зарисовки — 6 (дракоразум, сероладик, оладик, NC-17) (1/2)

44 — дракоразум, Вадик мажет пантенолом обгоревшие ножки Сережи, немного NC-17

— Надо было сидеть в тени, — елейным тоном говорит Вадим, присаживаясь на постель в ногах Сережи.

— В тени тоже можно загореть, — цедит Сережа в ответ.

Вадим — ровного коричневого оттенка, загар светлее, чем у Олега, но золотится почти так же; а брови и волосы на фоне кожи кажутся совсем белыми. Зато многострадальные ноги Сережи, валявшегося в шезлонге всего пару часов, горят алым, и прикасаться больно — к вечеру ожог расцвел вовсю. Вадим, ткнув пальцем в бедро, спрашивает:

— Больно?

Сережа шипит и пинает его в бок, а Вадим ловко ловит его стопу, целует косточку на лодыжке, целует пальчики, и Сережа его на первый раз прощает. Кивком указав на пантенол, почему-то не спасший его кожу после первого применения, Сережа просит:

— Подай.

— Я сам намажу, — вызывается Вадим и, сняв крышку, встряхивает флакончик.

Пылит пенкой пантенола во все стороны — на ноги и на простыни, на свою футболку и руки. Догадывается поднести ее ближе к коже и оставляет приятную белую полосу. Накрывает ладонью и размазывает всей ее поверхностью, словно гладит.

— Тебе просто нужен повод меня полапать, — говорит Сережа и берет с тумбочки бокал с коктейлем. Лед растаял, коктейль теплый. Но все еще расслабляет.

— Раскусил. Я просто хотел погладить твои ножки.

— Вадик...

Он скалится от уха до уха, но обгоревшие ноги мажет со всем тщанием: бедра, голени, стопы — стопы сверху больнее всего... А потом распыляет еще нежной пенки, втирает, начиная от колен, вверх, по бедрам, и Сережа забывает про боль. Невольно разводит ноги в стороны, сгибает колени, и Вадим вклинивается между них. Опершись на локоть, склоняется к паху, касается губами через нижнее белье — такое же белое, как и постельное.

— Хочешь, кое-что сделаю, и станет легче? — тихо спрашивает Вадим.

— Вотрешь третий слой пантенола? — не удерживается Сережа.

Усмехнувшись, Вадим проводит языком по члену через ткань, и шутить больше не хочется.

Боксеры он не снимает — даже прикосновение резинки к обгоревшей коже неприятно; вытаскивает член, берет в рот, мнет через трусы ягодицы и между ними. Откинувшись на подушки, Сережа забывается в его руках, отдается ему весь, стонет так, что в соседних номерах, наверное, слышно, а Вадим ласкает его особенно нежно, и Сереже хочется закинуть ноги ему на плечи.

Он так и делает. Вадим все же чуть приспускает с него боксеры, проводит языком от мошонки до ануса, лезет кончиком внутрь, и Сережа всхлипывает. Вадим насаживает его на язык, толкается упруго и влажно, а потом добавляет средний палец по одной только слюне и, оставив внутри, возвращается ртом на член. Сережа сжимается, дрожит и скулит, и наконец замирает — все в нем стекает вниз, концентрируется и скручивается, он стонет почти жалобно — и кончает Вадиму в рот.

Тот ради разнообразия сглатывает, хоть и не слишком любит это. Вытаскивает палец, отстраняется. Сережа роняет ноги с его плеч. Вадим жадно смотрит на него, ширинка топорщится, и Сережа шепчет:

— Раздевайся.

Следующий час он почти не вспоминает о солнечных ожогах.

