Кто тебя недолюбил? (ВадимОлег, PWP, NC-17) (2/2)

— Вад, тут даже не подрочить друг другу, — говорит Волков.

— Да. Именно поэтому я тебя буду ебать.

Брови у Волкова взлетают, а Вадим стягивает его штаны вместе с трусами пониже. Нащупывает у себя в кармане ветровки тюбик смазки — пятьдесят миллилитров, погранцам не докопаться, — и щелкает крышечкой.

Волков усмехается и закрывает глаза. Он опускает голову, словно не хочет видеть Вадима, обманом все-таки добравшегося до его задницы своими руками, словно собрался представлять кого-то другого, да и плевать. Скользкими пальцами Вадим лезет между его ног, кожа меж ягодиц горячая и, черт побери, выбритая.

— Ты готовился, — довольно шепчет Вадим, ухмыляется, а Волков, не поднимая головы, бурчит:

— В жару так гигиеничнее, а ты с джунглями ходишь?

— А у меня волосы там мягкие, я их шампунем для головы мою, — хмыкает Вадим.

Волков, чувствует он, начинает злиться, словно ему в душу лезут, а не в жопу, а потому Вадим без церемоний проталкивает один палец в его горячее нутро, шевелит им внутри. Все-таки тесный он и послушный, хороший мальчишка… Вадим прижимается носом к загривку Волкова, глубоко вдыхает — пахнет здоровым мужским телом, никакие одеколоны и дезодоранты не перебивают этот запах, и Волковым хочется дышать, слизывать с него запах, пробовать на вкус. Тот вдруг вздрагивает. Вадим приобнимает его, притягивает ближе, хотя ближе уже невозможно, и плавно растягивает пальцами. Касается его члена — ну точно, встает только от обманчиво-нежных прикосновений. Вадим кладет подбородок Волкову на плечо, вполголоса спрашивает:

— Вспоминаешь кого?

Волков выдыхает. Приоткрывает глаза, встречается взглядом с Вадимом в зеркале. С его губ срывается еще один выдох, стоит только насадить его на три пальца сразу.

— Никого, — отрезает Волков.

И глаза больше не закрывает.

Вадим чуть подталкивает его стопу своим ботинком, и Волков расставляет ноги шире — как позволяет теснота кабинки. Член его в ладони тяжелеет, наливается кровью, и Вадим от того, как Волкову нравится, заводится сам. Не грусти, малыш, раз тебя недолюбил кто-то в прошлом — я тебя залюблю так, что ты сам еще притормозить попросишь. Вадим касается губами его шеи, и Волков опять вздрагивает, Вадим всем телом чувствует его реакцию — так близко они друг к другу прилипли, зажатые стенами. Он прикусывает и оттягивает тонкую кожу, зализывает, целует настойчивее, и Волков склоняет голову набок, предоставляя ему полный контроль, глаза его прикрываются, но на этот раз, уверен Вадим, о посторонних он не думает.

Пальцы свободно проникают в горячее тело, член у Волкова твердо стоит, и Вадим плавно отпускает его. Торопливо зубами рвет квадратик из фольги, другой рукой расстегивает свои джинсы. Походя думает — Волков в предыдущие разы себя недостаточно растягивал, значит, у любовничка его член поменьше Вадимова, а может, его и вовсе девчушка страпонила… Вадим усмехается довольно, раскатывает резинку по члену и, чуть пригнув колени, приставляет головку ко входу. Добавляет еще смазки, пару раз проводит по своему члену кулаком — кайф… Волков заводит руку назад, оттягивает одну ягодицу в сторону, и Вадим едва удерживается от того, чтобы одобрительно не присвистнуть. Он надавливает крупной головкой на темнеющую дырку, раздвигает мышцы, и они плотно смыкаются вокруг. Он на выдохе толкается в Волкова, а тот убирает руку, и обзор уже не такой захватывающий, но зато захлестывают ощущения, вот так, у короны, где особенно чувствительно, Волков сжимает его так плотно. Вадим продолжает — медленно, придерживая за бедра. Волков стискивает край раковины до побелевших пальцев. Смотрит через зеркало, до желваков стиснув зубы. Вадим не дает ему отвести взгляд, входит на всю длину, глядя в глаза, а потом кладет ладонь на покрытый короткими темными волосами лобок и тихо спрашивает:

— Нравится?

Волкова хватает лишь на то, чтобы кивнуть.

Следующие минуты сливаются в одно мгновение. Вадим оставляет засосы на шее Волкова, прикусывает его за мочки, засовывает язык в уши, Волков то ахает, то рычит, заводит руку назад и притягивает Вадима за задницу к себе, чтобы трахал жестче, и Вадим ему в этом не отказывает, вбивается так, что у Волкова колени подгибаются, отдрачивает его член так, что тот тихо стонет, секс получается больше похож на драку, ногти Волкова царапают ягодицы, лбом он упирается в зеркало и от каждого толчка бьется о него головой.

Наконец Вадим натягивает его на себя так, что Волков задыхается, Вадим обнимает его обеими руками поперек груди и долго, долго кончает в него, жаль, что с резинкой, его бы по сперме пальцами трахать, чтобы он заскулил… Он наконец расслабляется, наваливается на Волкова, и у того руки дрожат, но вес он выдерживает, опираясь на раковину. Вадим запоздало берет в кулак его член, скользит рядом с головкой, не вытащив из задницы, и зализывает широкими мазками все засосы и синяки на шее. Волков закусывает губу, зажмуривается, и в пару движений по всей длине Вадим доводит его — бьет сперма на раковину, на зеркало, Волков весь натягивается струной, и задница его пульсирует на обмякающем члене Вадима.

Только когда Волков стихает, Вадим вытаскивает, выбрасывает гондон в ведро. Жмет на кран, включая воду, и моет руки, прижимаясь к Волкову так, словно обнимает со спины. Тот тяжело дышит. Лезет тоже руками под кран, протирает член. Тихо говорит:

— Выйди.

— Сам выйди.

— Ты не понял, мне отлить надо.

— Ну так мне тоже. Давай ты в раковину, я в толчок. Или оба в раковину. Скрестим струи, — ухмыляется Вадик.

Волков морщится, но все же улыбается в ответ.

В оставшийся полет они сидят рядом и мило беседуют. Волков даже доверчиво рассказывает, что он из приюта — и почти сразу в армию, а там завертелось, а на этот длинный контракт он, можно сказать, сбежал по личным обстоятельствам, невмоготу было в городе оставаться… Вадим кивает. Все так сбегали хоть раз в жизни.

Волков, думает он, теперь ему верит. Даже под пулю, наверное, благородно подставится, раз уж возвращаться домой ему не к кому. Вадим с полуулыбкой смотрит на него, чуть расслабившегося, раскрепостившегося, и ждет, когда Волков ему выложит о себе абсолютно все. Когда Волков все же скажет, кто его недолюбил.

Но — вот загвоздка — Волков никогда именно это и не расскажет.