Глава 1: Гнездо (1/2)

Беззаботный ветер крутил бумажную мельницу на палочке. Пролетая мимо прихожей, он задевает подвешенные бамбуковые трубки, мелодично рассекая дальше по укромным закоулкам. Там, в одном из окон подпирала крылом пернатую голову сова. Сипуха с видом неспокойным поглядывал на время, вздыхал и снова глядел в экран компьютера. Уж неясно, сколько он прислушивался к каждому шороху в ожидании почтальона, но было ясно одно — сидеть в томлении ему категорически надоело.

— Суджи! — раздается звонкий голос.

Он вздрагивает и хмурит темные глаза. Возле него, словно из земли, возникла бледнолицая пташка лет семи, с куклой в клюве. Одетый в свитер птенец смотрит на его лицо, наклонив голову. — Има, — сказал юноша, сдерживая сердитый голос. — Я же говорил, кричать не надо, тут хорошая слышим... — Еще не пришло? Ну, письмо твое.

Суджи покачал головой и медленно встал с кресла. Има хвостиком пошла за ним. Пройдя в молчании шагов двадцать, пернатый состав заворачивает на кухню. — Не могли же они его потерять, — открыв холодильник, сипуха шустро умял горстку бражников из банки. — Учебный год сегодня-завтра начнется, не хватало в последний момент еще раз документы собирать... Терпеть не могу бюрократию. — И я не люблю булокватию. Зато если не уедешь, будем вместе еще целый год играться. Это же классно! Уф-уф!

Говоря это, птенец дурашливо переваливается с лапки на лапку и глядит вверх на лицо брата. Лик его был каменным, как говорится "сыч — морда-кирпич", но Има видела в глазах юноши усмешку. — Да уж, мечта всей жизни, — он присел на корточки, сровнявшись с ней ростом. — Тебе своих друзей мало? К тому же, я на выходных приезжать буду, даже соскучиться не успеешь. — У-у-у, все равно не хочу. А во дворе меня дразнят, не хочу с ними играть. — Дразнят? Вот это новости. И кто же эти негодяи?

— Сато и Зота! Они меня головастиком обзывают и задираются, надоели уже. Сато и Зота были маленькими ястребами-близнецами, птенцы из соседского дома. Суджи решил не вбивать в голову сестры предрассудки — этим исправно занимался дедушка, но по какой-то причине все знакомые ему ястребы действительно сильно недолюбливали сов и им подобных. Одному небу известно, чем им не угодили, но приходилось как-то с этим мириться. — Если еще раз обидят, то будут иметь дело со мной. Так и передай.

— Хорошо! В доме, который сам Суджи, называл "гнездом", жило третье поколения сипух, все потомственные карьеристы, дельцы и госслужащие. Один из хранителей традиций, дедушка Симу, сидел, облокотившись в кресле, и мирно посапывал. Огонек экрана, танцующий в линзах его очков,освещал белое лицо, толстую широкую борозду переносицы, аккуратные щеки, густой белый пух, нависший между закрытыми глазами...

И клюв, и перья на голове, и когтистые лапы его были грубые и потертые, как телевизор напротив, но вместе создавали образ внушительной, красивой старости. Глядя на него, Суджи был искренне рад, что родился именно сипухой — с течением лет его морду не вытянет до пола от морщин, а седина едва ли будет заметна в его естественной окраске. Одет дедушка Симу был в господский халат, поношенный, но столь плотный и теплый, что заменял старику плед с подушкой.

На цыпочках прошмыгнув гостиную, Има и Суджи вышли во двор, где вовсю бесился непоседливый ветер. Легким взмахом крыльев, юноша вспорхнул на крышу дома и начал пристально выискивать в лабиринте проселков велосипед с почтой. По своей простоте и приветливости поселок Н. мог сравниться с придорожным магазином — все друг друга знали, продукты стоили своих денег и не залеживались, но рассчитывать на что-то новое или интересное не приходилось. Захудалые домики чередовались с сочной зеленью садов и огородов, меж которым шли проселочные дороги. Часть аккуратных оград сменяли кое-как скрепленные, воющие на ветру ржавые гаражи, совмещающие собой коптильни, кладовки, а для кого-то и караоке-бар.

В то же время, жители села Н., видные старожилы всех мастей и пород, были пусть и хмуры на вид, но открыты душой, всегда охотно выручали друг-друга. Были и такие соседи, для которых цапаться и создавать неудобства было, кажется, смыслом существования. Но главное, за что юноша безмерно любил это место, были горы. О, словами не передать, с какой радостью он птенцом носился среди зеленых трущоб, терялся в спокойных, вечно тихих ущельях, чтобы радостным вернуться обратно домой. А какие здесь чарующие виды осенью — от туристов в это время просто отбоя не было.

