На часах 2:47.(КуникидаДазай) (2/2)

Правильно — никакого!

Большой палец непроизвольно проводит по самому большому шраму. Блондин одергивает себя понимая, что кожа у него крайне чувствительная сейчас и даже такие действия приносят дискомфорт. Отводит глаза с предплечья, откладывает иглу и ножницы, берется за упаковку стерильных бинтов.

Белые, до тошноты, надоевшие ленты покорно, слой за слоем ложатся на исполосованные руки второй кожей,

«Это и есть, его вторая кожа, » про себя думает Куникида и обрывает мысль, не позволяя думать себе дальше в этом ключе.

Копаться в Дазае гиблое дело, да и не докопаешься, если суицидник сам того не пожелает. Дазай та еще головоломка, разгадывать которую, если честно не особо хочется.

Доппо периодически поднимает взгляд на непривычно притихшего Осаму, все так же вцепившегося в рукав его рубашки.

Закончив Куникида убирает все лишнее в аптечку.

Он устал… до крайности. Часы показывают 2:47, остро хочется встать и уйти. Но чувство ответственности за непутевого напарника не дают, вот так просто встать и уйти домой.

Сейчас Осаму выглядит крайне уязвимо, как ребёнок и оставить его будет сравни предательству. Куникида прикрывает отяжелевшие веки, адреналин в крови схлынул и усталость навалилась с двойной, а то и с тройной силой. Он потер глаза, испуская еще один тяжелый вздох. Сил уже нет, терпеть все его выходки, но не спасать Дазая не получается. Хотя каждый раз Доппо клянётся себе, что больше не станет вытаскивать этого дебила с того света и каждый раз нарушает обещание.

Отведя ослабевшего суицидника в комнату, бесцеремонно скинув того на футон. Доппо возвращается в ванную. Осматривается и его передёргивает от не маленькой лужи крови, одно дело теоретически представлять шесть литров крови и совсем другое видеть почти три на полу. Доппо резко мотнул головой. Ярость совсем немного, но вспыхивает где-то под рёбрами с новой силой, похоже запоздалая реакция. И Куникида досадно отпинывает мыском туфли тот самый осколок зеркала, которым Дазай вскрывался полчаса назад.

«Нужно сперва убрать осколки»

Закончив отмывать кровь с кафеля, у заместителя директора возникает непреодолимое желание окунуться в дезинфицирующий раствор или в хлорку. Отмыв руки от кровавых разводов он возвращается в комнату.

Дазай по-прежнему не спит. Слепо смотрит куда-то перед собой. Он едва ли не серый от потери крови, это заметно, даже в рассеянном свете исходящем из ванной. Раздраженное фырканье Доппо сдержать не удается, «Нет чтобы тихо, мирно уснуть, а он как сумасшедший пялится не пойми куда!»

Руки у блондина чешутся затащить непутевого напарника под холодный душ, чтоб мигом протрезвел, но нельзя, не с его кровопотерей и только, что наложенными швами.

Он нарочно громко, стуча каблуками проходит мимо и включает ночник в розетку. Удивительно, но Дазай совершенно не переносит темноты в собственной комнате.

Куникида поворачивается.

Дазай все так же сидит не шелохнувшись. Можно подумать, что он нарочно так себя ведет, чтоб напугать, однако есть одно «НО». Взгляд не такой, когда он что-то творит. Он мертвый.

Доппо хочется растормошить этого растратчика бинтов или дать воспитательный подзатыльник.

Сдерживается. Смотрит, в упор.

Ноль реакции.

Не выдержав нагнетенную тишину блондин тихо выдает:

— Хватит. Тебе нужно восстановится, ложись спать. — Строго, не смотря на усталость, говорит идеалист, бросив взгляд через плечо.

Осаму смаргивает оцепенение, словно выныривает из собственных мыслей, взгляд приобретает осмысленность, Куникида мысленно выдыхает. Надо бы отчитать идиота, но о мысли, что Осаму снова будет отшучиваться, скулы сводит от перенапряжения, а пальцы непроизвольно сжимаются в кулаки, так что суставы едва слышно хрустят.

Сделав над собой усилие блондин, восстанавливает самообладание и хочет предпринять еще одну попытку вразумления, но его прерывают, не дав и слова вымолвить.

— Куникидушка, если бы я попросил, ты бы смог убить меня?

Осаму все еще смотрит куда-то в коридор, но голос тверд и Доппо не слышит и тени издевки или намека на шутку. Этот вопрос вводит идеалиста в краткий ступор.

«Что за бред он несёт?» кажется эта надпись вот-вот проявится черными чернилами на лбу бывшего преподавателя.

Раньше таких вопросов Дазай не задавал, по крайней мере ему. Отшучивался, издевался, уходил с темы, но такого не выдавал.

Не найдя ответа Доппо уходит от темы. Да, жалко, позорно. Но Куникида не знает, что на такое ответить.

Дазай та ещё заноза в его заднице, личная головная боль, причина ранней седины, неврозов. Но как бы Доппо не желал порой подарить суицидальному — маньяку смерть, реально представить этого бинтованного мертвым Куникида просто не способен. Уж больно напарник живуч.

— Приди на работу хотя бы, к десяти. — Выдает идеалист, слегка охрипшим голосом.

Куникида старается держать лицо, и очень старается держать внезапно вспыхнувшую злость на суицидника, но наверное его смятение отразилось на лице, так как Дазай поворачивается, с три секунды смотрит, а затем улыбается. Фальшиво, наигранно, Доппо буквально видит как маска трещит по швам, гаркнуть бы чтоб, прекратил этот театр одного актера, сил нет. Совсем.

блондин лишь, громко вздыхает и разворачивается к выходу, все, что он мог для Дазая, сделал.

— Куникида… — Зовет шатен шепотом, но от чего-то не совсем уверенно.

Заместитель молча поворачивается, вопросительно поднимая бровь.

— Не уходи.