Человек без ножа (1/2)
И будто целый мир сейчас замкнулся на смотровой площадке дома Светловых. На белоснежном от ужаса лице юной Майи, на приветственном уведомлении соцсети, что одновременно радостно мигнуло на телефонах всех гостей вечера. В чумном пламени, что стремительно охватывало всё где-то там, в доме Гречкина-младшего. И, само собой, в остолбеневшем от ужаса сознании Олега, в котором только что воедино сложилась бесконечно страшная мозаика. Он прекрасно знал, что несколько минут назад произошло в этом доме, и точно знал, что сам выбрался из адского пламени на собственной вилле не иначе как везением — сопротивлением удалось заставить смерть в птичьей маске последовать за ним к реке. Кириллу навряд ли повезло так же. Золотой мальчик, должно быть, отдыхал после судебного процесса, когда карающая длань правосудия проникла в его дом. Вероятнее всего, он мёртв — адское пламя сожрало мальчишку, не подавившись. Казалось, что от медленного, ледяного осознания замерло всё вокруг, даже питерские дворовые кошки на минуту застопорились в своей драке.
«Кирилла убили. Убили. Убили. Убили. По-настоящему убили, сожгли заживо. Его нахрен пламя сожрало, всего, целиком, ничего не оставило»
Искривлённое от боли и крика раздражающее лицо Кирилла встало перед глазами — Олег хорошо представлял, что это может быть за боль. Вокруг стало так холодно, словно весь мир замер, боясь пошевелиться, а палец рефлекторно открыл позитивное уведомление соцсети. Подумать только, стоило только сегодня, кое-как разобравшись с приятным интерфейсом через Серёжу, установить это обаятельное баловство, как оно уже пытается преподнести сюрприз. Как будто нарочно, изящно красуясь перед ним. Нелепая мысль промелькнула краткой позитивной искрой и погасла, когда трансляция открылась на весь экран, облизав языками пламени через стекло.
— Доброй ночи, мой город. — знакомый голос, поселивший в глазах гостей безумный ужас пробрался, кажется, прямо Олегу в голову. Бархатный, глубоко-низкий, кошмарно, неприлично спокойный. Знакомый силуэт воссиял бесконечной чернотой на фоне белоснежного дома с колоннами, охваченный искрами, словно древний языческий бог. Прикосновение крепкой кожистой перчатки отозвалось на горле холодом. Чёрная смерть ступала медленно и уверенно, обходя кругом до мучения знакомый, когда-то чертовски красивый алый автомобиль. Кажется, даже отсюда, через бессловесное стекло смартфона суетливый взгляд отлично выхватывал силуэт, охваченный пламенем, там, за рулём. Кирилл пытался бежать. Пытался спастись в своей новенькой «ламбе», но судьба обошла на повороте, — Город, что каждый день, будто безнадёжно больной, колотится в лихорадке. Горячном бреду, который люди зовут «правосудием». Он мучительно болен, он мучается, бьётся в агонии всякий раз, когда система беспомощно опускает руки перед кем-то вроде Кирилла Гречкина. Бедный, бедный мой город.
Широким жестом бронированной руки смерть указала на бодро пылающий автомобиль. Языки огня пожирали тело за рулём послушно и яростно, словно дворовые псы желанное мясо. Где-то там, в таком бесконечно далёком сейчас от Олега внешнем мире, гости замерли в гостином зале, на веранде, в баре, везде. Рядом дрожала юная Майя, впившаяся потерянными глазами в чужой смартфон так внимательно, словно это могло чем-нибудь помочь. Каждый взгляд в этом городе прямо сейчас следил за трансляцией, начавшейся везде и всюду, словно заворожённый, и Олег исключением не был. Даже осознание того, что эта чёрная тень пыталась убить и его, почему-то не мешало, будто замыливая мутной полосой часть мыслей. Как же неправильно.
