Глава 1. Проверка на вменяемость (2/2)
Мой голос неожиданно обрёл твёрдость. Похуй на всё. Но я не дам больше унижать себя. Я столько терпела… нет, только не в моём сне, пошли все на хер.
— Вот как? — прошептал он, чуть сильнее надавив палочкой, а я в это время посмотрела на пасмурные тучи за окном и усмехнулась.
— А ты не забыл, что за мной следят? Долго ты так угрожать мне не сможешь, это заметят… да и сделать ничего не можешь, а то злые дяденьки надают тебе по попе… будь хорошим мальчиком, убери свою палочку и дуй к себе в комнатку, пока не подхватил заразу. Лечить такого ангелочка, как ты, здесь точно некому.
На мгновение мне показалось, что этот сопляк действительно меня убьёт, настолько осатанело его лицо. Я даже смирилась с неизбежностью скорой кончины и мысленно поцеловала на прощание маму, как на красивом лице вновь проступила крайне нехорошая улыбка. Лучше бы прибил, честное слово!
— Ты права. Я пойду. Только к окну не подходи, хорошо, куколка?
— Раз уж ты так просишь, не буду, сладкий, — так же ядовито ответила я, а от моего горла наконец убрали палочку. Получив доступ к кислороду, я сделала несколько спасительных вдохов, а Том, напоследок ещё шире растянув красные губы, стремительно вышел из моей комнаты, напоследок взмахнув палочкой…
«Вот стервец… — усмехнулась я, откинувшись обратно на скрипучую кровать. — И что ему от меня надо? Я не знаю ничего ни про зелёного человека, ни про Гитлера, ни про Сталина. Они все давно умерли! Оставьте меня в покое!»
Правда, отдыхала я ровно пять минут. Затем послышался топот ног, и только я в полной растерянности приподнялась, как ко мне в комнату влетела стая женщин во главе с замученной миссис Коул.
— Она пыталась выпрыгнуть в окно! — воскликнул Том, а я снова выпучила глаза от происходящего. — Она сумасшедшая! Я еле оттащил её, смотрите, вот следы от ногтей!
Не успела я повернуть голову в сторону подоконника, как на нём как по волшебству появились глубокие царапины. «Вот с-с-с… сука!»
— Нет! Это… это… это… м-м-м!
Почему-то я не могла произнести ни слова, и нянечки быстро связали меня какими-то тряпками и оттащили от окна, хотя я и вырывалась на свою беду. «Тварь, сволочь!»
Конечно, волна гнева была сильной, но эта эмоция сейчас была не в мою пользу, это точно. Затихнув, я позволила увлечь себя наверх, в просторный зал, где все окна были зарешечены, а из мебели был лишь стол и два стула… И на один посадили меня и привязали к спинке, а на второй где-то через час или около того пришёл мужчина в костюме и очках, вокруг которого плясала миссис Коул.
— Девочка появилась из ниоткуда, в странной одежде! Сначала бросилась под грузовик, потом пыталась выпрыгнуть в окно! Доктор Сэлмен, у приюта нет денег, чтобы заплатить вам, время сейчас тяжёлое… но если она не в себе, мы не можем оставить её здесь! Она может навредить другим детям!
«Вот тварь, это что, психиатр?! — выругалась я, уже представив себе обитую войлоком комнату, и такой расклад меня совершенно не устраивал. Мельком посмотрев вбок, я заметила крайне довольное лицо сопляка, затеявшего весь этот цирк, и мои руки затряслись от злости. — Не дождёшься, скотина!»
Для начала надо было прийти в себя и обуздать все эмоции. Это мне удалось удивительно быстро, и когда доктор Сэлмен, на вид относительно безобидный человек, сел напротив меня, в голове уже созрел план, как выпутаться из этой ситуации. В прямом смысле этого слова.
— Так-так-так… посмотрим. Ты понимаешь меня? — начал опрос психиатр, и я уверенно кивнула, а тоненькие круглые очки пожилого врача чуть сползли на переносицу, настолько внимательно он вгляделся в моё лицо. — Как тебя зовут?