Суджи знал, что когда-нибудь ему придется попрощаться с этим местом. Может быть не навсегда, но он уедет туда, где его никто не знает, где нет бывших одноклассников и учителей, смотрящих искоса соседей, где жизнь не идеальная, но хотя бы капельку лучше. — Что-то видишь? — вытянув крылышки перед собой, спросил совенок. — Не, — Суджи приземлился рядом с сестрой. — Ладно, надо отвлечься, так никаких нервов не хватит. Когда он ощущал тоску или тревогу, то обычно облетал окраины деревни, благо врезаться было не во что и по углам не шныряли регулировщики. Однако, оставлять малышку Иму без присмотра было заявкой на концерт с домашними, который Суджи искренне хотел бы избежать. Настало время ужина. Воздух наполнился ароматами пряностей, жаренных червей с чесноком и заливной рыбы, когда сипушное семейство было почти в сборе — три брата, сестренка, тетя, бабушка с дедушкой. Где-то далеко, на дороге за окном послышался дрожащий скрип подвески. Велосипед почтальона еще не появился за горизонтом, но одна худая сипуха рванула из-за стола сверкая когтями. Не прошло и пяти минут, когда Суджи влетел назад на кухню, сжимая у груди конверт. Когда все сидящие за столом обратили на него взор, юноша вытащил листок с вытесненной на углу треугольной печатью. Он прочел:

Уважаемый абитуриент,Мы рады сообщить, что ваша заявка на вступление в Академию Черритон была одобрена. К сожалению, из-за большого количества вступающих в этом году, мы вынуждены ввести предварительный тест на общие знания, чтобы избрать самых лучших студентов... — Лучших, — шепотом повторил Суджи. Этого следовало ожидать. С того дня, как в Черринтоне сожрали одного из учеников, порог вступления в Академию был снижен. Ходили разные слухи о том, что случилось после этого, например, что в последнем полугодии принимали зверей, которые толком не знали алфавит. Должно быть, туда попали такие талантливые "дарования", что престиж заведения чуть не пробил дно. — Юху! Молодчина, братец!

— Мамочки, радость-то какая! Ой, а отправление когда? Мальчики, кассы когда работают, не помните? — К чему торопиться?Давайте из погреба чего-то принесем. Суджи, тебе нальем первому — и даже не думай отлынивать. — Мх-хфм! Пусть пройдет экзамен, а потом квасит. Домашние засуетились, зашумели пуще прежнего, и лишь одна худая, вытянутая сипуха ничего не говорил, все так же смотрел на письмо зачарованными взглядом, словно то была карта другой вселенной. Академия Черритон, обитель величайших умов и творцов на Земле. Его приняли туда...

Что ж, почти приняли.

Неужели это правда? Возбужденный новостью о скорой поездке, Суджи спал скверно, впрочем, настроение его это нисколько не портило. Обложившись учебниками с тетрадями, всю ночь он усердно просматривал программу экзамена. Среди небрежно кинутых чашек, термоса с чаем и остатков сушенных тараканов, кипела работа, а юный ум оживился как никогда прежде, словно проснулся от сна длинною в жизнь.

Днем Суджи провожали скромно, второпях. Малышка Има, вопреки всем обещаниям и уговорам, под конец все равно зарыдала на весь дом, поэтому уходить было решено быстро и без долгих прощаний. Сев в машину, тетя Агна и будущая гордость поселка Н. отправились к самой близкой посадочной станции, откуда до столицы оставался день пути. На станции же кипела жизнь. Не в пример тихой деревеньке, здесь царила шумиха, грохот едущих по асфальту сумок, говор и гомон суетливой толпы. После минутного молчания, сипухи переглянулись. Агна вдруг глянула изподлобья и сказала с укором:

— Слушай, а ты папе новость сообщил?

Пошатываясь от веса сумок, племянник отвернул лицо. —Звонил, — холодно ответил Суджи. — Сама знаешь, он вечно занят. И вообще-то у отца тоже телефон есть. Может сам набрать, для разнообразия.

— Не важно. Да, он работает, но не просто так. Пойми, он делает ради нас... и ради тебя.

