37. Хочу (1/2)

Серый сидел на кровати, подтянув колени к груди, и просто ждал.

Весь сегодняшний день казался ему неправильным, ненастоящим, будто из сна выдернутым. На самом деле он понимал, что неправильным как раз были те дни в лагере, а теперь все наоборот, на своих местах, но почувствовать этого никак не мог. Разве бывает так, чтобы человек долго жил неправильно, а потом все в один день стало как надо?

Сидя в кабинете директора Серый держался. Вслушивался в неразборчивое бормотание в его телефоне — будто специально прижатом как можно плотнее к уху! — гадал, что его ждет, внутренне содрогался и готов был рыдать, но не позволял себе этого. Молчал и терпел и когда директор убрал телефон и сказал, что за ним скоро приедут, и когда Никиту — злого и зареванного — вернули в кабинет, и когда директору позвонили и он позвал Серого с собой к воротам. А потом, когда увидел, что вопреки его ожиданиям приехала не директриса, а мама с папой, терпеть не смог — сломался окончательно и просто кинулся к ним.

Встреча вышла тяжелой, разговор и вовсе невыносимым. Сначала родители злились — мама кричала, что у Серого совсем головы на плечах нет, раз он решился на такую глупость, папа добавлял, что совести у него нет тоже.

— Я просто не хотел обратно, — с трудом, будто занозу из груди вынимал, признался Серый. И добавил, увидев, как родители испугались: — В детдом…

Это признание сломало и маму с папой тоже. Они то обвинили Серого в глупости, то сокрушались, что такое вообще пришло ему в голову, то переворачивали все и начинали и извиняться перед ним за то, что вообще отправили его в лагерь. Мама при этом всхлипывала и постоянно трогала, гладила и обнимала Серого, папа смотрел сурово и мотал головой.

А сам Серый просто трясся от вроде и утихших, но все равно прорывавшихся рыданий, и не знал, оправдываться ли ему, соглашаясь с виной родителей, чтобы отвести беду от себя, или убеждать всех, что это его вина и он дурак.

Разумеется, ни о каком возвращении Серого в детдом и речи не шло. Поняв это, Серый наконец окончательно поверил, что и раньше родители не собирались от него избавляться — может, думали отдохнуть от него пару недель, может, дать ему самому отдохнуть от них, но точно не хотели его прогонять и бросать.

От этого осознания было мучительно стыдно, и Серый просил прощения раз за разом, прекрасно понимая, что это его постоянное «простите» воспримут как извинения за побег, но даже не пытаясь говорить подробнее.

К его счастью, выгонять Серого из лагеря директор не собирался тоже. Потребовал пообещать, что больше Серый такого не выкинет, понимающе кивнул, когда папа сказал, что позаботится об этом, и с легкой заминкой, но все же отпустил Серого домой на денек, чтобы «успокоить нервы».

По пути в город, сидя в машине на своем привычном месте — ровно посередине заднего сидения, чтобы и окно было видно, и маму с папой, и вообще — Серый почувствовал вдруг, что что-то сломал. Не было ни привычных бесед ни о чем и обо всем сразу, ни дружного подпевания бестолковым песня по радио с неизменным коверканьем слов, ни даже маминых радостных возгласов при виде интересных птиц, цветов и облаков. Папа молча рулил, мама рассуждала о том, что приготовит на обед, а что на ужин, Серый ей поддакивал, но не было в этом ни легкости, ни обычности. Так же они говорили, когда Серого только забрали из детдома, но тогда-то он был чужим…

— Мне правда очень стыдно, — сказал наконец Серый, не выдержав этого ощущения отчужденности. — За все.

— Теперь уже все хорошо, — заверила его мама.

Папа многозначительно откашлялся, и Серый его понял.

Едва зайдя домой, папа сразу отправил маму в магазин, а Серого к себе, и они оба послушались. Мама крепко обняла их обоих, будто заранее жалея, что-то шепнула папе, а тот вслух ответил:

— Все под контролем.

Ждать его Серому пришлось недолго, но и этого хватило, чтобы умаяться. Ремня он не боялся, а вот того, что папа ему скажет — очень. Почему-то мысль о том, что в семье его оставят из жалости, пугала сейчас не меньше, чем недавние мысли о детдоме. Он-то хотел быть хорошим и любимым сыном, а теперь?

— Не сбежал? — спросил папа, приоткрывая дверь и заглядывая к нему в комнату.

Серый пристыженно опустил глаза.

— Ну ладно тебе, — расстроенно сказал папа.

Он подошел ближе, сел рядом на кровать, притянул комок из Серого к себе и осторожно потрепал по плечу. Серый слышал, как гремит пряжка ремня во второй папиной руке, но не расстроился.

— Это не за то, что ты там себе понавыдумывал, — сказал папа, так и не выпуская Серого из своей хватки. — Ты хоть понимаешь, как плохо все могло кончиться, если бы вас не поймали?

Серый нерешительно пожал плечами. А что такого-то?

— Ночью, одни, в лесу, без денег…

— Деньги у нас были, — пробормотал Серый, прекрасно понимая, что сдает себя с потрохами. — Я стырил…