— Я… я не помню…
На самом деле, я прекрасно помнила своё имя, оно было и на удостоверении, и на социальной карте, и много где ещё. Но все подозрительные вещи я спрятала ещё вчера, а светить настоящим именем, не зная ситуации, не хотелось, мало ли… Да и изображать амнезию было гораздо проще, чем истерию или шизу.
— А что ты помнишь? — изображая заинтересованность, явно пытаясь тем самым наладить контакт, спросил доктор Сэлмен, и я, картинно вздохнув, начала придумывать на ходу.
— Я помню… своё детство. Я родилась в Москве, но потом… мы уехали… за границу.
— Твои родители эмигранты, так?
— Да, — уверенно кивнула я, пока довольная результатом.
— Хорошо, — вздохнул доктор Сэлмен, сняв с руки часы. — А ты можешь сказать, который час?
— Пять минут третьего, — без запинки ответила я, и психиатр довольно кивнул, потому что ответ был правильным. Наклонившись, он порылся в коричневом портфеле и достал оттуда пустую белую картонку и показал её мне.
— А здесь ты что-нибудь видишь?
— Нет, она пустая, — так же уверенно проговорила я, прекрасно зная, какие приёмы на мне сейчас испытывали. Я точно выйду сухой из воды, вот увидите.
— Угу… значит, твои родители эмигранты. А как ты оказалась в Лондоне?
— Я… я не помню… — сглотнула я, получив крупицу новой информации об окружающем мире. Я в Лондоне?!
— А зачем ты бросилась под машину? Я правильно понимаю, тебя нашли на дороге, именно этот юноша?
Том тотчас авторитетно кивнул, а его скулы так и трещали от напряжения… сволочь…
— Да, девочка бросилась под машину, я сам видел, своими глазами.
— Я… я споткнулась! — вставила я, перетягивая одеяло на себя. — Я плохо помню, но я… я споткнулась и ударилась головой. А у окна мне… мне стало плохо! Мне стало плохо, я бы упала, но… но… этот… этот… мальчик… меня вытащил… только я поцарапала окно. Вот и всё… голова очень кружится, зря я подходила к этому окну.
Моя речь была связной, относительно связной, конечно, потому что навык английского оставлял желать лучшего. Но этого было достаточно, чтобы признать меня вменяемой… ну же!
Том словно воды в рот набрал, а я улыбнулась психиатру, пытаясь изо всех сил наладить с ним контакт. Я вменяема, спроси что хочешь, отвечу на всё!
— Ты где-нибудь училась? Умеешь читать и писать? — наконец заговорил доктор Сэлман, и я облегчённо вздохнула.
— Да, я умею. Я… я читаю с пяти лет, очень… очень люблю русскую классику. Я читала в оригинале Достоевского и Толстого…
— Вы читали «Войну и мир»? — послышался удивлённый вопрос, а я вконец расслабилась и улыбнулась.
— Конечно, мои родители очень её любят! Мне особенно нравится метафора дуба в контексте размышлений князя Андрея Болконского… и небо над Аустерлицем во время ранения князя, крайне животрепещущий момент. Лев Николаевич очень хорошо пользуется языком метафор, мне это нравится особенно сильно.
— Аустерлиц? — послышался за моей спиной тихий женский голос. — Это про Германию? О чём она говорит?
Только вот психиатр изменился в лице и восхищённо воскликнул:
— Я тоже это заметил! Поразительные метафоры! Удивительно слышать в таком юном возрасте столь зрелые мысли. Я думаю, дорогая, с вами всё в порядке, и даже больше, вы очень смышлёная для своего возраста юная леди! Дамы, прошу вас, развяжите девочку, она не представляет опасности для окружающих, ни явного, ни какого-либо другого психоза я не вижу.
