Дрянной день (1/2)

— Ишь ты шо, как тебя тщательно мальчики разрисовали. Морды бы им откусить, да только зубы почистил. Но-но, присаживайтесь, мы гостей всяко рады видеть, шо с челюстью, шо без.

Тренерская обдала шумных гостей странным набором запахов — табак, дезодорант, перетёртые по сотне раз между пальцев грязные купюры и, как завершающий штрих, чистая натуральная кожа. Таким же был и таинственный Бустер, на поверку почти сразу назвавшийся Игнатом для простоты в общении, как сам же и выразился. Большой, овальный тип с округлой головой, крепко схваченной плоской шапочкой и густой чёрной бородой, явно не вписывался в общество отпетых скинхэдов и националистов, но, похоже, этот город ещё знал, чем удивить Олега. Одному Богу, пожалуй, было известно, сколько разных кровей и в каких пропорциях было в нём понамешано, но цепкий чёрный взгляд и общий барсучий вид однозначно выдавали человека, варящегося в этой среде всю жизнь. Толстый, но гибкий и податливый к новым условиям, Бустер, скрипя кожаной курткой грязно-жёлтого цвета, неспешно склонился над сидящим напротив Олегом, окидывая того чуть тревожным взглядом, и коротко цокнул языком, будто про себя.

— Ай-яй-яй, экая шляпа, а. Кеды снять да по морде дать бы за делюги такие, сил моих нету уже. Ай, ладно, и не такое делалось, щас тебе мигом физиономию поправлю. Девонька, а ты глаза свои ясные прикрой, пока не выкатились со страха. — пытливый взгляд маленьких глаз внимательно оценил масштаб трагедии, начиная по-настоящему внушать Олегу опасения. Впрочем, кто ж его знает, страннее было это, или тот факт, что каким-то мистическим чудом челюсть лишь выскочила из сустава, а не сломалась? Коротко усмехнувшись, Игнат осторожно, обеими руками перехватил его за подбородок и одним, резким и хлёстким движением, сопроводив действо мучительно громким хрустом, задвинул выпрыгнувшую кость на законное место. Волков-Камаев приложил титаническое усилие, чтобы не взвыть от пронизывающей боли, что пробурила мозг за секунду, но практически тут же она улеглась, постепенно превращаясь в фоновый шум. Он хорошо представлял, как сейчас по-идиотски выглядит со стороны — удивлённый, даже чуть испуганный, будто мальчишка, впервые в жизни увидевший бокс, держащийся обеими руками за вправленный сустав и искренне не понимающий, как так делается. Игнат в ответ лишь усмехнулся в аккуратную бороду, что прятала подбородок, и наверняка не один, после чего с довольным видом плюхнулся в кресло, широким жестом смахивая со стола изрядное количество увесистых, толстых рулонов из грязных купюр. Опрятно перетянутые аптечными резинками, они послушно зашуршали в большой сумке на полу, а сам Бустер, окончательно расплывшись в кресле, запрокинул голову назад, будто ленивый кот, и вцепился взглядом в своих гостей намертво, — Зенки-то не таращи, лучше учись, покамесь я жив ещё. И шо ж сидим, как три тополя на плющихе? Валяйте, рассказывайте.

— И верно, Игнат. Дело есть, и дело важное. Человека найти надо, если это вообще человек.

«Ишь ты какой, барсук натуральный. Палец в рот не клади. Да и урок такой запомнить следует. Драка не первая и явно не последняя, а он одним махом кости назад вправляет. Отличный бы врач вышел, а он тут сидит, жизни радуется. И до чего здесь, оказывается, курс безрадостный, рубль совсем к асфальту прижало. Аж смотреть грустно. Ладно, чёрт с ним, с рублём, да и с челюстью, у нас другой повод есть. С огнемётами и бронёй»

— Ой, не-не, куда там, я с таким не то шо какие-то мутки тереть, я бы даже за один стол не сел, почём же мне знать, кто это? — ни разу не перебив Олега за весь подробный рассказ о мистическом явлении в птичьей маске, Бустер чуть печально покачал головой, запустив где-то под белой шапочкой работу мысли, — Да не гляди так, новости видел, в интернеты хожу. У нас бы такой как миленький вылетел, со свистом, на обоих своих крылышках.

