Часть 2 (2/2)

Он посмотрел на Рида сверху вниз, расправил плечи и прогнулся, изящным движением поправил волосы за ухом и, стрельнув в Рида глазами, пропел низким, зовущим голосом: «Гудбай, май лав, гудбай!». А потом коснулся своих губ пальцами, чмокнул, сложив их бантиком и выдул в сторону Рида свой прощальный воздушный поцелуй.

И под свист — одобрительный, ха! — крики и улюлюканье развернулся и через толпу пошел в сторону служебного хода. Ну и, конечно же, не смотрел… ладно, одним глазком через камеры глянул, как Рид, растерявший довольное выражение лица, быстро уходит из бара.

Гудбай, май… а, черт.

В гримерке его встретило зеркало, которое без прикрас отразило лицо — растерянное и не особо счастливое. И настрой развеялся, и настроение упало, и злость кипела в груди. Это же надо быть таким мудилой, еще хуже, чем раньше; Рид и напарником-то был проблемным, а уж бывшим коллегой вообще оказался отстойным. Стыдить его вздумал!

Ричард зло засмеялся, глядя в холодные глаза отражения. Люди порой были такими непонятными и странными. За все время с тех пор, как Ричард уволился, — ни единой весточки, ни привета, ни звонка. А тут при случайной встрече — и такие страсти, словно Ричард этому Риду любимую мозоль отдавил, так, кажется, говорят? А уж он бы реально отдавил! Кое-что!

Ричард отвернулся от зеркала и снял топ, потом выскользнул из брюк и остановился у длинной — во всю стену — вешалки со сценическими нарядами. Он, конечно, видел, что Рид ушел из клуба, но ему казалось, что тот обязательно вернется, чтобы еще раз посмотреть на выступление Ричарда. Уж в этот раз его врасплох не застать!

Он быстро перебирал вешалки, вытаскивал то один наряд, то другой и прикладывал их к себе, придирчиво разглядывая отражение в зеркале. Какое платье выбрать? Открытое или под горло? Прозрачное или тяжелое бархатное? И какую сегодня спеть песню? Как выстроить номер?

Минуты шли за минутами, а он все никак не мог решиться, пока не остановился и снова не уставился себе в глаза в отражении. На интерфейсе файлы наползали один на другой, вспыхивали красным, боролись за высший приоритет, мигали, лезли вперед, но на самом деле все сводилось к одному главному вопросу: а зачем это надо самому Ричарду?

Стоило спросить себя об этом, и вся нервозность пропала, файлы сложились в аккуратную стопочку, собрались в отдельную папку, и та замерла на краю интерфейса с желтым индикатором — не важно, но готово к распаковке в любую минуту.

— Ну? И нахрена тебе доказывать что-то этому Риду? Думаешь, увидит твои ноги, послушает, как классно ты поешь, и тут же перестанет говорить гадости? Подарит цветы и позовет выпить? Признается, что все это время только и делал, что думал о тебе?

Ричард поднял бровь, изогнул губы в усмешке, а потом не сдержался и засмеялся: сначала тихо, а потом все сильнее и громче. И правда, чего это он распереживался? Ну мудак этот Рид и, возможно, гомофоб — но это пока не точно, — ну заподозрил он, что Ричард занимается проституцией, и не понравился ему прошлый номер. Ну и пусть катится к черту, не скучал Ричард без него и дальше не заскучает!

И он, отсмеявшись, вернулся к плану. Выбрал шелковое платье в пол — зеленое, со сверкающей вышивкой по горловине и подолу, закрытое спереди, но с большим вырезом на спине. Руки в нем оставались открытыми, и Ричард активировал легкий блеск на скине. Подумал и еще немного отрастил волосы, отчего они легли блестящими волнами, закрывая уши. Тяжелый и мрачный макияж, глубокие тени, бордовая помада.

Он встал, оглядел себя и остался доволен. Прекрасный и трогательный, с чувственной и трагичной песней о потере и несчастье; весь образ выдержан в стиле немого кино древних времен — самое то для сегодняшнего вечера, чтобы утереть нос одному знатоку.

Посмотрим, что этот… детектив теперь скажет!