«Съел, сучок!» — злорадствовала я про себя, когда меня отвязывали от стула. А я ещё плевалась в школе, что «Война и мир» мне не пригодится… Ха! Кикимора Александровна, огромное вам спасибо! Что бы я без вас делала с вашим дубом и небом Аустерлица! Пожалуй, это единственное, что я читала по литературе из этой темы, и то ради сочинения, а вот оно как получилось!
Будет трудно передать словами лицо Тома, когда психиатр сказал, что я не представляю угрозы для окружающих, ведь эта тварь добивалась обратного. Подавись! У меня лучшая подруга в орду по психиатрии поступила, да я ещё и с Настей, аспиранткой-психиатром, чаи в своём любимом ОППЖ гоняю, когда выдаётся свободная минутка, думаешь, я не знаю, как проводят осмотр психиатры?! Чёрта с два! Один-один, сволочь!
— У девочки, скорее всего, посттравматическая ретроградная амнезия… и возможно, сотрясение головного мозга, — напоследок проговорил доктор Сэлмен, вставая со стула. — Не давайте ей много пить и есть, а ещё пусть полежит недельку в кровати, постельный режим пойдёт на пользу, и головокружения пройдут. Удачи вам, дорогая.
— И вам, доктор, — с придыханием попрощалась я, приняв помощь от одной из воспитательниц, будто мне действительно плохо. А когда мы с Томом пересеклись взглядами, я незаметно показала ему средний палец и изобразила поцелуй, отчего он вскипел ещё сильнее. Ох да, он ещё не знает, с кем связался.
— Миссис Коул, — вдруг донёсся голос поганца, когда мы почти вышли на лестницу, и мне разом стало не по себе от того, как быстро кое-кто пришёл в себя. — Миссис Коул, наверное, я всё не так понял, прошу прощения… Но я очень хочу загладить свою вину. Давайте я провожу… девочку… до её комнаты и посижу с ней, пока не уснёт? Мне нетрудно, честное слово! Я очень хочу помочь!
«Ты что творишь, гад?! — взвизгнула я про себя, действительно чуть не потеряв почву из-под ног. Но моё пошатывание не ускользнуло от внимательного взгляда директрисы приюта, и та печально покачала головой, а меня так и перекосило. — Я хочу лежать неделю одна, без тебя, не смей!»
— Это всё-таки я не дал ей выпасть из окна… вы можете мне доверять, — тихо, баритоном проговорил он вдобавок, будто змей, гипнотизирующий мышь, и та снова вздохнула.
— Конечно, Том… леди, у нас и так много работы, детки болеют… пусть Том за ней присмотрит, надо погулять с малышами, а то они совсем зачахнут.
«Бля… бля-я-я-я…» — стонала я про себя, когда меня перехватил этот гад, только вот по сценарию я была тяжело больной и мне нужен был уход… уход этой твари куда-нибудь подальше, а не ко мне в комнату. Пожалуйста!
Придя в комнату, мы одновременно схватились: он — за палочку, а я за его горло. Это уже не лезло ни в какие ворота.
— Значит, ты родилась в Москве? Хорошо врёшь… — с улыбкой процедил он, чуть сильнее надавив палочкой, а я чуть сильнее надавила на его левую сонную артерию, и Том перехватил мою руку своей и крепко сжал, что я пискнула от боли. Но руку убирать не собиралась.
— До тебя мне ещё очень далеко, зая, — улыбнулась я, так и злорадствуя вспыхнувшей в его глазах злости. — Но не смей мне больше пакостить. Я уже большая тётенька, несмотря на внешность, и в обиду себя не дам.
— Ну-ну… только ты не представляешь, с кем связалась, милая, — процедил он, обдав меня горячим дыханием, только вот от него у меня прошлись мурашки по коже, словно от кусочка льда. — Доктора ты, может, и провела, а вот мракоборцев не проведёшь. Ты ничего не знаешь о мире, где оказалась…
Я опять не удержалась и дёрнулась, и прохвост мигом заметил секундный страх в моих глазах, ещё больше укрепляя своё положение.
