Часть 37 (1/2)

-Ох, ну и как прошёл выпускной? По тебе не заметно, что бы ты спала на футбольном поле! – весело поприветствовала Нэнси Пен в девять утра, едва заметив её на пороге.

-Ха. Ха. Ха. Как остороумно. Никого кроме тебя нет? – саркастично бросила девушка, скидывая туфли. Мммм, красные шпильки от Прада, с таким сокровщем нельзя обращаться небрежно, а в прочем… будто вчера она была аккуратна.

-Нет, все разошлись по делам. Льюис ушёл гулять. У тебя с собой телефон?

-Ага.

-Ты заглядывала в него хоть раз за вечер? Честно.

-Нет конечно, в том числе и за всю ночь. Он был на бесзвучке, - сухо отвечала она. Добработница плохо разыгрывала строгий тон, куда удачнее выдающий печаль, но грубость Пен исправила это. На миг.

-Почему? Я же просила тебя, где ты ночева? У Мари? У Брайна с Тимом? Почему ты ведёшь себя так безответственно, так, будто мы с родителями – манекены, не больше? Я-то ожидала, что ты ночью придёшь домой…

-Знаю, знаю, знаю, не читай нотации, я глянула, от тебя было шесть пропущенных и один от мамы. Да, мне было тяжело сказать, где я была, я порвала дружбу с Мари по объективным причинам – сама прочиешь их у меня рано или поздно, мне было не очень, в школе меня не ждали, я подралась и да, ночевала у парней. Мы не устроили оргию без презервативов и даже не играли в бутылочку на раздевание, клянусь, - в лёгком бешенстве произносила Пенни, выпивая стакан тёплой воды на кухне и сопротивляясь атаке Нэнси. Няня, по мере монолога её воспитанницы, как холодный питон старалась пролесть через лазейки в её сознании, чтобы узнать мысли.

-Ну хорошо…

-Нэнси, хорош уже, я не хочу с утра напрягать мозги – они не совсем проснулись.

-Да? А я и не заметила. Чего ты такая злая, милая? Переживаешь из-за Мари?

Та не ответила и сбежала в свою комнату, вверх по лестнице. Нэнси не мешала ей.

Пенни положила туфли, которые не заметила как донесла, в валяющююся коробку, пропахшую лавандой, и плюхнулась в постель, включив Джоджи на телефоне, чтобы немного забыться. На кровате вместе с ней лежал флакон духов, расчёска, шкатулка с побрякушками и ещё ворох всякой всячины, как замена второму человеку на двухместной кровати, супружеской. Сквозь тяжёлые шторы пробивался золотистый луч, будто живительный лазер в тёмном царстве, девушка в блаженстве завернулась под пуховое одеяло. На самом деле, она и в правду вспоминала Мари. Особенно сейчас лежа в своей старой комнате, слушая старую музыку, как раньше, год назад, например. Просто же всё было, легко. Модные бутики, глянцевые журналы, запах апельсинов с персиками, фруктовый лёд, прогулки по Бруклину в сумерках, походы с общими знакомыми в клубы раз-два в неделю, поездки за город к её родителям, облегающие мини-юбки и худые ноги, много тёмных очков в стильных оправах, которые имели свои имена, просмотры на ноутбуке «секса в большом городе», здесь, прямо здесь, где ты лежишь, Пен. Чёрт, да вы походили на парочку.

Желудок провалился вниз, глаза внезапно широко распрылись. Чёрт, чёрт, вот чёрт, как она это раньше не замечала?!

-Пенни, ты будешь завтракать? – послышалось за дверью.

-Может быть,– отозвалась Пен, хотя есть ей отнють не хотелось, но она даже кофе с утра не глотнула.

-Испечь блины? Или глазунью?

-Мне без разницы.

-Чудно. У нас в холодильнике ещё лежит клубника и персики. Тебе ведь налить кофе? Я могу и какао заварить.

Похоже на издевательство. Скорее всего, это оно и есть.

-Нэнси, сделай что-нибудь, чтобы прожить этот день! – крикнула Пен, пуще зарываясь в одеяло.

-Окей.

Она точно ухмылялась при этом. Пенни сползла с постели и пошла к шкафу с одеждой, в одеяле. Что делать? Не, не с Мари, а сегодня. Парни сказали, что нет плановых уроков, целый день в пустом окне, пустом окне с равнодушным и лучезарным небом, мелодичной музычкой из композий фортепиано на фоне и задернытым соседским окном, пока через многослойные, едва прозрачные шторы, по ночам вырисовываются чьи-то женские руки с перстнями, передвигающиеся стулья и отдаются композии Чайковского... Так, ну хорош закапываться в никуда, найдёшь развлечения, в конце концов, можно отходнуть. Пен в пижаме спустилась вниз, преследуемая запахом бекона.

