8. Виктор (2/2)

Уже почти у самого здания заметил какое-то подозрительное шевеление у забора, признал эту неприветливую макушку, попробовал вспомнить, что там надо говорить, когда ребенка приходится ругать. А ругать явно придется — не просто же так он тут трется, один и втихую…

— Ты ведь Никита? — позвал Виктор, отчаянно надеясь, что не перепутал имя.

Макушка у забора шарахнулась от звука, повернулась, демонстрируя испуганное, но еще более неприветливое лицо. Мелькнувшие при этом в кадре руки на удивление оказались пустыми и чистыми — ни сигарет, ни признаков того, что Никита их зарыл тут, делая тайник.

— Чего надо? — буркнул он.

Виктор, уверенный, что не сделал ничего такого, чтобы обидеть его, немного растерялся от этого тона, и решил пока с руганью и расспросами повременить.

— Ты ведь Никита, из второго отряда, да? — повторил он.

— Ну, и?

— А я твой вожатый, Виктор, помнишь? Пойдем в корпус, начнем знакомиться со всеми, я вам расскажу про смену. До обеда как раз успеем.

Никита нехотя отлепился от забора, протопал по траве к дорожке, не глядя на Виктора пошел дальше, к корпусу.

Виктор догнал его, ухватил осторожно за плечо, скорее по-дружески, а не с целью контроля, и предложил:

— А расскажи мне пока о себе. Что ты любишь, чего хочешь от лагеря?

На курсах говорили, что детям важно, когда они что-то значат. Говорили, что, если хочешь разговорить подростка, можно спросить у него про него, показать, что тебе интересно.

Никита на этих курсах явно не был. Он сердито сбросил руку Виктора со своего плеча, резко развернулся, едва не заставив Виктора в него врезаться, и отчеканил:

— Иди в жопу, Вить.