*

45 — дракоразум, Вадик кинкуется с того, что Сережа миниатюрнее его, секс на весу, NC-17

Вадим держит стопы Сережи в ладонях. Какое же солнышко — крохотный по сравнению с ним, Олег — лось тот еще, здоровенный, а этот, хоть и высокий, подтянутый, а все равно кажется компактным, такого подмять под собой, накрыть своим телом — и все, спрятал, нету солнышка. Вадим тянет его стопы ко рту, прикусывает пальчики, и Сережа возится, мычит нарочито-неодобрительно, а бедра у самого дрожат, хочет еще, и Вадим ему не отказывает, берет пальцы в рот, кусает и лижет, языком снует между пальцев и поперек стопы, пока Сережа не начинает извиваться на постели и постанывать. Тогда Вадим перебирается к нему повыше, вклинивается между ног, разводит бедра. Входит в растянутое, уже растраханное — и сам тоже стонет. Сережа скрещивает лодыжки за его спиной. Подсунув ладони ему под спину, Вадим обнимает крепко‐накрепко. Выдыхает в губы:

— Крошка.

Сережа ерепенится, кусает за нижнюю. Но обнимает в ответ за плечи. Вадим не двигается. В нем, горячем, узком, томительно-сладко. Держа в объятиях, Вадим плавно садится на колени. Все еще в нем. Подхватывает под ягодицы, и Сережа, теряя равновесие, ойкает, прижимается грудью — к груди. И, удерживая его, Вадим поднимается с постели, член едва не выскальзывает. Сережа вцепился в него мертвой хваткой. Смотрит в глаза сверху вниз. Пушинка. Вадим чуть подбрасывает его, ссаживая с члена, и тут же опускает вниз.

— Вад, — шепчет Сережа. — Я же...

— Легкий такой, — тихо отвечает Вадим.

Касается губами его шеи — кожа сладкая до галлюцинации, невозможно вкусная. Вонзает зубы под жалобный стон, под впившиеся в плечи ногти, и берет его на весу, подбрасывает и снова сажает на член, и весь Сережа трепещет, ахает, постанывает, дрожит. Опускает голову на плечо, вжавшись всем телом, член его давит на живот. Вадим, не сдерживаясь, трахает быстрее, резче, все стоны теряются — Сережа, склонившись, то прихватит острой кромкой зубов за кончик уха, то выдыхает в шею. В нем, узком, легком, Вадим с ума сходит. Вцепившись в мягкие ягодицы до судороги в пальцах, он рычит, еще сильнее кусает тонкую кожу, усаживает до самого основания, и Сережа на нем сжимается, стонет, жмется членом к животу сильнее, и ему — еще чуть-чуть, Вадим чувствует, двигает его на себе едва-едва, чтобы терся членом чаще и сильнее, и Сережа выстанывает, почти кричит, все его аккуратное тело в руках Вадима содрогается, и на пресс и грудь бьет обжигающая сперма. Вадим подбрасывает его, крепче прижимая к себе. Тесная нежная дырочка пульсирует на члене, бедрами Сережа сжимает талию отчаянно, словно падает, и скулит, скулит так мило, что Вадим сожрать его хочет. Вбивается в него так, что ему уже, наверное, больно, но остановиться не может, натягивает — и замирает, выстреливает в его тесное нутро спермой. Тяжело дыша, приподнимает Сережу. Член выскальзывает. Вместо него лезет пальцами, трогает свое семя, Сережа дрожит на нем, ахает, выдыхает:

— Вад... полегче...

Но какое полегче, когда он такой уязвимый... Вадим входит, расталкивая мягкие мышцы, пальцами, и они — влажные от смазки и спермы.

Еще раз его возьму, заполошно думает он, всегда мало, всегда его мало... И Сережа жмется ближе так, что ясно: еще раз отдастся.

