Гнев и долгожданный лучик света (1/2)

Я лежала в кровати долго, тупо глядя в потолок. На полу лежали раскрытые книги с заговорами и защитными кругами. У дверей уже лежали две кучки горной соли с положенными на них камнями-амулетами. На подоконнике - крошка из желтого кирпича. Редкого, встречающегося только в Южном полушарии. Уже и не помню, где его достала. Помню лишь, что было это очень и очень нелегко.

Вокруг кровати я нарисовала самый надежный круг, который только умела. Пальцы сами вырисовывали иероглифы. Помнили. Хотя столько лет прошло с тех пор, как я защищалась в последний раз. Когда читала с потрепанного блокнота заговор, отпугивающий нежить, но полностью опустошающий. Я не могла пошевелиться. Даже ножной шевельнуть. Понимала, что надо бежать к Совунье, тащить к ней Лосяша на осмотр. Он ведь наверняка поднялся, снова засел за свои научные труды. Не мужчина, а просто баран какой-то! Неисправимый.

Собрав остатки сил, доползла до кухни. Налила теплый чай. Травы заваривались плохо, получилась слегка подкрашенная вода с ароматом успокаивающей настойки. И так сойдет, на большее я не способна.

Вернувшись на кровать, я закуталась в одеяло и сама не поняла, как отрубилась. Темнота обрушилась быстро, оглушила, утянула в сон. От усталости я и сновидений никаких не видела. Прошло несколько секунд, и вот я открываю глаза. В окно светит солнышко. Холодные, тонкие лучи то пропадали, то снова появлялись. Поднявшись, подошла к окну и выглянула наружу. Тучи всё ещё плавают по небу. Медленно тянутся откуда-то из-за горизонта. Зато как зазеленел лес! Деревья словно жизнью налились. Сочные, яркие, будто на картинке. Трава сверкает от влаги, тянется к живительным лучам. Несмотря на опустошение и усталость, я улыбнулась.

На крыльце было довольно прохладно. Я присела на ступеньки уже с чашкой чая и сухим печеньем. Ела и смотрела на лес, наслаждаясь спокойным утром. Дом защищен, никакая гадость ко мне не проберется. К браслету добавился ещё один, из деревянных бусин. На шее висела россыпь небольших амулетов и, на всякий случай, крошечная серебряная иконка. Перестраховка не помешает. Зато я, впервые за долгое время, ощущала себя в полной безопасности. Теперь и блокнот всегда будет со мной. Чтобы не импровизировать, встретив тварь. Сразу читать мощные заговоры и ловить ту, пока есть возможность. Пока тварь не набралась сил.

Это был не просто сумеречный гость. Что-то ещё, что-то сильнее. В любом случае, надо быть начеку.

Я мимолетно вспомнила про свои переживания. Образ Бараша всплыл в памяти, и где-то глубоко-глубоко, в самом сердце, снова кольнуло. Уже не было той уничтожающей боли. Только далекий отклик тоски. Что ж поделать, если теперь мне банально не до того. Надо смастерить парочку ловушек, пока есть возможность.

Солнце снова ушло за облака. Дождь мог начаться в любой момент. Я как раз вышла к побережью, когда на землю упали первые капли. Противные брызги, пыль, а не дождь.

С Пином мы общались крайне редко. Он практически не выходил из своей мастерской. Частенько пропускал общие сборища. Тем не менее его любили. Я уважала, как упертую творческую личность. Того, кто и в самом деле любит то, чем занимается. Как я травы. Только ещё фанатичнее.

-Так, давай-ка поподробней, - Пин навис над рисунком, который я на скорую руку нарисовала на одном из его чертежей. - Что конкретно ты хочешь, чтобы я сделал?

Я вздохнула и поджала губы. Сказать ему, что рисунок - ловушка для нечисти? Нет, пока рановато, думаю.

-Это, так сказать, особая система для посадки трав, - нашлась я. - Сможешь сварить как можно скорее? Пока... м-м, сезон не закончился?

Пин неопределенно заворчал на немецком. Говорил он тоже всегда с акцентом. Внешне он тоже сильно напоминал моих знакомых выходцев из Европы. Мужчина за сорок, с черными, как уголь, волосами и острыми, резкими чертами лица. Из-за того, что Пин постоянно хмурился, между бровей залегла глубокая борозда морщинок. Лет двадцать назад он был весьма симпатичным. Фанатизм иссушает и тело, и душу. Я понимала это, как никто другой.