— Знаю, знаю. Хорошо, наберу еще раз, как остановка будет. — Эх ты, сова, большая голова. Я честно рада, что у тебя все получается, но все же... Я была там, и скажу честно — без друзей в Удавке очень тяжело. Поэтому постарайся не уходить в свою скорлупку, ладно? Суджи чуть жмурит взгляд, когда тетя Агна наклоняет ему голову и касается клювом его. Поставив чемодан на пол, он быстро пригладил перья назад, издав тихой шипение. Когда пассажирский состав прибыл на станцию, толпа млекопитающих, птицы и рептилии потянулись вперед и стали беспокойно топтаться, создавая кутерьму из хвостов, платков и поклажей. Кто-то выронил под ноги шляпу, с досадой и фырканьем стал отбивать кепку лапой. Теперь Суджи стоял в длинной очереди. Кондуктор поезда — крупная горилла в темном костюме, сверяла билеты, обязательно желая каждому доброго пути. Ответив любезностью на любезность, сипуха пожелала ей хорошей смены и некоторое время тупо глядел по сторонам, как бы не понимая, где указаны места. Потом встряхнул головой, пошел вперед. Завидев знакомые цифры, он вошел в купе, снял пальто, отчего стал наполовину худее, забросил сумки на койку повыше и с облегчением выдохнул. Стандартный размер койки в вагонах-купе был не меньше полтора метров на два, что для обычных птиц было сравнимо с кроватью четырехзвездочного отеля, а уж для молодой совы... Да, может природа не одарила сипух пронырливостью или мощью, но жить среднячку в мире долговязых и мелких зверей, оказывается, таки очень удобно! Довольный таким ходом дел, Суджи вышел назад в коридор вагона, едва не столкнувшись с ящером, покрытым исцарапанной чешуей. В замызганном окне состава мельтешили фигуры провожающих, среди которых, кажется, стояла тетя Агна. Вагон тронулся, она замахала крылом, а Суджи помахал в ответ, сначала один раз, затем еще. Так сипуха стоял бы долго у окна, как вдруг он ясно ощутил за спиной чей-то взгляд. Не поворачивая тела, он быстро оглянулся назад, из прочих пассажиров заметил двух девушек-пташек. Похожие на перепелок, они сперва удивились такой гибкости, а потом, выпучив глаза, начали выставлять крылья веером вокруг морды и угукать. Это было... странно. Нет, кривляния и насмешки были для белой птицы обычным делом. Но чтобы заработать такое "внимание", не пробыв вне деревни и пяти минут? С таким поведением им наверняка было лет пятнадцать. Вместе, на двоих. Пожав плечами, Суджи вновь вернулся на койку. Спустя какое-то время в комнату вошла пара зверей с сумками, спокойной беседующих о чем-то своем. Дорога была долгой и ночь без сна давала о себе знать — в какой-то момент на юношу напал приступ зевоты, однако, прилечь вздремнуть почему-то он не решался. Достав из рюкзака телефон и учебник, сипуха пробежал глазами по заметками. Так сова отмечал новые сноски, когда вдруг секунда беспяматства осадила его сладкими объятиями, и Суджи наконец уснул. Туман. Густые заросли вечернего леса.

Слышен хруст веток под лапами. В масляных потоках по воздуху витают нити, стальные струны, лозы, алые сухожилия. С резким натяжением они рвутся, выплескивая в невесомость черную субстанцию. Хруст веток под лапами, хруст костей, хруст пальцев. Белые осколки сыпятся в ручей масла, закручиваясь на пенистых волнах. Из масла растут фигуры, темные силуэты, а кости сыпятся, сыпятся. Копятся и копятся.

Из черной массы неотвратимая пасть впивается в его живот, жадно прорываясь клыками до самых кишок. Пронизывающее омерзение порывом ветра вырывает перья с кожей, развеивая все нутро по небу, пока белый пух не взмывает по небу холодной россыпью звезд. Маленькие точки — они сыпятся вниз, с пустым стуком падая в ущелье отвесной скалы. Белые кости продолжают литься с неба, собираясь не в гору, но огромнейшую клетку. За прутьями стоят звери. Голые, тощие, они жмутся друг к другу, их глаза напуганы и голоса прорезают ушную перепонку. — Спасите, прошу! За что?

Десятки, сотни лап тянутся из прутьев, хватаются за воздух. Тысячи когтей сверкают перед лицом, грозясь утащить во мрак и разорвать. Неистовая, голодная масса рвется из заточения, но спасения нет. Только мгла, только звон рвущихся на ветру струн и сухожилий... Дернувшись всем телом, проснулся сипуха с ужасной сухостью во рту. Он сделал несколько глотков из бутылки, глубоким дыханием попытался унять колотящееся сердце. В это время семейная пара этажом ниже, лось и гекониха, мило беседовала о каких-то чайных сервизах и подарках ко дню рождения. Суджи почувствовал уголок учебника, примятый под плечом, с досадой взялся выравнивать страницы. После быстрого сна дремота больше его не тревожила, к тому же, вечер даже не начинался.

Все станет лучше, в мыслях успокаивал себя юноша. Всего лишь один день — и все непременно наладится.

***

За окном проносились леса, реки и стремительной серо-светлой линией пролетали бетонные равнины городов. Слушая ритм бегущей дороги, Суджи отрывал взор от записей. Вокруг больше не было привычных глазу хребтов гор, не было шума водопадов, шелестного пения леса. Как мелькающие линии проводов, мысли молодой совы плавно шли по параграфам, складывая, проверяя на полочках памяти формулы и термины. Порядок этот радовал Суджи, хотя взрывного восторга, например, как у псовых, чтобы хвост выкручивал восьмерки, он не получал. Система есть система, хоть в технике, хоть в обществе, и гармония понятных связей давала сипухе приятное чувство, которое мало кто ценил так же сильно — чувство целостности. Пока сова разминал ноги прогулкой по коридору, поезд как раз сделал остановку на очередной станции, судя по убранству оград и магазинчикам у самой платформы, еще один провинциальный оазис. На полках виднелись сладости, семена растений, овощи и фрукты — урожай местных фермеров, а продавцы отгоняли газетой мух со свежевыловленой пикши. В целом, это было миленькое местечко. Любуясь колоритным пейзажем станции, Суджи словил себя на мысли, что даже в таком милом месте где-то за углом, вдалеке от чужих глаз, какой-то барыга наверняка продает оленятину или типа того.