*

46 — сероладик, Вадима заводит, когда Олег смотрит на них с Сережей, NC-17

Вадим сам не понимает, почему это так заводит: когда Олег просто смотрит. Даже не трогает себя — руки у него надежно связаны за спиной. Сидит в кресле, которое Вадим притащил из зала специально для него, и хочется его еще дополнительно привязать. Но он не дернется без разрешения. Вадим знает: не дернется. Продолжит сидеть, широко расставив колени, и смотреть, как Вадим перед ним раздевает его Сережу. Олег смотрит солнышку в глаза, а тот — в ответ. За белыми плечами в редких рыжих крапинках Вадим почти обнимает замершее в ожидании тело, расстегивая рубашку. Скользит ладонью в расстегнутую ширинку брюк. Мнет пах под их покровом, Олегу ничего не видно, только как двигается ладонь; но дыхание у него сбивается. Ага. Смотри. Смотри, как ему нравится, как у него встает. Солнышко откидывает голову на плечо Вадиму, толкается в руку. Никогда себе в удовольствии не отказывает. А Олег — смотрит. Нагой, открытый перед ними.

— Раздень, — просит.

Вадим, усмехнувшись, ведет губами по шее солнышка. Медленно спускает рубашку с его плеч, запястья путаются в рукавах, и Вадим заводит его руки назад, связывая рубашкой крепче. Целует в изгиб плеча, тут же кусает, и солнышко стонет. Ему нравится грубо. Олег с ним никогда грубым не бывал. Вадим не торопится раздеть солнышко. Водит по бедрам через ткань брюк, раздвигает ноги шире. Целует и тянет за волосы, заставляя подставлять под укусы нежную шею. Поглядывает на Олега — тому нравится. Дышит чаще. Член встает. Точно так же, как у солнышка. Оба они в его власти, хотя один — в трех метрах и Вадим его и пальцем не касается.

Вадим наконец приспускает брюки Сережи, помогает ему снять их — руки у солнышка все еще связаны, хотя он мог бы порвать рубашку и высвободиться. Повалив его на бок, Вадим целует его талию и грудь, прикусывает до стонов. Пальцами — между ног. Когда насаживает его, смотрит только на Олега. Тому видно плохо, точнее, вообще не видно — только то, как солнышко ахает и стонет, возится, пытаясь насадиться, и совсем забывает обо всем, кроме пульсирующего удовольствия снизу, кроме распирающих внутри костяшек. Олег, дыша через рот, смотрит. Член уже стоит. Нравится, как его берут? Взгляд его скользит по солнышку, по ладони Вадима на бедре, падает на поджатые пальцы ног. А потом — в глаза.

— Вад, — хрипло говорит Олег.

— Ага? — довольно отзывается тот. Знает, как Олег не любит формулировать фантазии. Вгоняет пальцы по самые костяшки и замирает. Солнышко недовольно стонет, выгибается, того гляди вертеться начнет, лишь бы продолжались мерные движения.

— Покажи, — просит Олег. — Как в нем.

— Я тут вообще-то, — возмущается солнышко, но срывается на стон.

Вадим, наклонившись, шепчет ему в ухо:

— Тебя не спрашивали.

Он с солнышком управляется запросто — крутит его, как хочет, и тот не успевает сопротивляться, а если и пытается, то Вадим все равно сильнее. Усаживает его себе на колени спиной к Олегу, оттягивает одну ягодицу, проникает в него пальцами — тесный и обжигающий. Олег жадно смотрит. У Олега стоит. Солнышко обнимает Вадима за плечи, просит:

— Хватит пальцами. Пожалуйста, — выдыхает жарко, и Вадим понимает: играет ведь — но сопротивляться не может, хочет уже проникнуть в него, покатать на члене, оттрахать до крика.

— Конечно, солнышко, — отвечает и тянется за смазкой. — Если Олег не против. Как-то я предлагал ему снять шлюху на двоих... — Смазывает свой член, за бедро тянет солнышко, чтобы удобнее уселся сверху. — Отказался. А сейчас ты уже не против, Поварешкин?

— Не перегибай, — предупреждает Олег.

Вадим, приставив головку к растянутой дырочке, шепчет солнышку в губы, чтобы слышал лишь он:

— Ты шлюха?