-Значит, травы, - Пин с подозрением посмотрел на меня, почесал голову гаечным ключом. - Круг из металла сделать не проблема. А вот эти ячейки вокруг... хотя, найн, смогу сделать, только понадобится время.

-Как можно скорее, - повторилась я, твердо и уверенно. Поймала себя на мысли, что начинаю давить. Немного смягчилась. - Пин, ну пожалуйста! Я буду очень тебе благодарна. Правда-правда.

-Эх, - махнул рукой изобретатель. - Что с тобой делать. Завтра будет готово.

Я не выдержала, пискнула от радости. Перегнулась через стол и громко чмокнула Пина в щёку. Тот скривился, наигранно недовольно махнул рукой. Нежности он не терпел, ни в какойм виде. Испытывал привязанность только к некоторым своим творениям. В частности роботу, которого смастерил несколько лет назад.

-Как поживает Биби? - Спросила я, рассматривая новую фотографию. Небольшой робот, больше напоминающий шар, чем человека, стоял возле края Лунного кратера. - Собирается к нам в ближайшее время?

-Найн, - с тоской в голосе выдохнул Пин и мечтательно, с отеческой любовью взглянул на фото. - У него много работа. Обещал прилететь к зиме, на Новый год.

-Он у тебя хороший, - я погладила пальчиком край кружки, в которую Пин налил чай с привкусом машинного масла. Обсуждение дел закончилось, и мы просто болтали. Обо всём и ни о чем.

-Он моя семья. Мой сыночек.

Я смотрела, как наполняются любовью глаза изобретателя, и сердце сжималось от жалости. У него не было семьи, насколько я помню. Совунья рассказывала, что Пин жил без родителей. Подрабатывал где только мог, пока не начал мастерить всякие причудливые штуковины. Многие весьма успешно уходили с молотка, за приличные деньги. Пин в Долине был самым обеспеченным. При этом жил хуже всех. Прямо в мастерской, на узенькой кровати, которая раньше была откидной полкой для инструментов. Вся его жизнь - изобретения. Ничего другого, тот же комфорт, значения не имеет.

И всё же Пин одинок. Настолько, что сделал для себя робота-сына. И поэтому мне было его жалко. Мы долго молчали. Каждый думал о своём.

Тогда, впервые за долгое время, я вспомнила о своих родителях. Вспомнила, и едва слезы на глаза не навернулись.

-Знаешь, я не видела своих родителей уже семь лет, - призналась я Пину, ощущая, как сдавливает грудь.

Изобретатель уставился на меня с удивлением. Я никогда прежде не говорила про свою семью. Никому, даже Барашу. Особенно ему. Странно, что об этом захотелось поговорить именно с Пином.

-Это очень долгий срок, - ответил Пин, опасаясь влезть не в своё дело. Но я видела, что ему интересно. - Почему же так долго?

Я пожала плечами. Сделала глоток чая с машинным маслом, закашлялась. Пин похлопал меня по спине.

-Не знаю, так получается, - ответила я наскоро, прокашливаясь до конца. - Сначала не было времени, потом привыкла как-то. Нет, мы созваниваемся с мамой, конечно. Только редко. Думаю, они тоже привыкли.

-Плохо, когда забываешь родителей, - Пин снова взглянул на фотографию сына. - Сразу становится как-то тоскливо. Уверен, они скучают, Белочка. Очень скучают.

Я сдала кружку, стараясь сохранить каменное выражение лица. Конечно, я тоже ужасно соскучилась. Пин не знает, что, когда я начала ввязываться в потусторонние делишки, то оборвала все мосты. Друзья, родители, любовники, всё они остались за бортом. Ради их же безопасности. Первое время было невыносимо тяжело. Я помню, как ревела, когда удаляла счастливые фотографии семьи. Когда стирала все номера, вычеркивала из жизни всех, кому могла навредить. Кому могли навредить те сущности, которые стали меня преследовать.

Через год боль утихла. Ещё через два мне стало откровенно плевать. Я скучала только по семье. Маме, папе и сестре. Тем, кто до сих пор ждет меня и готов принять в любую минуту. Только я не готова рисковать ими. Слишком люблю, чтобы подвергнуть риску.