— И даже пошарить негде, по знакомым всяким? То есть, я имею в виду, к чёрту огнемёты, с ними как-нибудь сам. А вот не появлялась ли где-то здесь личности, которые на такое пошли бы? Может, какая группировка экстремистская, или движение молодое? Мало ли придурков, которые революций кровавых хотят. — с грехом пополам двигая восстановленной челюстью, Олег никак не собирался сдаваться. Майя, спрятавшись в свободном кресле и практически в нём утонув своей тощей фигуркой, о чём-то напряжённо думала сама с собой. Надо признаться, думать ей совершенно не шло — лоб морщился в адском старании, немедленно накидывая на юное лицо несколько лишних лет, — Или одиночек, которые бы про такое спрашивали.

— Уволь, родной, чего нет — того нет. От меня тут ничего не упрячется, а тем паче с таким замутом в башке. — мелкие глаза внимательно вглядывались в гостя, будто бы анализируя, есть ли к нему вообще хоть какое-то доверие. Неудивительно, страшно было даже подумать, сколько ментов под штатском шарится здесь ежедневно в собственных целях, сколько работают под прикрытием, а сколько попросту неумело расследуют. Олег и Майя выглядели не просто подозрительно, а охренеть как странно, и только лишь жуткий мордобой и выпавшая вон челюсть помогли ему попасть к этому мутному типу. А вот делиться информацией или нет — уже другое дело, — Такая мандефляй на глаза бы попалась. Да и финансов надо немало иметь, чтобы в такую птичку наряжаться, не наш уровень. Не здесь искать надо, не-а.

«А ведь прав, даже при больших деньгах такие технологии только на Западе можно достать. Надо будет отзвониться маме и спросить, кто мог бы такое сделать. Даже для кого-то нашего полёта это — высший класс. Огнемёты, броня, взрывоопасные реагенты ручной активации — кто попало не соберёт. А если тот, кто в костюме — лишь подставное лицо, а оплачивал это другой человек, имеющий выход на мировой оружейный рынок? Есть ли сообщники? Сколько человек?»

— Ну не грузись так, у тебя щас от твоих измышлений опять рожа вон выскочит. — добродушно рассмеялся Бустер, замечая уныние в рядах его странных гостей. Деловито опустив руку куда-то в карман куртки, он выдернул одним ловким движением листок из блокнота, и, перемигнувшись с притихшей Майей, принялся что-то второпях записывать, — Смотри, как мутить будем. Адрес тебе набросаю, по нему — друзья мои, рэйв-станцию держат. Называется «Рыба». Там раньше завод был, да сам знаешь, шо у нас с заводами приключается по стране. Там спросишь Музыку и Мотора — сразу скажи, шо от меня, а то, глядишь, снова лицо потеряешь. Они в этом вашем высшем обществе получше меня шарят, как сами оттуда вылезли. Могут подсказать, кто там с придурью, кто с приветом, а кто без башки. Только завтра не ходи, выходные они. Андестенд?

— Ещё бы. Спасибо, — Олег сам не уловил, как на поломанном и уставшем лице выползла улыбка. Во-первых, наконец-то получится отсюда свалить. Как ни крути, а райончик этот был мягко говоря так себе, и даже сомнительное заведения для рэйва в данной ситуации было лучше. Во-вторых, в каком-то смысле информацию он и правда получил, а в третьих — обрёл ещё парочку интересных знакомств, которых и без того было множество. Это было почти что первым, чему в своё время его научила мама — никогда не брезговать никакими знакомствами и, как следствие, всегда стараться быть вежливым. Никогда не знаешь, в какой момент тебе пригодится мутный тип, держащий в кулаке подпольный клуб нацистов, будучи по крови чёрт-те кем. Быть может, позиция потребительская, но именно в таком мире Олег жил. Мире, где все знакомства однажды оказываются тебе полезными. Листок с неровными буквами адреса исчез в кармане брюк, а сам Игнат, будто решаясь, говорить ли что-то ещё, вдруг прищёлкнул пальцами.