— Для тебя — да, — так же тихо отвечает он.

В награду Вадим медленно опускает его на член. Смотрит через его плечо на Олега, а тот — как толстый Вадимов член растягивает задницу солнышка под сладкий стон. Олег глядит, как Вадим усаживает солнышко, как заставляет его поскакать на члене, как тот сам насаживается, вцепившись в плечи, и пошло стонет, заполошно шепчет: огромный такой большой толстый ах — Олег смотрит на все, и у него стоит. Вадим крепче и быстрее натягивает на себя шелковисто-гладкое, через белое плечо ловит взгляд Олега — и перемыкает, жестко и грубо трахает солнышко, а смотрит в его темные глаза, представляет, как он хочет с ними, хочет под ним, хочет между — и сгорает от жажды Олега. Спустив в солнышко, Вадим поднимает его на колени. Ждет, пока стечет сперма, и тогда говорит:

— Будешь после меня?

— Да...

Солнышко даже не спорит, не пытается встревать: опирается на плечи Вадима и ждет, пока Олег подойдет. Напрягаются его бицепсы, но высвободить руки не может — связаны крепко. Довольно улыбнувшись, Вадим ставит солнышко в коленно-локтевую, раздвигает его порозовевшие ягодицы — и сам уже смотрит, как Олег входит короткими рывками, а солнышко стонет под ним и кончает на члене, не коснувшись своего.

Лишь после этого Вадим, встав за Олегом, развязывает его руки, обнимает со спины, забывая правила игры, и тянет мимо него ладони к бедрам солнышка, мягким членом упирается Олегу в ягодицы. Олег, мигом растаяв в его объятиях, слишком быстро кончает, лезет целоваться к нему, к солнышку, и они уже не смотрят друг на друга, лишь ощущают.

*

47 — сероладик, Вадика удерживают и вылизывают, NC-17

Олег наваливается со спины — лег почти поперек постели, а теперь обнял крепко, грудью так приложился, что воздух из легких выбило; а солнышко, спустившись к Вадиму ниже, раздвигает ягодицы и мурлычет:

— Персик. Мягкий, пушистый...

Гладит его волосатую задницу. Ну да, персик — волосы-то светлые, мягкие. Не такие красивые, редкие, золотистые, как у солнышка, но и не жесткие заросли Олега... Вадим ахает от неожиданности — меж ягодиц касается упругий язычок. Он дергается было, но Олег сильнее сдавливает его в объятиях, прижимая к постели. Прихватывает зубами за кончик уха. Вадим мог бы побороться с ним, сбросить, но вновь чувствует прикосновение к нежной коже возле отверстия, к кольцу мышц... и бессильно стонет. Олег держит его, дышит в ухо. Шепчет:

— А мне не позволял.

Язык упруго и влажно обводит по кругу, почти толкается внутрь, аккуратные пальцы с короткими ногтями разводят ягодицы. Вадим трется щекой о подушку и пытается ответить Олегу:

— Пото... потому что сам тебя хотел... лизать... ебать... постоянно...

Олег прикусывает его шею, сразу зализывает, целует за ухом. Тяжесть его не позволяет дышать полной грудью, и Вадим каждое прикосновение языка — только трогает, внутрь не проникает — разделяет коротким выдохом. Олег плавно перекидывает через него ногу, садится на поясницу, тянет за локти, и Вадим поддается со стоном — язык накрывает дырочку плашмя, по телу бегут мурашки. Олег же намертво вцепляется в его запястья, прижимая руки к спине, и Вадим его уже, кажется, не сможет сбросить с себя, даже если захочет. Колени Олега вжимаются в ребра. Он глубоко дышит, а Вадим, жмурясь, кусает губы — язык дразнит, солнышко издевается над ним точно так же, как он издевался пару ночей назад. Касается большими пальцами дырочки, оттягивая края в стороны, и наконец погружает внутрь напряженный язык. Вадим, кажется, хрипло кричит — понимает это, лишь потому что горло дерет воздух. Вцепляется зубами в наволочку, пытается дышать, слышит, словно из другого измерения, голос Олега:

— Как скулит... сделай так еще раз ему?