От Пина я сразу пошла к Совунье. Рассказала, что случилось вчера с нашим беспокойным ученым, но, как оказалось, он уже посетил её. Сердце и вправду дало сбой, заболело так нестерпимо, что даже Лосяш решился на медицинскую помощь.

-Ой, я как только представлю, что могло случиться, мурашки по коже так и бегают, так и бегают! - Возмущалась Совунья, выставляя на стол миску с конфетами. Я с тоской на них взглянула и усмехнулась. Такими темпами ни в одни джинсы не влезу. - Как же хорошо, Белочка, что ты рядом оказалась. Уж не знаю, что бы было... ох!

Она схватилась за сердце. Тяжко вздохнула и полезла в буфет за таблетками. Съела горсточку и сразу пришла в себя.

-Ты же знаешь, какой он у нас неосторожный, - запричитать Совунья. - Ты уж присматривай за ним, дорогая. Краем глаза, незаметно так.

-Пф, скажешь тоже, присматривай, - фыркнула я, а сама отметила, что следовало бы к Лосяшу заходить почаще. - Что он, мальчишка? Сам должен за собой следить.

-Все они как дети, - вздохнула Совунья, присаживаясь напротив меня и отрезая себе кусочек тортика. - На днях Нюша приходила. Чайку попили, поболтали. Что-то у них там с Барашем не ладится.

Кружка застыла в сантиметре от моих губ. Я с любопытством посмотрела на Совунью. Вовремя опомнилась и якобы равнодушно усмехнулась.

-У них? Да ни в жизнь. Они же такая идеальная парочка.

-Идеальных парочек не бывает, - она покачала головой. - Вдохновение у него пропало, говорит. Совсем не пишет, все стихи забросил. Ходит понурый, мрачный, тоскливый.

Я снова усмехнулась. На этот раз с пакостной улыбкой на лице. Нечего было меня прогонять. Глядишь, и не было бы так паршиво.

-Может, ты с ним поговоришь? - Внезапно предложила Совунья.

Я аж чаем поперхнулась от неожиданности. Во все глаза уставилась на неё, не понимая, как реагировать. Не то улыбаться, не то сразу отказывать. В общем, запаниковала я. С потрохами выдала свою растерянность.

-Что такое? - Удивилась Совунья. - Мне показалось, вы хорошо общаетесь.

-С Барашем!? - Голос сорвался на противный писк. Я попыталась прикусить язык, да только поздно было. - С чего бы это.

-Как же, ты же так часто заходила к нему утром...

Кровь резко отлила от лица. Немного запоздалый страх разоблачения когтистыми пальцами стиснул горло. Значит, я была права. Совунья действительно видела меня утром, выходящую из дома Бараша. Только выводы сделала не совсем правильные, это ужасно радовало. Через силу я заставила себя сделать глоток чая. Желудок едва не вывернуло от напряжения, сковавшего тело.

-Простая вежливость, - отозвалась я через какое-то время. Когда пришла в себя и стала способна выговаривать слова. - Ничего особенного. Я и к Лосяшу заходила. Обычная... вежливость.

Несмотря на мои оправдания, Совунья растеклась в доброй, широкой улыбке. Придвинулась ко мне поближе и зашептала.

-Он тебе нравится, не так ли? - Спросила она, подпихивая меня локтем.

Я хотела было с возмущением ответить, мол, никакие Бараши мне и даром не сдались, да только слова в горле застряли. Взгляд опустился на стол, на крошки от печенья. В мыслях снова всплыли наши общие вечера. То неповторимое чувство спокойствия, уединения и... счастья. Совунья все без слов поняла. Протяжно вздохнула и погладила меня по плечу.

-Не переживай ты так, дорогая. Поэты - личности ветренные. Сегодня здесь, завтра там...

-У него есть девушка, - перебила я Совунью своими мыслями. - Нюша мне не простит.

На это ответа у мудрой женщины не нашлось. Она одинаково привязана и к Нюше, и ко мне. Любит нас в равной степени и, думаю, в сердцах не желает нам вражды. Я поспешила её успокоить, ещё раз уверила, что влюбленности юности так же быстро проходят, как юношеские прыщи. Мы посмеялись, затем Совунья рассказала про свою молодость. Честно говоря, я мало что запомнила. Думала.