— Вы все знаете их. Мелкие крысы, мнящие о себе слишком многое. Считающие, что вправе топтать чужие жизни, как грязь. Грабить, насиловать, убивать и пренебрегать всем, что дальше их носа. Вы видите их каждый день, по телевизору, в новостях, да даже на улицах, но это давно не люди — лишь паразиты, зараза, скверна, достойная только быть выжженной дотла. Беззаконие, пожирающее город изнутри, можно остановить, но действовать следует жёстко и радикально. И за каждую пролитую слезу сироты, за каждый беспомощный крик работяги, за отчаянный вой всего народа теперь буду спрашивать ответа я. Потому что имя мне…
— …Чумной Доктор, — прошептал Олег, словно точно зная, в какой момент роковое имя разнесётся по тысячам новых ушей. Полиция не желала поднимать панику прежде, замолчав о мстителе с огнемётами, что исчез в Охте. Вот только теперь, кажется, от него уже было не спрятаться — чудовищный, гипнотизирующий, крадущий внимание у всех на глазах силуэт красовался в своём блистательном горелом мраке на фоне ещё совсем недавно живого золотого ребёнка. Кирилла Гречкина. Пустые глаза маски в какое-то мгновение будто заглянули в душу Олега лично. Красовались перед ним, знали, что он смотрит вместе со всеми. И что он тоже, среди прочих, желал малолетнему убийце без тени сочувствия смерти. Все желали. Весь город. Вся страна.
— Стоять! Полиция! — вспомнишь солнышко, вот и лучик. Голос, ворвавшийся в трансляцию красным рывком, откуда-то сзади, просвистел в ушах внезапно знакомо. Грубый окрик, казалось бы, слишком самоуверенный, но Олег хорошо понимал, что в такой обстановке переоценить свои силы просто нельзя. Никто и никогда не позволил бы себе обнаружиться перед охренеть каким опасным идейным убийцей, вооружённым ручным напалмом. Никто. Кроме Игоря Грома. Чудовище в маске рывком обернулось, смерив неравного противника глухим взглядом пустых чёрных глаз, и вновь впилось ими в эфир, кружа вокруг сердца, как стервятник.
— Ты обязательно выздоровеешь, любимый город. Я тебе обещаю.
«Господи. Кто же ты…нет, что ты вообще такое? Почему мне вообще не страшно смотреть на него и думать об этом? Он убил Кирилла и пытался убить меня. Почему? Потому что считал, что я тоже виноват в смерти девочки? Точно, его спровоцировало решение суда, но почему не добил меня? Почему сбежал, обжегшись один раз? Почему не транслировал? Я ничего не понимаю»
Трансляция оборвалась натянутым оголённым проводом, оглушив Олега целым хором живых, настоящих звуков, что до этого бессердечно украл человек в птичьей маске. Оплеуха реальности отозвалась в голове шумным звоном — он хорошо слышал взлетевший в ужасе косяк лесных птиц, слышал гомон толпы, что тоже лишь сейчас смогла вырваться из гипнотических объятий. Слышал неожиданно громогласный голос Марата Светлова, что разыскивал свою дочь, и, разумеется, нервные всхлипы самой Майи, что кое-как заставляла себя стоять рядом, вцепившись в руку Олега до белизны пальцев. Рефлекторно подхватив девочку за плечо, чтобы та просто не рухнула, он честно пытался заставить себя прийти в чувства. Как можно быстрее. Собраться. Сосредоточиться.
— Майя? Ты как? — на секунду Олег сам испугался тому, как хрипло зазвучал его голос, надорванный внутри смесью из ужаса и пугающего желания ещё немного на это посмотреть. Как бывает, когда впервые случайно видишь автокатастрофу, — В обморок не валишься?
— Он Кирю, получается…заживо сжёг? — потерянные глаза девчонки поднялись на Олега с немым вопросом, тут же где-то внутри давая на него очевидный ответ. Взгляд едва ли соглашался фокусироваться, а пухлые подкрашенные губы беспомощно приоткрылись, — Меня сейчас вырвет.