И юркий язычок, обведя края, снова ввинчивается, нежно-мягко-влажно скользит туда-обратно, на контрасте грубо держат ягодицы разведенными пальцы, а на запястьях руки Олега — как наручники. Вадим стонет, рычит, невольно взбрыкивает, но Олег на нем застыл каменной глыбой, а солнышко уперся ногами под колени. Удержался, не слетел... и опять — язык, его ловкий язык внутри, он им умеет так виртуозно болтать, а трахать — еще лучше... Вадим всхлипывает совсем позорно, в уголках глаз горячо от непролившихся слез. Он разводит ноги шире, подставляется. И солнышко так глубоко проникает, что губами прижимается горячо и пугающе близко, так, что это уже вовсе непристойно и грязно. Так вылизывать солнышко — его, изящного, тонкокостного, легкого — правильно и нужно, а позволять так себя... Вадим воет в подушку. Напрягает бицепсы, сжимает кулаки, а Олег вцепляется в запястья мертвой хваткой. Наклоняется, прижимаясь к предплечьям напряженным членом. Шепчет:

— Я первый возьму тебя. Пока там его слюна. Пока ты еще его язык нежный помнишь.

Язык — трахает, язык — толкается и вертится внутри. Когда только научился так дерзко говорить… Вадим находит в себе силы выдохнуть:

— А ты... ты тоже его язык помнишь?

Олег, шумно втянув воздух, наклоняется и шепчет в самое ухо:

— Постоянно. И твой тоже...

Вадим содрогается всем телом, трется о вдруг ставшую жесткой простыню членом. Он тоже помнит, как нагло лез в тело Олега, когда тот наконец поддался, — пальцами, членом, языком, как хотел его, как смущал, как тот дергался и возмущался — так не делай больше! А потом всхлипывал от языка и почти кончал на нем. И Вадим его теперь понимает. Слишком яркое ощущение, контроль теряется начисто, остается только дрожать и скулить в подушку, пока его крепко держат и берут сладко-сладко, и стоит прижаться членом к матрасу посильнее, и напрячься на языке — и то-о-о-опит, топит от самой задницы до макушки, до пальчиков ног, он кричит, кончая на простынь, сжимается все внизу так, как никогда не бывало, и язык выскальзывает из узости. Олег отпускает затекшие руки. Вадим, обняв ими подушку, прячет в ней горящее лицо.

Потом они берут его. Конечно, берут. Олег, как обещал, первым — нежно, как он умеет, и кончает, обнимая, а солнышко — улыбается в шею и губы и мурлычет, что мечтал о таких сладких стонах, Вад, просто мечтал... и Вадим, не в силах отшутиться, стонет: все для тебя, солнышко, весь твой с головой…

*

48 — оладик, Вадим сидит на лице Олега, NC-17

Олег шепчет ему:

— Да ладно. Давай. Сядь на лицо.

— Ага, и сломаю тебе челюсть своей жопой…

— Не сломаешь, — заверяет Олег и все гладит его по плечам, по лицу… Уткнувшись лбом в лоб, шепчет: — Ты же любишь доминировать.

Поспорить с ним сложно. Вадим обожает его себе подчинять раз за разом. Брать, заставлять извиваться от удовольствия, залюбливать, смотреть, как он часто и мелко дышит, пытаясь прийти в себя после оргазма. Сейчас лежит под ним — ноги разведены, взгляд открытый, уже весь отдался, хотя они толком и не начали, так, повозились на отельных простынях немного…

И Вадим хочет теперь. Хочет к нему на лицо. Сглатывает. Олег все по нему читает, высовывает кончик языка, ухмыляется.

— Если что не так — даже не пытайся кричать, не услышу, — ворчит Вадим.