-Ты говорила о глазунье, - сухо заметила она, увидев домработницу с венчиком в руках.

-Болтушка не больно отличима, я так и не поняла, ты будешь кофе или какао?

-Крепкий чай, - проворчала Пен. Она ненавидела болтушку.

-Отлично. Расскажешь о выпускном?

Пен, моментами хитря, сглаживая углы и увиливая от вопросов, ответов на которые Нэнси не могла добиться, прямо не спросив, рассказала о вечере и немного о ночи. Это был показной спаринг, как драка между слишком агрессивными сыном и отцом, как борьба за престол между двумя женщинами, у которых за душой всё же не было стремлений уничтожать друг друга и по возможности они стремились наладить доверие. И отцу было больно от ударов сына, а женщинам – от смысла между строк и неоднозначными пометками. В итоге их борьбы няня извинилась и крепко обняла девушку, даже уронила пару скупых слез с проницательных глаз. Проигрыш, ура, принцесса вновь успешно попала шпагой в сердце умного, но хорошего шута.

-Да брось, Нэн, мне неловко.

-Прости, нападение - не очень классная поддержка, но я уже изрядно отвыкла от тебя. Льис как пень, его читаешь и знаешь, не хуже Библии.

-Мне льстит.

-В любом случае, если будут проблемы-я помогу. Ты что-то скрываешь от меня, и это что-то зверское, потому ты и хранишь это от себя под семью печатями, отстранилась...

-Ну ты мне Америку не открыла, иногда отстранение- самая лучшая вещь, когда идёшь по головам, - лениво перебила её Пенни, поглощая кусок хлеба в желтке.

-Опять защищаешься, и при том фразой мамы.

-С тобой это трудно не делать, и не просто же так она родила именно меня.

-Зачем ты вновь делаешь мне больно? Зачем ты делаешь другим больно? Зачем при мне опять пытаешься сделать и себя и её плохой?

Пен тактично промолчала, но про себя громко сказала : «Думаю, как про маму, так и про остальное ты и так знаешь!». Истерично, но не вслух же, значит, этого не было. Но на самом деле было и Нэн это прочла.

-Ладно, я ведь и так знаю. Я не буду давать непрошенные советы, но дам один, потому что ты нуждаешься в нём, точнее, упоминании о нем: контролируй то, что тебя разрушает, это не игры, а если и игры, то с неприлично большой ставкой, не рискуй без объективных цен.

-Окей.

-Чудненько.

И она чмокнула девушку в щеку, губами, накрашенными классическим красным от Шанель, который она обожала. Нет, Нэнси не любила шиковать, она носила обычную обувь из масс-маркета, однако были вещи, исключениями из которых были эта помада, книги и шитые на заказ передники с прочей мишурой, которая ассоциируется с домработницей: передник, платье и прочее. Заработок более чем позволял ей такое, а при желании бы она со спокойной душой могла уйти на пенсию.

Но мы немного отвлеклись. Нэнси села рядом с Пен и стала с увлечением сплентницы пересказывать последние новости многочисленной ветви материнского древа, к которым Пен испытывала антипатию. Она знала большинство перечесляемыз людей не лично, а просто видела на каком-нибудь лицемерном семейном сборище в усадьбе Стоу, близ города Бекингем. Почему там? Да потому что дед Джером, отец мамы и еще пяти её сестёр-братьев завещал этот фантастически великолепный особняк с фигурным парком всем сразу. Грешно рушить многовековой замок с садом на сотнях акров земли только ради бабла, как бы прискорбно то не было, но и использовать приданное нужно в оставшиеся дни, а потому, Стоу часто сдается в качестве повильона для съемок фильмов-сериалов и порой частным лицам для проживания, ненадолгий срок и на своеобразные условия. Господи, сколько же разборок из-за этого было…

