значит, ты скучаешь (Вадим, Олег, PG-13) (1/2)

Вадим пишет Олегу порой. Ну, там, как дела, Поварешкин, ты еще не помер? А че тогда нигде не отсвечиваешь? Отдыхаешь, понятно... Почему без меня?

Пишет обычно, когда нормально так прибухнул. Когда Олег отвечает — даже по буквам ясно, что он начинает злиться на тупые подкаты, — Вадим улыбается от уха до уха, скалится так интенсивно, что бармен за стойкой, подмигнув, ставит два шота за счет заведения, и Вадим, чокнувшись с ним рюмками, охотно выпивает.

Он вроде бы и не хочет ничего от Олега. Так, немного позлить, чуть-чуть пофлиртовать, пофантазировать, как рыжий ему сцены ревности устраивает — а кто это тебе написывает, а? В том, что рыжий его держит на коротком поводке, Вадим не сомневается. Стал бы иначе Олег его фотку таскать, по телефону отчитываться, что покушал и покакал, и верность хранить, ага? То, что люди порой так делают от большой любви, Вадим забывает.

Добивается полупьяными сообщениями с опечатками того, что Олег взбешенно пишет:

я тебя заблокирую, если не прекратишь, 3 часа ночи, Вадь

Вадим, ничуть не сомневаясь, что мягкий знак в конце его имени — опечатка трясущихся от злости рук, а не нежное сокращение, отвечает:

неа ты ж отвечаешь мне значит скучаешь по мне в 3 часа ночи волчик

Олег отвечать перестает. Может, и вправду заблокировал, а может, поставил на беззвучный. Или его рыжий, разбуженный возней, залез на него и отвлекает от переписки... Вадим еще ни разу не бомбардировал его сообщениями так долго и настырно, хотя Олег всегда отвечал, пусть и дежурными фразами. А, черт бы тебя, Волков... Вадим отправляет ему адрес бара. Все равно собирается пробыть здесь до закрытия, до шести утра, а потом пешком поползти в гостиницу, чтобы хоть немного проветрить голову.

Он ведь обычно в Питер ни ногой. Что ему этот Питер? У него в Москве квартира (сам купил) и в Екате (от прабабки осталась). Все его воспоминания связаны с Москвой. Но нет — полетел в город на болоте, вымок в первый же день, как собака, промочил ноги насквозь — снежную кашу тут вообще не убирали, видимо, по религиозным соображениям, иначе Вадим понять не мог, что мешает вычистить улицы; прилетел сюда, потому что взбрело в голову: Волков-то, наверное, тут живет. Вот прикол будет, если он ответит, что вообще-то он в другом городе.

Он не отвечает.

Вадим заказывает отдельно виски и колу и пьет только колу из стеклянной бутылочки. Опьянение понемногу стихает, а может, это он просто неподвижно сидит, а стоит подняться — и все, хана. Бар пустеет. Будний день. Бармен ставит перед ним еще один шот виски и колу, Вадим опять выпивает только газировку.

Справа вдруг плюхается кто-то на барный стул, на плечо опускается ладонь. Вадим поворачивается — хочется одновременно пиздиться и брататься — и в изумлении выдыхает:

— Поварешкин? Ты, что ли?

Олег. Сидит в мокрой от мелкого дождя куртке, волосы тоже влажные, на щеке пара капель. Хмурится, глаза ко лбу катит:

— А ты еще кому-то строчил?

Опускает взгляд к барной стойке, отмечает два шота виски. Бармен забирает пустую бутылку колы.

— Тебе хватит, да? — почти тепло говорит он и тянется к одной рюмке, к другой... Опрокидывает обе подряд, морщится только после второй. Вадим, поставив локоть на барную стойку, подпирает кулаком подбородок и лыбится, наверное, совсем влюбленно, но плевать.

— Где остановился? — спрашивает Олег.