Он не сказал ничего. Вообще не появился в клубе, и Ричард, раз за разом сканирующий зал, старательно давил в себе малейшие намеки на разочарование. Но, надо признать, от этого номер и песня вышли замечательно мрачными и эффектными, и зрители, которые вроде ожидали веселье и танцы, притихли. Замерли и слушали почти не дыша, а в конце, когда Ричард поднял в зал зовущий взгляд блестящих глаз, так ему аплодировали, что у него насос застучал быстрее от восторга.

На хрен все ридов на свете, раз сцена и публика, это место и дух творчества и то, что он делает, дарят ему такое счастье и незабываемое чувство полета.

— Вот стерва! — ткнула его в бок Рыжая Сюзан — высокая и стройная, с копной ярко-рыжих волос, — когда Ричарда наконец отпустили со сцены и он свернул в коридор ожидания. — Весь макияж из-за тебя в хлам, — она вытерла под глазами пальцами в черных узорчатых перчатках и помахала на лицо руками. — Подуй, что ли, а то потекло все к чертям! — и пока Ричард без слов дул ей в лицо, добавила: — И вот как теперь задом трясти, а? Все там рыдают взахлеб.

— Да, будет сложно, — Ричард облизал губы, глядя, как вспыхнула Сюзан, — но тебе это раз плюнуть. Ты горячая штучка! — и добавил, пока она не опомнилась: — Покажи им сиськи — как раз новые.

Та распахнула глаза, а потом выпрямилась, засмеялась и поправила бюст в большом вырезе.

— А ты права, стерва! Я их порву, тебя и не вспомнят, — и пошла на сцену, когда Джерри Пять сунул голову за кулисы со зверским выражением на лице.

А потом, обернувшись, послала Ричарду воздушный поцелуй.

Очередной вечер перетек в ночь, веселье сожрало себя и утихло, уставшие туристы и местные понемногу разбредались по отелям и домам, и их клуб тоже закрывался. Посетителей не осталось, дивы уже ушли, последние девочки из кордебалета громко попрощались в коридоре, и Ричард тоже решил, что пора.

Минут с десять он провел в зале в обычных джинсах и футболке черного цвета, уже со своей обычной прической — совсем как в полиции когда-то, — рассеянно перебирая визитки, которые ему надавали за вечер. Звонить он, конечно, не собирался и, когда подошло время, оставил их на столе — Джерри выбросит, да так, что владельцы случайно на них не наткнутся. В дверях он кивнул двум последним охранникам, которые снаружи уже разблокировали роллеты и с грохотом тянули их вниз.

Было свежо и безлюдно, и он в старых кроссовках мягко и почти беззвучно ступал по тротуару. Большинство вывесок погасло, почему-то не горели и фонари — лишь несколько рекламных растяжек освещали дорогу неоновым светом. Ричард закинул сумку на плечо и зашел за угол — такси вот-вот должно было подъехать.

— Ричард Найнс, — в темноте щелкнула зажигалка, освещая знакомое лицо.

Рид затянулся и рукой с сигаретой поманил Ричарда к себе. Огонек подействовал на того почти гипнотически, и только этим Ричард мог объяснить то, что шагнул в темноту.

Правда, опомнился, когда Рид засмеялся.

— Слыш! Слушай, Р-р-ричард! — вот теперь он был совершенно пьян.

— Где это вы так набрались, детектив?

— Мало ли приличных мест, где хорошо наливают, — Рид оттолкнулся от стены, покачнулся и, нетвердо держась на ногах, подошел ближе. — Не то что ваш гадюшник.

rA9! Да за что это ему?

Ричард оглядел покачивающегося детектива с головы до ног, кивнул и сунул руки в карманы.

— Проспитесь, веселье не идет вам на пользу.

Он уже повернулся, чтобы уйти, когда сзади послышались торопливые, но неровные шаги, и Рид крепко схватил его за руку. Он не то что не успел бы ускользнуть или вырваться, но дернись — и Рид полетит и впишется или в стену лицом, или в землю носом. И Ричард стерпел.

А вот Рид не стеснялся — он, недолго думая, развернул Ричарда и с силой толкнул к стене, а потом и сам припер его бедром и плечом. И вроде не прижался, но… прижался.