У Пенни со вздохом всплыли отрывки, как они рано утром, когда на серое небо попадали розоватые оттенки рассвета, а в волосах засревали хлопья снега, с матерью ехали в аэропорт на рейс из Нью-Йорка в Лондон для очередного заседания суда по их делу. Точнее, не для самого присутсвия на суде, а для полу-деловых разговров с другими членами семьи, в последней попытке разладить спор о завещании отца, и хоть крохотная Пенни не понимала сути происходящего, в её памяти, как на пленки полариода, запечатлились непотухающие огни городов двух мегаполисов, граффити, винтажный декор в Викторинском стиле, которым были заставленны новые дома мамы, цветочная обивка кресел, блестящие натёртые морды львов на перилах лестницы, множество незнакомых лиц, которые приходились ей родственниками, с похожими носами как у неё, со схожими укладками каштановых волос волнами, как изгибались и ножки стульев, столов и всего вокруг в бесконечном величавом мире, где ты чаще всего казался его незыблемой частью и где Пен почти превосходно слушалась маму на семейном пиршестве : улыбайся, смейся, не шали, рассказывай о своих успехах в художественной школе и не отказывай. Пенелопа была главным, но в тоже время не таким уж и важным героем, органично вписываемой в костюмы, сшитые либо на заказ, либо от кутюр (большинсто отдавали честь Шанель, Бербери, Армани. Те кто поломоложе – Дольче Габанна и винтажу от французских брендов 60-80-х, ассесуарам от Вьютона), водопадики, ручейки парков, где не дурно расположиться феям и эльфам с гномами, деревьями, цветам и комнатам, в которых можно было остаться одному, но при том в окружении старых, но добрых, как Нэнси, предметов: платиновых шкафов, статуэток, часов и книг; или же открытых полей, бальных залов и широких улиц, в которых хотелось творить экстра. Тогда всё было как в немного сказочном сериале, книжке, так интересно, свежо и прекрасно, давая веру в то, что так будет всегда, что ты не принадлежишь себе и всё просто так есть. А потом за приклееными улыбками невольно замечаешь налитые яростью глазки, за вылизанными нарядами с прическами- следование этикету, за винтажом – понты, за светом и мегаполисами- спешку, за садами- красоту, которую не каждый поймет и увидит разве что садовник, а себя- как превосходный провал и унизительный триумф, без ответа на роковый вопрос «Кто ты?» который как диалог Тарантино – чёрт пойми к чему приведет и от чего становится до дрожи жутко. И это и больно, и горько, и в тоже время по-своему органично, изысканно, весело, хоть и саднит нож в спине.

Что, кажется, ты не являешься тем, кем хотела бы видеть твоя мама. Верно?...

Но всё же, не надо отменять это очаровательное превосходство и искушенность той обстановки над временем. Той обстановки дворцов, шика, тайны, сквозь которую пробивается запах, потому что те деньги, на которых покупались замки были не духами в бутике, нет, это были кровавые вражды, силы и договоры с дьяволом.

Вынырнув из своей головы, Пен увидела, что давно съела объемный завтрак от Нэн и решительно попрощалась, поскорее сбежав к себе словно от дурных снов. Ей не хотелось признавать, что, видимо, она будет рефлексировать весь оставшийся день тупо из-за скуки, а потому боялась этим анализом увлечься. Ей не впервой. Брайн со вчерашнего дня не входил в сеть, в прочем, как и Тим, а по сему, девушка плюхнулась с ноутбуком на кровать, чтобы пересмотреть какой-нибудь сериал и пока листала списки того, чего она любит, не любит, надо бы глянуть, на глаза вновь попал «Секс в большом городе», а так же «Паприка». Паприка, парика, паприка… чёрт, это ведь фильм, аниме-фильм, с чего он тут затесался?

Она невольно, вновь невольно, вспомнила как они с Мари вкучку лежа обнимали друг друга прямо там, где сейчас сидит Пен, и как Мари говорила, как сны похожи на наркотический трип, ахах, а ты разве их пробовала, ну было дело, а что, могу угостить. Эти игрывые оскалы, расплывающийся дым от косяка травки, голодные, плотоядные глаза. Чёрт, как они уже оказались в клубе, или не в клубе… да, наркотики похожи на сны, они так сладко, так удивительно смазывают сознание, память, чувства, всё они смазывают, но в хорошую ли сторону? Да брось, ты моразуешь. Отнють нет, всегда ведь можно совершить оплошность, навсегда можно так обкуриться и стать жертвой насильника, попасть под машину…