— Тсс, тихо. Если так плохо — нагнись за ограждение, я тебя подержу. — мысли Волкова-Камаева сейчас напоминали улей, набитый до потолка муравьями. Кирилл сгорел в своей машине. Убийца, не сумевший закончить дело на Охте, снова в деле. Игорь Гром, осмелившийся окликнуть его своим грубым говором, сейчас наверняка в смертельной опасности. Едет ли туда кто-нибудь? Помогут ли ему? Успеет ли сам Олег добраться до места происшествия, чтобы предотвратить непоправимое? Мир полетел с космической скоростью, не оставляя времени на подумать, замыкаясь над Петербургом чудовищным кольцом телесного жареного дыма. Надо было шевелиться. Куда-то идти, что-то делать, хотя бы всучить девочку отцу. Где-то вдали загудели сирены, кажется, на тревожные сигналы уже выехали нужные люди, а значит и злополучный полицейский, если не дурак, спасётся. Что за ад они там найдут? Телефон снова вздрогнул в белых пальцах привычной мягкой трелью — неизвестный номер. Обнимая одной рукой так и не решившуюся свеситься наружу Майю, Олег хрипло выдохнул, — Алло?
— Олег Павлович, вы тоже это видели? — знакомый голос, отозвавшийся в голове волной слёз в его машине, светлым взглядом посреди бесконечных питерских силуэтов, и, разумеется, пламенной речью на заседании суда, восстановил в памяти лицо. Лёша Макаров, кажется, был в восторге — интонацию было как-то уж неприлично не узнать. Будто внутри мальчика смешались одновременно ужас, восхищение и первобытная злоба, — Ну, трансляцию. Вы смотрели?
— Ты где? — грубо отрезал Олег в ответ, смутно понимая, что звуки, доносящиеся из трубки, помимо голоса Лёши, явно не напоминают привычный шум воспитанников «Радуги», — Ты же не там ошиваешься, я надеюсь? Видел я, видел. Всё до последней искорки.
— Вы можете в это поверить? — кажется, даже строгий тон не мог сбить мстительный восторг с разума мальчика, что только недавно осознал всю степень безнаказанности Кирилла Гречкина и, пожалуй, желал ему ужасной участи больше всех, — Теперь всё изменится! Такого больше никогда не случится, понимаете? Никто больше не останется безнаказанным!
— Ты зачем там шаришься, скажи мне? Тебе проблем сейчас мало? — говорить с ним серьёзно было очень трудно, Олег почти физически преодолевал преграду из желания хоть в чём-нибудь с ним согласиться, — Ты сейчас не в меньшей опасности. Ему нахрен свидетели не нужны.
— Не станет он простых людей убивать, понимаете? Олег Павлович, да послушайте меня. Вы понимаете, что это значит? У нас появился свой супергерой, настоящий, который правда наказывает тех, кто заслужил! — и, оборвав тираду на высокой ноте, Лёша притих на пару секунд. Олег почувствовал, как сердце начинает болезненно ныть, — Тут полиция. Едут туда.
— Алексей. О том, какой он тебе супергерой, мы с тобой потом поговорим. А сейчас ноги в руки и топай оттуда подальше. — в этот момент Волков-Камаев вложил все силы, чтобы сбавить строгий тон хоть на йоту и не звучать агрессивно. Дети такое не любят, — Полиция сейчас будет прочёсывать леса, и что они подумают, найдя там тебя? Беги подальше, под горячую руку авось не попадёшь. Я вызову тебе машину, и только попробуй в неё не сесть. Понял, боец?
— Ладно вам. — счастливо выдохнул Лёша, возвращаясь к трубке. Где-то там, по другую сторону, слышался шорох его торопливых шагов, — Не волнуйтесь вы так. Со мной теперь точно всё хорошо.
Серо-синие декорации изящного, старинного и уже до отвращения привычного полицейского участка пролетели незаметно до удивления. На самом деле, это даже напрягало — неприятно часто он бывает здесь для совершенно непричастного человека. Натворить бы хоть что-нибудь, за что оказаться здесь по делу. Множество обитателей ближайших особняков проходили как свидетели, время неслось с угрожающей скоростью, а Серёжу вызванивать сейчас совсем не хотелось. Ещё не хватало его впутывать в свои проблемы. Бесконечный поток текучих людей, каждый из которых описывал трансляцию и её последствия по-своему, развалился по кабинетам подобно большой змее, и, на удивление, живейшее участие в этом снова принимал майор Гром. Олег смотрел на него и, невзирая на лёгкую неприязнь, что образовалась колким комочком между ними и обострялась при каждой попытке переглянуться, был приятно удивлён — похоже, теневой убийца решил вовсе не драться с ним, сделав своё дело и на этом остановившись. Узкое щетинистое лицо, схваченное кепкой, не прекращало отображать тяжёлую работу мысли, а ужасный запах горелой плоти до сих пор шёл от него мерными сладкими волнами. Ведь если прежде все, буквально все, кроме славного стажёра, смотрели на показания Олега косо, то теперь от правды было не сбежать. Теперь она смотрела глазами тысяч людей, что подписались на трансляцию в тот же час. Рассеялась в лицах тех, кто где-то там, внутри, под личиной хорошего человека, был с ним согласен. Отпечаталась где-то внутри самого Олега, кружа в памяти чёрным крылатым образом без лица. Серые фигуры летели вокруг, выпуская его из бетонного кольца допросной, и тем нелепее среди них смотрелась маленькая Майя. Розово-бежевый силуэт поджидал Олега в коридоре, начисто игнорируя любые требования перестать парить в помещении. Кажется, за это время она втянула в себя столько яблочного пара, сколько не было за всю жизнь — лишь бы успокоить расшалившееся воображение и нервы. С каждой новой затяжкой лицо становилось всё менее потерянным, а взгляд кое-как собирался в кучу. Механическими движениями девочка гладила между ушей неподвижного Соболя, будто игрушку-антистресс. Медленно, но верно кошмарная картинка замыливалась в памяти, переставая быть настолько же чёткой и пропитанной гарью, как около пяти часов назад. Стала больше походить на дурной сон, один из тех, что прежде преследовали Олега каждую ночь, заставляя благодарить Бога за то, что проснулся. Надоедливый морок, мешающий пониманию преступления. Уставшие глаза Светловой уловили знакомую фигуру поблизости, и прежде, чем Олег успел хоть что-то сказать, девочка нервно отрезала, будто пытаясь выглядеть равнодушной.
— Ты так не смотри. Я слово держу — поедем сегодня к Саиду. Только ты меня повезёшь, я без колёс. Жду тебя в машине, ясно? Нечего тянуть полдня, я спать хочу.
«Вот дура. Нечего из себя железобетонную строить, я твоё лицо на крыше первый видел. И ведь есть наглость бродить тут, командовать, парить. Может, таки сболтнуть её папочке правду? Твою мать, я ведь не об этом должен думать, как-то уж очень легко перестраиваюсь. Это ненормально. Надо будет потом Серёже позвонить. Странно, что он ещё сам не связался»
Петербург окатил лицо неприятной тёплой влажностью, что бывает перед большой грозой. Это чувство приятно в широком поле, в лесу или парке Кёкенхоф, но не посреди этого царства асфальта и камня. Хотелось сплюнуть. Глаза по-прежнему застилала пелена неверия — нет, нихрена, это не по-настоящему. Олег не раз замечал за собой то, как долго до него полноценно добираются факты. Чего уж болтать, он до сих пор не мог поверить полностью в то, что мог умереть здесь буквально на второй день поездки. Куда уж там уложиться смерти Кирилла, если собственная в голову не помещается? Дышалось плохо, будто из горла летели яркие искры.
— Олег Павлович? — знакомый голос, уравновешенный и негромкий, но всегда добивающийся своего с первого раза, мягко коснулся его плеча. Марат Светлов, тоже опрошенный в качестве свидетеля, тут же уловил чужой острый взгляд и улыбнулся одними глазами, — Уделите мне пару минут, будьте так любезны. Я надолго не задержу.
— Я вас слушаю. — чёрт возьми, он ведь уже и забыл, что должен продолжать играть перед известнейшим парфюмером страны роль избранника его дочери. Более того, кажется, о маленьком спектакле позабыла и Майя, общаясь с ним уже привычным образом. Силком заставляя себя проснуться, Олег чуть склонил голову в знак почтения, и позволил Светлову-старшему увести себя чуть поодаль, за угол участка, прочь с глаз юной дочери что уткнулась носом в мобильный и пропала из мира ненадолго, — Что-то не так?
— Не нужно делать из меня дурака, юный Волков-Камаев. — снова едва ли заметная улыбка, мягкая и без тени претензии, свойственная лишь уставшему и способному на нежность человеку, — Обе мои девочки занимаются этим уже много лет, да только безуспешно. Любому, кто хорошо знает Майю, будет очевидно, что у вас не то что романа нет — вы едва ли знакомы. Уж не знаю, чего она вам наобещала, но я рад, что вышло именно так. Вы-то мне и были нужны.
— Отпираться не буду, договор у нас был. — покорно кивнув, словно пойманный на воровстве детдомовский мальчишка в магазине, Олег выдохнул, будто освободившись от неприятных оков неуместной лжи. Всё к лучшему, честное слово, — Ваша дочь подловила меня после суда над Гречкиным. Попросила об услуге, изобразить парня, которого вы бы одобрили. Если быть честным, знать не знаю, почему пошёл на это, а не развернул её.
— И бесконечное вам за это спасибо. — бархатисто рассмеялся в кулак Светлов, тут же снова принимая снисходительно-серьёзный вид, — В этом она права, будь всё и правда так, я был бы счастлив принять вас как зятя, но, раз уж всё так получилось, я бы хотел попросить вас о ещё одной услуге для нашего дома. — окинув Олега внимательным взглядом, Марат поправил галстук и продолжил, — Сегодня вечером у меня самолёт. Сделка в Китае, всё весьма и весьма серьёзно. Какое-то время меня здесь не будет, а на старшую дочь, Оленьку, я не могу рассчитывать полностью, у нас совсем испортились отношения. А тут, как на счастье, вы — здравомыслящий человек с холодной головой.
— Кажется, я понимаю, к чему вы клоните. — Олег позволил себе незаметно усмехнуться в медленно отрастающую щетину. Чёрт, надо бы побриться, совсем из головы вылетело. Марат Светлов предлагал продолжить участие в этом цирке, пусть и в слегка иной роли, — Дайте угадаю, приглядеть за ребёнком, пока вас не будет, чтобы ни во что не влезла?
— Вы проницательны, юноша. Давайте поступим следующим образом — я вверю вам младшую дочь на некоторое время, немного, едва ли больше двух недель. Речь о чём-то вроде дружбы на дистанции, иногда сопровождении или мелкой помощи, если попросит. В качестве компенсации за её сомнительный нрав — думаю, милая Гайнель Дамировна, ваша матушка, обрадуется доступу ко всем эксклюзивам передовой линейки парфюмов в качестве подарка. И ряд других бонусов лично для вас, разумеется. На ваш выбор. Уважите меня, Олег?
«И снова одному Богу известно, почему я согласился. Впрочем, мама и правда была бы подобному рада, она парфюмерию этого дома очень ценит. Да и не звучит это трудно, всё равно ещё есть с ней дела, да? Ответил бы себе цензурно, да культурный. Угораздило же»