— Чего вам, детектив? — насос застучал чуть быстрее, разгоняя тириум, и Ричард готов был защищаться, но ему снова стало интересно: что же Рида так гложет? Неужели он настолько большой гомофоб, что от самого существования Ричарда его зад жжет и не дает успокоиться? — Если вы не перестанете, я буду вынужден…

— Да заткнись ты, — Рид встряхнул его за плечо и затянулся, а потом медленно, клубами выпустил дым Ричарду в лицо. И тут же впился в него мутным взглядом: но сейчас не было в нем ни остроты, ни внимательности, лишь расплывшиеся по радужке зрачки — Рид действительно был пьян и вряд ли понимал, что творит. — Я тут… — он замялся, встряхнул Ричарда еще раз, снова затянулся. Слова у него не шли. — Я тут подумал.

— Успешно?

— Что? — Рид сбился и яростно оскалился. — Рот закрыл! Сейчас. Слушай! Я тут подумал, — с нажимом повторил он и выпалил: — давай переспим.

— Что? — отзеркалив, переспросил его Ричард, хотя был полностью уверен в том, что тот сказал — эти слова раз за разом загорались у него на интерфейсе, а запись повторяла на разные лады…

— Давай переспим! — агрессивно повторил Рид — набрался, видно, наглости. — Хера ты ломаешься! Я слышал, у вас это просто.

Вот как.

На интерфейсе во всех красках развернулась преконструкция, как он лбом ломает детективу нос.

Но не делать же все таким простым, в самом деле.

— Андроиды не спят, — голосовой модуль не подвел, даже не сбился в статику от злости. — В вашем понимании.

— Издеваешься?

— Всего лишь не щажу ваше лицемерие.

— Чего? — протянул Рид и жадно затянулся, пялясь в лицо Ричарда почти не моргая. И прижался теснее, на этот раз не чтобы удержать, а чтобы… потереться? Серьезно? — Слушай, я хочу заняться с тобой сексом, ясно? Все просто и, по-вашему, ничего зазорного.

А по-вашему, детектив?.. Но Ричард спросил другое:

— И давно хотите?

Вот тут Рид словно протрезвел немного, и выражение лица его стало хмурым и недовольным.

— На хер такие вопросы!

— На хер такие ответы. Не хотите, ваше право, — Ричард в пару секунд вывернулся из пьяной хватки и легонько, но неумолимо толкнул Рида к стене, хотя хотелось двинуть от души.

— Да, давно! — прилетело ему в спину почти отчаянное, когда он уже почти вышел из переулка. — Но тогда мы были напарниками, и я не мог!

Ричард повернулся и в тусклом свете увидел, как блестят глаза Рида.

— Трахнуть коллегу? — подсказал он. — Или дело не в этом? Ты, Рид, зассал начать нормальные отношения, а теперь решил, что все можно, раз я работаю в таком месте и выгляжу вот так?

Он в секунду активировал скин, и его лицо расцветилось неоновым мейком.

— Ну, — Рид смотрел жадно, не отрываясь, — ни хрена я не зассал, понял? Нахрен мне не нужны нормальные, — передразнил он, — отношения. А перепихнуться, присунуть — это да, можно. С тобой таким, — оскалился он совсем пьяно и глумливо.

И снова на глаза Ричарда словно пелена упала. Он в два шага подскочил к Риду и ткнул его пальцем в плечо так, что тот отступил на пару шагов, снова уперся спиной в стену и поморщился. Попытался было что-то сказать, но Ричард его перебил:

— Со мной таким, значит, — он наклонился, навис над Ридом и теперь говорил — почти шипел — ему прямо в лицо: — Когда у нас будет секс — учтите: не если, а когда, — это я вас трахну, детектив.

— Охренел?!

Вышло у Рида вроде и возмущенно, а вроде и не очень. Серьезно?..

— Разве вам не нравится план? — Ричард снова припечатал дернувшегося Рида к стене и увидел, как трезвеет его взгляд. — Скажу по-другому. Не присунуть ты хочешь, Рид — это проще делается и по-человечески, — а чтоб тебе присунули. Только тогда ты зассал. Да?

— Нет!

Но короткая заминка, стук сердца, пот на лбу и расширившиеся зрачки сказали Ричарду совсем другое. Рид хотел, боялся и бесился.

А потом выругался, оттолкнул Ричарда с дороги и сбежал.