Пенни морским близом опрокинуло в тот диалог. В те эмоции, чувства, что даже в носу раздался запах «Черного Опиума», и если закрыть глаза, то она бы видела, как перед собой, блестящее платье Мари бельевого типа и ночь, цвета синего денима. А ещё- испуганный взгляд ярко-голубых глаз. С минуту в машине было тихо. Домой их вёз Кларк- водитель Мари, за чаевые молчал о их поездках на вечерние, ночные развлечения. И он молчал. Он вечно молчал. И в этом затишье Пен ощутила, как Мари мысленно пролистывает некоторые эпизоды их дружбы, особенно клубной и корит себя, сильнее и сильнее, она часто так делала. Как Пен нарочно лапал их общий знакомый, пока они были не в трезвом виде, как Мари, прежде употребив пару почти не разбавленных мартини, бросилась делать услугу ртом одному дико красивому и загадочному парню, хоть Пен и как угодно, только разве что не насилием старалась останавить подругу; как… ещё много чего, превращаемое в одну слепленную вместе череду неясных полу-шуток, полу-эротики, полу-приключений, не суливших ничего безопасного, как, в прочем, и будущее. А ещё Мари вспоминала, как они убегали от беленького котенка, которого покормили, как в шутку разыгрывали задумчивый вид главного героя с персиками из «Назови меня своим именем»…и много чего ещё, вдруг глянув на Пен, как мать смотрит на дочь, и согласилась с её словами, которые успели раствориться утренним туманом.

Пенни замерла от дисонанса.

И дальше она не помнила ту ночь. Наверно, ничего любопытного и не происходило.

Девушка отставила ноутбук и заплакала, уже не думая ни о чём. Да и чего теперь думать? Изъедать себя мыслями о том, что могло бы у них получиться? Они разные. Их характеры несовместимы для таких отношений, не имеет это смысла, не имеет, как и все отношения в 17, но в их дружбе, до чёткого перехода грани, был смысл эмоциональный. Извращенный, но был. Пен стала получать безъусловный взгляд признания, которого всеми силами не могла выбить из своей настоящей мамы. И это того стоило. Стоило, но сейчас нет. Сейчас на неё так смотрят жертвы и Брайн. И Брайн, как мальчишка на Бога.

Девушка незаметно уснула. К часам четырем дня она выбралась освежить голову, прогуляться, зайти в любимое итальяское кафе, в котором она виделась с Нэнси раз в неделю пока жила у парней.

Облака напрочь закрыли солнце, подул прохладный ветер, а телефон по пути разрядился, от чего Пен пришлось идти в тишине, проматывая события утра.

Часов в 8 её с Брайном разбудил звонок Мари по скайпу без видеосвязи, которая и не собиралась начинать диалог со светских издержек:

-Знаешь, я, нверное, всерьёз не равнодушна к тебе. Пенни, прости, что не стала твои Брайном. Или хотя бы настоящим другом. Прости за мой эгоизм. Я до сих пор была бы рада просто дружить, поддерживать связь с тобой, я исправлюсь. Не посчитай, я не стою сейчас на тумбочке с узлом на шее, ахах, нет. Просто я не спала всю грёбанную ночь, думала и думала о нас и поняла, что буду пытаться вернуть тебя…

-Ага, ага. Ты себя слышишь? Сколько кружек пива или косячков ты выкурила за ночь? Желаю приятного утра, иди нахер, - пропыхтела она, пока парни несговорчиво затянули, слушая этот непродолжительный конект. Пен избавила себя от униженных оправдываний, который будто бы ожидались после такой сцены, однако она лишь кинула Мари в чёрные списки по всем соц сетям, а Брайн приобнял её, спросив, как ей спалось. Он ни разу не упоминал об инциденте с подружкой за утро, пока Тим, в трезвом уме и здравии, обильно осыпал подколами, в ответ на которые Кингсли острила о его танцах. В общем, семья. Дальше ничего интересного, вы и так знаете.

Тем времнем, частные дома сменились кирпичными многоэтажками. Бля. Она не заметила, как пошла в другую сторону, но ничего страшного- где-то здесь должнен быть книжный магазин где продают кофе… да уж, кофем не наешься. Она подняла и повернула голову, увидела привет из прошлого- кабак Марти. Точнее, это называется ресторанчиком, но все в школе называют его кабаком, потому что ходят туда не есть, а закупать дешевую выпивку для тусовок и не только. Ахах, забавно. Увидет ли она там знакомые лица одноклассников? Успела ли Меган со своей свитой слить драку с фото на общий суд? Цент избил Мег, давайте придумаем казнь ей! Смешно. И собирается ли сливать? В прочем, какое ей дело? Её-то приняли во все университеты, куда кидала документы её мать, нет смысла колыхаться теперь. Нож в любом случае в кармане.

Пен приближала к кабаку. Вроде, Марти неплохо готовит. Через стекло виднелись всего двое неизвестных мужчин за столиками. На вывеске было граффити с микки Маусом, чьи глаза были перечеркнуты «Ресторан Жив». