводит по груди.
Вадим, поймав его запястье, резко дергает на себя, и Сережа налетает на него, словно на бетонную стену. Грубо притянув за подбородок, Вадим впивается поцелуем — кусает, проникает в рот языком, весь он жаркий и мокрый, руки сами лезут туда, где горячее всего, и Сережа стонет ему в рот — боже, у него все от пота влажное, даже трусы... Вадим, оторвавшись, шепчет:
— Если все не насквозь — значит, и не тренировался вовсе.
Сережа обхватывает его, нетерпеливо проводит по стволу коротко вверх — и тягуче вниз, натягивая тонкую кожу, и Вадим щупает его через отглаженную хлопковую рубашку с воротником-стоечкой, через тонкие брюки. Отталкивает вдруг, хрипло спрашивает:
— Отсосешь сейчас или еще хочешь посмотреть?
— Посмотреть, — одними губами произносит Сережа и, сделав несколько шагов назад, стекает на колени, садится на пол, тяжело дышит.
Вадим, отвернувшись, с размаху бьет по груше. Не скупыми ударами, как до этого, пружиня и словно прикрываясь в ожидании ответа, а со всей силы, будто хочет насквозь пробить, врезает так сильно, что рычит, крюк, на котором груша висит, подскрипывает. Сережа завороженно глядит, как движутся его мышцы спины и плеч, как стремительно летит кулак, как Вадим замахивается — и бьет, бьет, бьет...
Наконец он разворачивается. Высоко вздымается его грудь, по лицу льет пот, майка насквозь мокрая, а под спортивками — крепко стоит член, чуть клонясь набок, как Сережа и мечтал. Он невольно облизывается. Вадим подходит вразвалку, на ходу снимая перчатки без пальцев — и зачем надевал?.. костяшки ведь набитые... Подходит вплотную, берет за подбородок, смотрит сверху вниз. Не отводя от него взгляда, Сережа тянет спортивки вместе с нижним бельем вниз, открывает рот, и Вадим, второй рукой держа член за основание, направляет ему в рот. Головка проскальзывает по небу, Сережа на миг задыхается — но берет, берет до горла, и тогда закрывает глаза, подрагивают ресницы. Вадим, обеими руками взяв его за щеки, поглаживая большими пальцами скулы, вбивается, мерно входит на всю длину, все за него делает — Сереже остается лишь языком скользить по увитому венами стволу.
Ладони у Вадима — горячие, но член и вовсе обжигает. Он толкается быстрее, пальцы его — уже на затылке Сережи сцеплены в замок. Схватив его за колени для устойчивости, Сережа дышит носом, сердце, как бабочка, трепыхается в грудной клетке, выступают все же слезы в уголках глаз — быстро и глубоко, аж носом в чуть обросший колючий лобок утыкается каждый раз, когда Вадим входит... Он вдруг тихо стонет, стискивает волосы, вжимает лицом в себя — и кончает в глотку. Не отпускает. Знает, что Сережа едва дышит, но не отпускает, хочет еще в тепле побыть, и Сережа подрагивающими пальцами поглаживает его по коленям — да, хорошо, пускай... Наконец Вадим вытаскивает, член кажется чересчур длинным — так долго выходит. Сережа, закашлявшись, вытирает слезы с глаз, пытается отдышаться. Поднимает взгляд на Вадима. Тот, усмехнувшись, проводит большим пальцем по припухшей нижней губе, говорит:
— Тебе выносливость потренировать бы, солнышко.
Сережа молча обнимает его колени, трется о бедра, пока Вадим гладит его по голове, а отдышавшись, сипло говорит:
— Будешь моим тренером?
И Вадим от уха до уха улыбается.
*
54 — дракоразум еще не слишком взаимный и любовный, NC-17
Вадим берет его неторопливо, растягивает удовольствие. Входит со спины — пока он, распластавшись в постели, со вздернутой задницей, кусает губы в кровь, лишь бы не застонать, не показать, как сильно ему на самом деле нравится, и привел его в съемную квартиру вовсе не нелепый шантаж — жопу подставишь, тогда не отправлю твоему Поварешкину фото, как ты мне ртом на хуй упал, — а его собственное желание. Ягодицы у него — заглядение. Белые, в редких рыжих крапинках, упругие, но все равно мягкие, пальцы в них вгонишь — и остаются розовые следы. Искусать бы... но он так гневно требовал, чтобы никаких следов не осталось, что Вадим позволяет ему эту вольность. Входит, медленно растягивая, и замирает, глядя, как сомкнулись на основании мышцы. Глубоко дыша, проводит по его взмокшей пояснице, поглаживает подрагивающие бедра. Вибрирует его смартфон — уронил рядом с подушкой, не успел спрятать. Вадим мельком кидает взгляд на засветившийся экран — сообщение. Нетрудно догадаться, от кого. Рыжик тянется, снимает блокировку, касается было, но тут же сжимает в ладони, застонав сквозь зубы — Вадим выходит почти до головки и хлестко вставляет обратно.