— А, да! Обожди, родной, есть ещё один человечек. Ты мне номерок свой оставь, и я тебя свистну, как с ней договорюсь. Тоже ходила тут, рыла всякое про эту пташку, глазками хлопала. — одобрительно смерив взглядом то, как торопливо Олег записывает до сих пор непривычные цифры российского номера, Бустер обвёл взглядом тренерскую и заискивающе взглянул в лицо Майи, что только-только подорвалась с кресла, — А ты, цветочек маковый, шо глаза таращишь? Вижу, спросить чего хочешь, давай лялякай, никто тебя пальцем не тронет.

— Хочу. — прорезавшимся сквозь долгое молчание голоском Светлова забормотала, издав короткий кашель, и почти тут же, будто силком вытянув из себя привычный говор, фыркнула, — А куда Саид подевался, ну, Саид Байматов. Такой с бородой аккуратной, 25 лет ему. Он говорил, что тут тренируется, я хотела с ним тут поговорить. А тут ещё и эти парни лысые.

— Оп-ля, а ты шо вдруг интересуешься? Давно я это имечко не слыхал, дела, дела. Да где-то с месяц его тут немаэ, он крайний раз приходил, сказал, шо деньгами большими разжился и больше знать нас не хочет. Нет ему тут места больше, да мы и не искали. Мальчики хотели ему голову оторвать, да я на тормозах спустил, пусть чешет, куда хочет. — при попытке вспомнить Игнат неприязненно поморщился, будто мирясь с неизбежным, но в глубине себя до сих пор на это неизбежное обижаясь, — Хоть бы залу помог малясь, так нет, ни тебе оборудования, ни ремонта хоть какого, тьфу. Свалил, и как не знались никогда, не ели с одного стола. Гадюка.

— Погодите-погодите! Как это он залу не помогал? Я ему тыщу раз деньги посылала, чтобы вам тут удобнее было заниматься, ремонт сделать, а вы тут мало того, что морды бьёте, так ещё и в таком бомжатнике! Не поняла я нихрена! Это что значит? — кажется, наконец-то начиная догадываться, Майя выпрямила спину, будто пытаясь придать себе значимости хоть чуть-чуть, и упёрла кулаки по обе стороны талии. Игнат в ответ лишь чуть озадаченно развёл руками, будто подгоняя работу мысли. Олег и вовсе, отдав барыге свой российский номер, в ожидании чуда стоял на выходе. Пусть подумает, ей полезно. Пусть собирает в единое целое то, что сам Волков-Камаев сложил мгновенно ещё во время пути сюда. То, что они никогда не встречались вне центра города. То, сколько раз он просил денег на зал, но никогда не показывал результата. То, как он порой дёшево и грязно провоцировал её на хвастовство папиными деньгами и, конечно, как тщательно прятался от взора самого Марата Светлова, что за такое, вероятно, открутил бы голову незадачливому альфонсу. Мозаика собиралась в голове девочки медленно, но верно, и в особенную секунду она, театральным осознанием вобрав в лёгкие воздух, будто налилась изнутри паровой злобой. Осознала. Разобралась, — Вот же сука! Вот сука хитрожопая!

Дорога назад, до автомобиля, признаться, прошла на удивление просто — Олег хорошо запомнил короткий и безопасный путь, заботливо указанный Игроком. Почему таинственные Мотор и Музыка вообще должны его слушать? Бустер объяснил это коротким «должок-то надобно вернуть». Что бы это ни был за таинственный должок, это Олега уже и близко не касалось, главное было то, что новая ниточка есть и, возможно, даже не одна. Крепко держа за руку девочку, готовую от возмущения вот-вот лопнуть на облачка яблочного пара, он ритмично шёл прочь, назад, на обычные улицы такого воодушевляюще-обычного, слава Богу, Петербурга. Там, где они оставили машину и спящего под кондиционером пса. Ключи послушно звякнули между пальцев, а двери снова хлопнули два чётких раза, когда грязные мучительные кварталы питерского подполья наконец-то остались позади. Олег соврал бы, если бы сказал, что не чувствует облегчения. Напротив, оно ворвалось долгожданным свежим запахом любимой машины, мерным дыханием проснувшегося Соболя, что радовался их возвращению, и почти рычанием девочки, что плюхнулась на сиденье рядом, практически сразу снова начиная парить. У Олега не оставалось моральных сил на замечания, он лишь выкрутил кондиционер посильнее — к чёрту.

