Не рыпайся, солнышко (ВадимСергей, PWP, NC-17, порка, чулки) (2/2)

— На спину. Ножки раздвинь пошире, пока я раздеваюсь.

Сергей подчиняется. Ложится посередине кровати, широко расставляет полусогнутые ноги. Следит, как жадно Вадим смотрит между них. Как его влечет член, разработанная дырочка. Ягодицы так исхожены ремнем, что даже простыня из хлопка кажется колючей. Вадим, рывком сняв майку, сбросив джинсы вместе с бельем, подбирается ближе. Садится на пятки между ног. Берет одну ногу за лодыжку, укладывает себе на грудь. Скользит языком по черному капрону. Прикусывает голень. Отправляет себе на плечо. И так же — со второй. Сжимает бедра. Его член — тяжелый, налитый кровью — тянется головкой к поджарому животу и покачивается. Но он медлит, смотрит в глаза — в мокрые от недавних слез глаза — и с удовольствием скользит взглядом вниз. Медленно, словно касаясь ладонью, ведет до самого низа, до начисто выбритого лобка. Наконец закрывает глаза и потирается носом о лодыжку. Прикусывает — и на этот раз по капрону идет стрелка.

Он приставляет член, дразнит крупной головкой, возит ею вокруг дырочки, пока Сергей не начинает нетерпеливо дергаться, рычать:

— Хватит издеваться. Вставь.

Вадим улыбается.

— Хочу посмотреть, как ты извиваешься. Послушать, как просишь.

Сергей ставит одну стопу ему на лицо — пальцами закрывает рот. Строго говорит:

— Замолчи и трахни меня как следует. Иначе я закончу без тебя.

Вадим, ухмыляясь, прикусывает его пальцы и толкается бедрами. Сергей, забывшись, стонет. Вадим укладывает его ногу обратно себе на плечо. Головка растягивает, оказывается наконец внутри. Он плавно входит весь. На его члене — как на водопроводной трубе, такой громадный. Надо привыкать каждый раз... Сергей дышит, тянется к своему. И Вадим, восприняв это как разрешение, начинает потихоньку двигаться. Держит за ноги, трется о них щекой. Цепляет зубами ткань чулок. Постепенно расходится, начинает на всю длину, то и дело касается ладонью лобка, живота. Там Сергей и сам его чувствует, словно насквозь протыкает, проходит через все тело... Он ахает и высоко стонет от каждого толчка. Вадим перестает сдерживаться. Дергает его на себя, возит, как хочет, по простыне, и Сергей весь сжимается на нем, выгибается — бо-оже, как он долго пытался отдалить оргазм, но его затапливает от того, как распирает изнутри, как стискивают бедра грубые руки, как скользит язык по лодыжке, и капрон там уже в лохмотья, язык касается голой кожи... Сергей кончает, вцепившись в ладони Вадима на своих бедрах, чтобы он не вздумал двинуться, чтобы и остался там, глубоко... Судорога, сковавшая все тело, отступает. Сергей без сил раскидывает руки. Едва замечает, что Вадим торопливо дергает его за бедра, все еще долбится внутрь, хоть и болезненно чувствительно... Сергей позволяет. Вадим дожимает его до того, что скручивает еще раз в сладкой судороге — нет, не оргазм, но что-то близкое. А после и сам кончает — внутри становится горячо, дрожат бедра и пресс. Наконец вытаскивает. Аккуратно снимает ноги с плеч, сам ложится рядом.

— Солнышко, — зовет. — Поцелуй.

Сергей перекатывается на локоть, укладывается на грудь Вадиму. Дотрагивается до его губ своими.

Знает, что это еще не все. Немного полежат — и Вадим вылижет ягодицы, все еще не остывшие после ремня. А потом увлечется и возьмет в рот член. Дорвет чулки окончательно. Будет целовать шею и бормотать, что у тебя, солнышко, такая сладкая кожа, хочется искусать, сожрать. И он искусает.

Но все это чуть позже.

А пока — отдых и ленивые поцелуи.