— Не обращай на меня внимания, ответь, — ухмыляется Вадим.
Рыжик переворачивает смартфон экраном вниз. Скрестив предплечья, упирается лбом в руки, вздрагивают его лопатки, и пока он прикидывается, будто делает это ради Англии, ради спокойствия своего ненаглядного — сжал зубы, зажмурился и терпит — Вадим берет его за бедра и натягивает на себя, возит его коленями и локтями по простыне, вбивается в тесное, горячее. Притормозив, наклоняется и шепчет в ухо:
— У тебя слишком крепко стоит для жертвы обстоятельств. Нравится?
И прикусывает кончик уха. Трется твердыми сосками о его спину, едва покачивает бедрами, и рыжик будто сжимается на нем, каменеет.
— Трахай молча, — цедит.
Хмыкнув, Вадим выпрямляется, крепко берет за талию и толкается в него — рывком вперед, замереть — с оттяжкой назад, и снова — до самого конца, чтобы он ахнул аж от того, как резко.
Смартфон опять выбрирует. Рыжик отодвигает его под подушку. Под ладонями он полыхает. Горит огнем его задница, и Вадим, не удержавшись, хлестко бьет по ягодицам. Рыжик вскрикивает, от пятерни расцветает след, и Вадим замахивается еще раз, потом лупит по второй под тихие вскрики, чередует, пока рыжик не начинает дрожать так сильно, что его перестают держать ноги — тогда Вадим, подхватив его за талию, долбится уже не сдерживаясь и не рисуясь, врывается в него в бешеном темпе, едва дыхания хватает, льется пот по груди, а рыжик, поскуливая, горит. Сдавшись, тянется к своему члену — как ухитрился столько времени продержаться? От шлепков у него еще сильнее встал, смазка даже на кровать с головки капала... Под свои же стоны и рык Вадима он обхватывает, проводит пару раз ладонью — и, всхлипнув, выстреливает спермой себе на живот, судорожно пульсирует на члене, и всхлипы постепенно становятся жалобными — что, теперь чересчур чувствительно стало? Сам виноват, дотерпелся до предела, разыгрывая святую невинность... Вадим дотрахивает его, обессилевшего, кончает внутрь — это обязательное условие, хоть рыжик и противился. Вадим спускает в него без презерватива, и тот стонет.
Стоит Вадиму выйти, отпустить талию — и рыжик растекается по постели. Ноги так и не сводит вместе — лежит, подрагивая, выставив напоказ растраханную дырку, блестящую от смазки. И Вадим не удерживается, загоняет в него пальцы под очередной стон.
Рыжик, протянувшись за смартфоном, стучит по экрану. Отвечает торопливо своему благоверному, пока в нем пальцы по чужой сперме ходят. Вадим краем глаза успевает подсмотреть — куплю, через час буду дома — и рыжик снова прячет телефон.
Вадим, сжалившись, оставляет его в покое. Говорит:
— Ждет тебя дома, как верный песик? Он всегда такой был. Верный и наивный.
— Тебе-то откуда знать про ”всегда”? — огрызается рыжик, оглянувшись на него.
Глаза сверкают, словно два аметиста. Волосы прилипли к взмокшему лбу, щеки пламенеют. Он явно нехотя садится, цепляет с пола свою одежду.
Когда он уже у двери, спиной к нему, Вадим говорит:
— Через неделю жду в это же время.
Накинув блестящую куртку, рыжик смотрит на него через плечо, бросает холодно:
— Я отработал, как договаривались. Все.
— Это не отработка, а жест доброй воли с моей стороны, — скалится Вадим, подходит к нему вплотную, прижимается голым телом. Спустив ладонь, сжимает его член через одежду, и рыжик, дернувшись было, замирает. Вадим шепчет: — Ты сам через неделю так оголодаешь, что приползешь и попросишь выебать. Все, пошел.
Он подталкивает рыжика к двери и делает шаг назад. Тот уходит, не обернувшись, но Вадим успевает заметить, как горят у него уши.