37. Хочу (2/2)

— Та-а-ак, — протянул папа. — Что еще мне лучше знать?

Серый вдохнул поглубже, и все рассказал: про сигареты, про то, как воровал деньги, про то, как специально ходил по территории, выискивая пути поудобнее и даже по кромке реки за территорию выбрался, но испугался, что ночью так не выйдет… Почему-то хотелось, чтобы папа вообще все узнал, чтобы уж точно или за все простил, или окончательно разочаровался.

— Хоть иногда думаешь, — с явным облегчением вздохнул папа. — Деньги вернул тому, у кого взял?

— Верну, — пообещал Серый. — И извинюсь.

— Завтра по пути в лагерь в магазин заедем, хоть чипсов купишь, отдашь в качестве примирения.

— Чипсы в лагере нельзя.

— А сигареты можно?

Серый, чуть высунувшийся из своего узла во время рассказа, сжался обратно.

— Прости.

— И ты, — жутко краснея вздохнул Серый.

— Я все равно накажу, — будто оправдываясь предупредил папа. — Я понимаю, что ты…

— Я знаю, — поспешил заверить Серый, чувствуя, что держаться так долго не сможет. — Мне куда?

Папа встал, освобождая кровать, и Серый перевернулся, улегся на нее прямо поверх покрывала.

Было больно. Не больнее, конечно, чем от скакалок или подбитого в драке глаза, но все равно. Серый жмурился изо всех сил, впитывая в себя все удары, вытягивался, стараясь лежать как можно ровнее, даже штаны, которые папа спустил с него где-то к середине порки, и те с щиколоток не уронил, но легче не становилось.

Папа не спешил. Бил аккуратно — Серый чувствовал, что ремень идет ровно сверху вниз, от середины задницы к ногам, чтобы потом вернуться к исходной точке и снова все повторить, — давал подышать и переждать самое болезненное, приговаривал:

— Терпи. Не так тут все и страшно.

И Серый верил, что не страшно, но и боль чувствовал тоже, и от этого диссонанса готов был разорваться.

— Хватит с тебя, — объявил наконец папа. И тут же уточнил: — Я же все знаю?

Задницей Серый очень хотел поскорее заверить, что да, все.

Мозгом и совестью он, даже толком в себя не придя, прошептал:

— Я еще супы в столовой не ем на обед, они там мерзкие. А вожатые ругаются.

На очень долгие несколько секунд воцарилась тишина.

Потом брякнул пряжкой опущенный на полку ремень, а папа присел около кровати и усмехнулся:

— Ты главное из-за плохого супа не сбегай, ладно? Если хочешь, я каждый вечер тебе буду в термосе мамин привозить.

— Хочу, — успел сказать Серый, прежде чем разреветься — в этот раз от облегчения.