— Верно, ты ничего не знаешь… а я знаю. И я легко сделаю так, что все вокруг поверят, что ты шпионка. Неважно, причём, кого. Думаешь, Азкабан лучше психушки? Нет, милая, нисколько. А я легко устрою тебе туда экскурсию, если будешь дерзить мне. И поверь мне, ты будешь молить там о смерти, но никто тебе не даст умереть раньше срока… Я понятно выражаюсь?
— Предельно, — проскрипела я, уже не решаясь дерзить… я действительно знала слишком мало, а мальчик разошёлся не на шутку. Что такое Азкабан? Он блефует или нет?
— Уже лучше. Я предлагаю тебе сделку… отпусти меня.
Отдав приказ, он сам убрал палочку от моей шеи, и я разжала руку, а после растёрла её, стараясь прогнать боль. Неужели у меня действительно нет выбора? Чёрт… чёрт! Нужно было держать язык за зубами!
— Ты расскажешь мне всё о себе: откуда ты, чем занималась, как здесь оказалась, а я… помогу тебе избежать тюрьмы. Я смогу убедить тюфяка Дамблдора, что ты всего лишь жертва обстоятельств… но это только в том случае, если ты будешь… беспрекословно… меня… слушаться.
Том изогнулся и навис надо мной, а у меня были связаны руки, теперь уже в переносном смысле. Азкабан, Дамблдор, шпионы, Гитлер, Сталин, война… всё слишком серьёзно, мне не вылезти! Одной мне не выбраться! Но почему именно он?!
— Хорошо, — после минутной заминки выдохнула я, признавая своё поражение, и мальчишка с противным триумфом отошёл наконец от меня, а я осела на кровать, пытаясь сдержать противную желчь.
— И для начала ты расскажешь мне, что это такое… — протянул поганец, достав из кармана мой телефон, и я вскочила на ноги и прокричала:
— Отдай, это не твоё!
— Не смей орать! — прошипел он, и я вмиг потеряла голос, как с утра, а Том поднял телефон повыше, чтобы я не достала. — Сядь на кровать и рассказывай… тихо!
Выдохнув, словно пытаясь изгнать вместе с воздухом и злость, я послушно села и протянула руку.
— Дай мне, я покажу, для чего она нужна.
Том смотрел на меня с крайним недоверием, словно боялся, что у меня в руке бомба, не меньше, и я подорву и его, и себя заодно, но я вздохнула ещё раз.
— Или разбирайся сам, но никто, кроме меня, им пользоваться не сможет.
«Конечно, пароль, отпечаток пальца и фото лица… нет, ты его не разблокируешь, только сломаешь… хотя всё равно инета нет, делай что хочешь, фотик и калькулятор мне без надобности».
— Нет, — вдруг сказал он, убрав телефон обратно в карман, а я выразительно закатила глаза. — Пока я тебе не доверяю, так что это побудет у меня.
— Как хочешь, — хмыкнула я, а гадёныш тем временем достал моё удостоверение из того же чёртового кармана.
— Как и это.
— Ты умеешь читать по-русски? — подняв брови, усмехнулась я, но Том так же усмехнулся в ответ.
— Нет, но я знаю человека, который умеет. А здесь твоя фотография… и здесь… и здесь… я много что узнаю и смогу понять, врёшь ты мне или нет. Так что осторожнее, куколка.
— Ага, удачи! А теперь дай мне полежать в кровати, голова болит… мне врач сказал лежать и отдыхать… а ты вызвался охранять мой отдых…
— Здесь третий этаж: выпрыгнешь — только хуже сделаешь. Так что набирайся сил, Дамблдор скоро придёт, нужно придумать, что же всё-таки делать… а я пока что не очень хочу тебе помогать… Но может, завтра что-то изменится?
— Очень может быть, — изобразив вежливую улыбку, промурлыкала я, и гад, не скрывая довольной усмешки, скрылся прочь из моей комнаты.
А я откинулась на подушки, уже не надеясь, что меня кто-нибудь разбудит… Так, Татьяна Игоревна, в какую же передрягу ты успела вляпаться?!