— Охренел вконец, думает, не найду его! Ещё как найду, найду и наизнанку выверну! Какой мудак, а, ну какой мудак! Пожалеет, что связался, я вот папе когда всё расскажу, он ему! — один глубокий вдох, яркий мерзкий яблочный выдох, и Майя уже стала куда спокойнее, начиная взвешивать вещи в голове, — Да ничего я папе не скажу. Не признаваться же, что встречалась с ним. Олеж, а Олеж, почему мне так не везёт? Почему меня одни сволочи окружают? Чё я такого сделала?

— Ну, предположим, критичного — ничего. Кроме, разве что, того, что опять паришь в моей машине. Выдыхай в окно хотя бы, ладно? — и, внезапно для себя обнаружив, что Светлова послушалась, пусть и нехотя, Олег окончательно смягчился. В конце концов, не виновата она в своей сахарной наивности. Научить бы, поднатаскать в людях разбираться, и выйдет настоящая акула, — Но, скажу честно, в мальчиках ты разбираешься отвратительно. Как ты вообще на таких натыкаешься? Сперва Кирилл, — Олег коротко бросил взгляд сперва вверх, а потом вниз, будто напоминая себе о том, куда отлетела душа младшего Гречкина ещё вчера, — а теперь этот твой бородатый.

— Ну, с Саидом я в тиктоке познакомилась, тут ничего интересного нет. А Киря, — Майя неуверенно и даже смущённо замялась, будто не зная, стоит ли об этом рассказывать, — ну, мы в тот день с Олей шопились, выходили из ТЦ, а он возьми да чуть в нас не влети на машине. Оля сразу ругаться пошла, она взрывная очень, кричала много, руками махала. А Киря её даже не слушал — стоял и смотрел на меня, подмигивал, поцелуи воздушные посылал. А потом как-то само случилось.

— Само у неё случилось. Поменять тебе надо вкус в пацанах, совсем своё время не ценишь. Тратишь на кого попало, кто тебя за человека не считает. Кирилл тебя знаешь какими словами костерил, когда мы только встретились? Лучше не знай, уши завянут.

«Никакой пацан и ни в каком состоянии не смеет свою девушку шлюхой называть. Что бы он там про неё ни думал и под чем бы ни находился. Почему даже в таких мелочах, как личные отношения, Кирилл опять умудрился обосраться? А, нахрен. Туда ему и дорога. Плевать мне»

— Олеж. — после небольшой паузы, что прерывалась лишь торопливым дыханием пса, снова заговорила Майя, наконец обдумав окончательно то, что случилось за день, — Ты не забросишь меня к Оле? Пожаловаться ей хочу, она меня хорошо понимает. Просто из-за того, что она навертела со вкладчиками, к офису не подойти, там куча людей. Поможешь?

— А волшебное слово? — он это ляпнул скорее в шутку, уже разворачивая машину в сторону недавно громко шумнувшего дерзким ограблением РосГарантБанка, и меньше всего ожидал хоть какой-нибудь реакции кроме кукольного негодования. Но Майя в ответ только смутилась.

— Пожалуйста? — и теперь, послушно набирая скорость под знакомыми чёрными туфлями, автомобиль свернул на огромную шумную улицу, вписываясь в общий поток. Ветер пробирался в пропитанный паром салон, а Соболь привычно высунул чёрно-белую морду в окошко, заинтересованно глазея на прохожих и высовывая язык детишкам, что радостно тыкали пальцами. Вот кому хорошо, вот кому всегда спокойно, вот кто отбрасывает от себя всё дерьмо, впитывая весь негатив из своего владельца. Купленный родителями на совершеннолетие по рекомендации Эстебана, его личного психиатра и хорошего друга по сей день, Соболь встал на своё место, словно влитой, всегда чувствуя, когда кому-то плохо. Подбираясь поближе, укладывая большую голову на колени, ласкаясь и нежась к тем, кто грустит, встревожен или зол. Не пересчитать, сколько раз этот пёс вытаскивал из внутренней беды самого Олега и сколько раз подмечал то, что угнетало его друзей. Надо будет выйти с ним на пробежку, по старинке, как он делал в Европе практически каждое утро. Мысли постепенно упорядочивались, приводя к чёткой и довольно уверенной мысли — к чёрту всё и всех, следующий день он просто обязан провести хорошо, спокойно и с Серёжей. Эта рыжая голова всегда вносила если не спокойствие, то хотя бы уверенность, как ни банально, в завтрашнем дне. Олег терпеть не мог это выражение, уж слишком от него несло металлом политических агитаций и гнилью предвыборных компаний. Разной степени лживости люди выходят на дебаты, эпатируют, ругаются, плескают друг в друга водой, а потом просят зрителя проголосовать — кто из нас, клоунов, достоин управлять вами в той или иной сфере? И почти все из них любят говорить, что именно они принесут народу эту мифическую уверенность в завтрашнем дне. Кажется, только совместив это выражение с Серёжей, Олег наконец-то сумел полностью понять, что оно значит. Как будто истерзанный событиями разум внезапно подхватили заботливые руки, и он точно знал, что так будет и завтра, и послезавтра, и далее-далее. Точно, следовало бы его навестить и куда-нибудь вместе скататься. Дать ему проветриться от бесконечных дел компании. На грубо помятом лице Олега проскользнула улыбка — он практически сразу понял, куда можно будет предложить устроить рандеву.

— Исаева, верни деньги! Под что наш дом снесла?

— Заперлись там, две твари, и сидят, плюют на нас! Выходите, держите ответ!

— Снежную на вилы! Отвечай за то, что наделала! Дикая природа — это не вещь!

— Выйди и скажи нам в лицо, Исаева! Говори, как нашего деда из дома выжила!

— Сволочи, сволочи! Совести нет! Покажитесь, твари, покажитесь народу!

Голоса прорезали даже вакуумную тишину автомобиля, практически тут же вырвав Олега из приятных мыслей — о том, как Серёжа хорошо держался, пока внезапные новости посреди презентации не сбили с ног. Надо признаться, даже не будь они знакомы, желание выйти на связь и вложиться по своим силам выросло бы из ничего. Интересно, а подружились бы они, познакомься уже взрослыми, ничем не связанными людьми? Кажется, не раз и не два по юности Серёжа любил спрашивать: «А если бы мы не были друзьями, ты бы считал меня особенным?». Никогда не верил до конца, если ему говорили что-то хорошее. Быть может, хотел бы, да не получалось ни разу, сколько бы его новый друг ни старался. Тёплые мысли, внушающие желание защитить, подхватить и бесконечно повторять, что этот рыжий важен и нужен, оборвались, будто тоненькая леска, внеочередным вскриком снаружи. К горлу подступил гнилой ком — Майю нельзя было выпускать туда одну. Толпа растерзает, ведомая предсказуемой и понятной ненавистью к Ольге. У массивных ворот и без того недавно ограбленного банка толпились люди. Злые, обиженные, полные гнева и презрения, они сверкали яркими табличками, красными лозунгами и блеском глаз. Олег понимал, почему, понимал, за что. Но отдавать им доверенную себе девочку, что, кажется, аж поёжилась от этой мысли, не собирался.

— Держись меня, чуть спереди, чтобы я тебя видел. А то ещё тебя вместо сестры линчуют. Видишь, что бывает, если простой народ обманывать?