4. Лена (2/2)

— Тебе что-то не нравится, солнышко?

И, прежде чем Лена успела хоть что-то ответить или сделать, приблизился к ней, схватил, потянул — резинка Лениных шорт больно впечаталась в спину — и предупредил:

— Я же пока просто играю, солнышко. Ничего такого. Но если будешь меня злить…

Он резко перехватил Лену, повалил ее на кровать, уселся сверху, основной вес удерживая на собственных коленях, но все равно сдавливая живот, одной рукой завел ей руки наверх, а второй стиснул грудь.

Лена заскулила, не смея показывать страх, но и не чувствуя сил его не показывать.

Больше Кирилл с ней ничего не сделал — просто слез и, насвистывая, ушел из комнаты, снова делая вид, что ничего и не было.

Лена рассказала о произошедшем маме в тот же вечер, пока Кирилл курил на балконе, но мама не поверила — он же такой хороший, он не мог!

А на следующий день все повторилось, только в этот раз Кирилл повалил ее на живот и стянул шорты с трусами.

— Ты ведь такая красивая, — говорил он, сидя на Лене спиной к ее голове и, кажется, даже не замечая ее слабых попыток дотянуться и стукнуть его, — обидно будет это портить, понимаешь?

Лена не понимала — она ревела, просила оставить ее, слезть, не трогать, и Кирилл послушал.

Больше Лена маме не жаловалась — боялась. И Кирилл держался — шлепал, целовал, обнимал, но не больше.

Новость о том, что мама взяла для нее путевку в лагерь, они с Кириллом восприняли по-разному: Лена — как заслуженный отдых от своей жизни, Кирилл — как каторгу. Правда, сказал он об этом только Лене — в ночь перед ее отъездом, когда мама уже спала. И лег к ней, добавив, что будет очень скучать.

К вожатой в лагере Лена бежала так, будто у Кирилла и правда были шансы ее догнать и вернуть, и даже мамино обиженное «а поцеловать?» не заставило ее вернуться или хоть замедлиться.

Впереди были две недели нормальной детской жизни, и Лена собиралась их выпить до дна, облизав стакан, раз уж добавки взять вряд ли получится.