10 (2/2)

Привыкшая всё держать под контролем, Реджина уже не справлялась. И пусть проклятие всё ещё имело силу, город был уже не тот, что прежде, и все её попытки изменить хоть что-то в свою пользу совершенно ни к чему не приводили. Ей оставалось лишь наблюдать, чем всё закончится в итоге. Ей уже ничто не подконтрольно.

Взять хотя бы сегодняшнее утро. Реджина заехала в школу к Генри, чтобы отвезти ему обед, который он забыл утром. Пока она ждала сына, пришлось выслушать проповедь от Белоснежки о том, что нельзя построить счастье на чужом несчастье, а потом она наткнулась на агрессию сына, стоило ей заикнуться о том, что она хочет его перевести в другой класс. Мальчишка, который раньше был послушным, вспылил и, вскочив с лавочки, на которой они сидели, прокричал:

— Что бы ты ни делала, Белоснежка всё равно найдёт своё счастье! Они с Принцем будут вместе, чары рассеются и добро победит!

А потом ещё и машина заглохла, упорно не желая увозить мадам мэр от продуктового магазина обратно домой с полным багажником продуктов. Женщина тщетно залезала под капот, а в итоге лишь ударилась головой об открытый багажник.

В этот самый момент из ветклиники выходил Дэвид Нолан, работавший там в последнее время. Прекрасный принц заметил женщину в беде и, как подобало ему в прошлой жизни, тут же пришёл на помощь.

— Что, сломалась? — спросил он, подойдя почти вплотную.

Реджина повернула голову, сначала ничуть не обрадовавшись его появлению. Она и так была усталой и раздражённой, а теперь ещё и он собирался путаться под ногами. Однако секунду спустя она, вспомнив недавние слова сына, переоценила ситуацию и решила её использовать.

— Не заводится, — устало улыбнулась Королева. — Полный багажник продуктов и, пожалуй, не самый удачный день.

Осторожно оттеснив её, мужчина заглянул под капот, затем, подойдя к машине с другой стороны, повернул ключ в замке зажигания и вынес свой вердикт.

— Аккумулятор сел, — Дэвид повернулся к Реджине. — Троса у меня нет, но могу подбросить домой на своей. — Мужчина кивнул в сторону светло-коричневого фургона.

— О нет, не хочу вас утруждать, — тихо проговорила она.

— Да бросьте. Иначе ваш багажник окажется полон растаявшего мороженого, — улыбнулся мужчина, бросив взгляд на продуктовые пакеты.

— Спасибо, — проговорила Реджина, когда они вошли в ворота и шли по дорожке к главному входу. — Вы мой рыцарь в сверкающей броне.

— Скорее, в трикотаже, — засмеялся мужчина, — но всегда пожалуйста.

Реджина только собиралась вставить ключ, как неожиданно дверь распахнулась и, едва не сбив её с ног, на улицу выбежал Генри и понёсся по дорожке.

— Мам, я с ночёвкой к Остину! — выкрикнул мальчик уже за воротами. Звонкий голос разлился эхом по двору.

С лица Королевы тут же спала приятная улыбка. Опустив голову, она переступила порог.

— Только я подумала, что нам с Генри столько не съесть, как оказалось, что я буду ужинать в одиночестве. — Она взглянула на Нолана, всё ещё держащего в руках пакеты с продуктами. — Может, останетесь?

Поначалу он хотел отказаться, просто задумался, как сделать это помягче, но вдруг внимательно всмотрелся в её лицо. Еле заметная паутинка морщинок вокруг глаз, чёрные глаза напоминали тлеющие угли. Между ней и Голдом и впрямь было нечто общее — обоих открыто недолюбливали горожане, даже собственный сын величал её злодейкой. Но если Голд, и тот смог построить семью, то почему она обречена на одиночество? Конечно, вечной любви он ей не обещал, но почему бы не поужинать?

***</p>

Вернувшись домой, Голд застал свою жену в их спальне, она снова уютно устроилась в кресле-качалке и читала книгу.

— Как прошёл день? — поинтересовался он, подходя и опуская руку на округлившийся живот жены.

— Хорошо, как и несколько предыдущих. Прогулялась, пообедала с Мэри Маргарет и, кажется, придумала нашей дочери имя. — Блондинка закрыла книгу.

— Какое?

— Хоуп. Мне вдруг подумалось, что надежда — едва ли не самое важное чувство.

— Важнее любви?

В ответ Эмили только дёрнула плечом, а Голд вдруг обратил внимание на коробку в углу.

— Что это?

— Мои старые вещи, я кое-что искала.

Мельком бросив взгляд, мужчина толком не разглядел белого одеяльца, что лежало сверху, и вышитого на нём имени «Эмма».