Перебирается без особой грации наверх, к подушкам. Развернувшись, на коленях нависает над Олегом. Тот, положив ладони на бедра, тянет вниз, но не до конца. Целует сначала с внутренней стороны бедра, прикусывает… И у Вадима мурашки бегут от его осторожных зубок. Опершись ладонями на грудь Олегу, он вздрагивает, шире расставляет колени. Олег влажно целует почти у самого паха. Запрокидывает голову и ведет кончиком языка от мошонки, касается т а м, и Вадим, застонав, сам опускается ему на язык — какой же он упругий, гладкий, влажный… Олег тут же вцепляется ему в бедра, удерживая на себе, и языком толкается внутри, вертит. У него во рту словно моторчик, без устали двигает, вылизывает. Шумно дышит носом, опаляя дыханием между ягодиц. Вадим на нем изгибается в пояснице, обхватывает свой член. И вроде дрочит, а чувствует — лишь там, внутри, где Олег лижет. Держа за бедра, Олег покачивает его чуть на себя, и Вадим, чувствуя, как расползается жар по лицу, по груди, ерзает на нем, будто девица. Щетина Олега, хоть и брился вроде гладко, все же царапает нежную кожу ближе к паху, и от контраста нежного языка и жесткости Вадиму совсем голову сносит. Он, забывшись, разводит ноги еще шире, одной рукой так и опирается на грудь Олега, второй — отдрачивает член, и мечтает, чтобы Олег его еще сильнее оттрахал, и не только языком, хорошо бы потом поставил раком и взял пожестче… Вадим низко стонет, наклоняется над Олегом, утыкается лицом ему между ног, щекой трется о его член. От смены положения у Олега появляется больше пространства для маневра. Он, раздвинув ягодицы Вадима ладонями, трахает языком еще быстрее, проникает упруго и гладко, член его сочится смазкой, и Вадим ведет по нему губами, берет в рот — и стонет, сомкнув на нем губы. Олег входит в него языком на всю длину, и этого хватает, чтобы все внутри почти до боли натянулось — и яйца поджались за миг до оргазма. Вадим стонет и дрожит с членом Олега во рту, со своим в кулаке, с его языком внутри… Задница пульсирует, сжимается, вся влажная от слюны. Олег медленно вытаскивает язык, проталкивает в него палец. Мышцы еще такие чувствительные, что дрожь бежит по позвоночнику. Вадим проводит пальцами по нежной коже Олега вниз, касается его тесной дырочки, втягивает щеки, чтобы сильнее всосать член. Так и отсасывает ему, пока Олег растягивает, не жалея смазки, а потом сажает на свой влажный от слюны член.

*

49 — оладик, смотрят на звезды, R

Вадим хватает за руку, шепчет:

— Такие звезды только в пустыне бывают. Пошли.

И Олег нехотя, преодолевая сонливость, вылезает за ним из палатки, будто не видел никогда звезд. Зябко тут ночью. Ветер свистит, песок в глаза приносит. Он трет их, сухие, уставшие, а Вадим все сжимает его ладонь. Выбирается за периметр и садится на песок. Олег стоя задирает голову. Да... звезды. Яркие, заполонившие все небо.

— Олег, — тихо зовет Вадим, — ложись, чего шею ломать...

И Олег сдается, опускается рядом с ним. Вадим тащит к себе — горячий как печка, крупный, и устоять невозможно. Олег ложится на него спиной, затылком утыкается в жесткие ключицы. Вадим складывает руки в замок на животе Олега. Дышит жарко. Молчит ради разнообразия.

И тогда Олег видит небо по-настоящему. Бескрайнее, усыпанное сияющими крошками. Точки и жирные кляксы. Летит самолет, двигается по орбите спутник. А еще — Млечный путь... Олег впервые видит Млечный путь — нет, не как на картинках, просто там, где он должен быть, светлеет полоска, разрезая черный лоскут неба.

