Часть 37 (1/2)

Чонгук

После того, что рассказал мне Тэхен, я ещё долго не мог прийти в себя, перебирая и пересматривая бумаги.

Кузен признался, что долгое время собирал доказательства предательства моей бывшей невесты, подкупив информатора из вражеской стаи, и я все ещё был зол на него за подобную самодеятельность, ведь прежде всего переживал за его жизнь и безопасность.

Но эта злость не шла ни в какое сравнение с тем безумным гневом, что полыхал в моей крови и разгорался все жарче с каждой минутой, стоило мне лишь вновь подумать о том, что вся моя прежняя жизнь оказалась ложью.

ДжиЭн была предательницей.

Выдохнув сквозь стиснутые зубы, я до боли сжал кулаки, пытаясь успокоиться и не разнести здесь все к чертям.

Но это было крайне тяжело.

Сердце болело, а голова раскалывалась и буквально трещала по швам от переполнявших меня чувств и мыслей.

Почему, почему она так поступила?

Неужели она так сильно меня ненавидела?

Неужели я был ей настолько противен, что она предпочла бы умереть, но не выходить за меня замуж?

И все наши ночи, все её признания в любви — все это было ложью?

И каждый раз, целуя меня, она думала о другом?

Я с силой сжал ноющие виски, желая вытравить из памяти воспоминания обо всех её фальшивых улыбках и лживых признаниях, но это было невозможно.

Но самым невероятным было то, что Розэ оказалась родной сестрой моей бывшей неверной невесты. Неудивительно, что они были так похожи, и внешне, и даже по характеру.

Но почему их разлучили?

Почему Розэ оставили родителям, а ДжиЭн отдали в приёмную семью?

Я понимал, что все это мне ещё предстоит выяснить, но сейчас не мог об этом думать. Не мог думать ни о чем, кроме чудовищного предательства любимой девушки.

Со злостью отшвырнув от себя бумаги, разлетевшиеся по полу, я рывком поднялся на ноги и стремительно покинул кабинет.

Я не хотел идти к Розэ, не хотел, чтоб она видела меня в таком взвинченном состоянии, хоть моё сердце отчаянно рвалось к ней, ведь только у её ног мечущийся внутри меня дикий волк находил покой.

Но я боялся, что не совладаю с гневом, и он вырвется наружу в её присутствии, и просто не мог так рисковать.

Приказав принести мне вина, я отправился в гостиную и тяжело опустился в кресло перед камином, в котором уже ярко полыхали сосновые поленья.

Было начало десятого, и я надеялся, что моя птичка не уснула в библиотеке, но, прислушавшись к её тихому сердцебиению в моей груди, я удовлетворённо вздохнул и улыбнулся, понимая, что с ней все в порядке.

Но затем горечь от давних воспоминаний затопила меня с новой силой, и, помноженная на то, что я узнал сегодня, исказила их до неузнаваемости.

Теперь я понимал, что слишком многого не замечал, на слишком многие вещи закрывал глаза.

Как же я был слеп в своей юношеской влюблённости, не замечая очевидного…

В гостиную неслышно вошла служанка, поставив поднос с красным вином на небольшой столик, но не спешила уходить, и я нехотя оторвался от созерцания ярких языков пламени в камине и поднял на неё глаза.

— Что ты хотела, Айрин? — холодно бросил я, не желая сейчас никого видеть.

Но мой ледяной тон её совсем не смутил, и девчонка приблизилась ко мне и опустилась на колени у моих ног, преданно заглядывая в глаза, томно промурлыкав:

— Господин, вы чем-то расстроены, я же вижу. Позвольте мне остаться сегодня с вами…