— Красиво, — выдыхает Олег.

С мимолетной тоской думает: Серому бы понравилось тоже. Впрочем, черт его знает, что ему теперь нравится...

— Ты красивый, — вполголоса отвечает Вадим.

И гладит по животу.

Олег возится на нем, устраиваясь удобнее. Звезды сияют им так ярко. Теряется в этом миге, в тепле тела Вадика, в прикосновениях его ладоней. Не замечает, как тепло скатывается вниз, а пальцы Вадима лезут под ремень. Лишь рвано выдыхает, сам расстегивает пряжку — и Вадим накрывает его член ладонью, второй держит поперек груди. Звезды перед глазами смазываются, член тяжелеет, и ягодицами он чувствует возбуждение Вадима.

— Под звездным небом я еще никогда, — шепчет Олег, и песок вдалеке шуршит, вторит его словам.

— А у тебя много чего со мной в первый раз? — так же тихо спрашивает Вадим.

Сжимает крепче — и Олег задыхается.

В первый раз его так упорно добивались. В первый раз он на колени встал раньше, чем поцеловался. В первый раз, обнимая, так страшно жаждал простого человеческого тепла, чтобы утешили. В первый раз зашивал рваную рану и подставлялся сам, чтобы заклеил кровоточащий порез на плече. В первый раз приоткрылся кому-то, кроме Серого. В первый раз стал забывать о нем.

Вадим ответа будто и не ждет. Ласкает, дышит шумно, и у Олега под веками звезды сияют еще ярче, чем на небе. Он, едва слышно ахнув, кончает Вадиму в ладонь, и тот долго не убирает ее, держит в тепле обмякающий член. Потом застегивает Олегу ширинку. Перевернувшись на живот, Олег шепчет:

— С тобой все — как в первый раз.

И сползает ниже, чтобы прижаться между ног Вадима лицом.

*

50 — сероладик, вадика хватит на всех, NC-17

Сережа сам подталкивает Олега на колени к Вадиму — любит смотреть, как в нем исчезают пальцы, член, язык... Вадим тут же кладет ладони на талию Олега, растягивается на постели. Сережа теперь видит лишь его ноги, спину и ягодицы Олега. И — член. Огромный член Вадима ложится между ягодиц Олега, тот выдыхает. Крупная розовая головка тычется в блестящие от смазки края дырочки. Выгнувшись в пояснице, Олег опирается ладонями в грудь Вадима. Сережа перехватывает член Вадима у основания, прижимает к дырочке крепче, Олег едва слышно ахает, Вадим довольно говорит:

— Решил все взять в свои руки, солнышко? Давай, мне нравится...

— Тебе все нравится, когда твой член у меня в руках, — отвечает Сережа.

Обняв Олега за талию, кладет свою ладонь на ладонь Вадима, через плечо Олега смотрит ему в глаза. Головка чуть растягивает дырочку Олега, пресс его напрягается. И одновременно с Вадимом Сережа тянет его вниз, сажает до самого основания. По спине Олега проходит на миг мелкая дрожь.

— Как у вас... как болтать еще получается, — выдыхает он и, качнувшись на члене Вадима, тихонько стонет.

Сережа, выцеловывая его шею поверх пары засосов от Вадима, касается его члена, жмется сзади, к твердым ягодицам, своим. Вадим чуть подкидывает бедра, сильнее стискивает талию Олега.

— Солнце, — зовет, — он, кажется, хочет заткнуть мне рот.

— Это я могу, — охотно отвечает Сережа.

Втягивает в рот тонкую кожу шеи Олега, проводит по его члену еще пару раз — и перебирается к подушкам, к Вадиму. Хочет уже пристроиться привычно — погрузиться ему в рот, склониться и взять у Олега, но Вадим ловит за бедра, тянет ниже, шепчет:

— Хочу вас обоих трахать. Чтобы оба скулили.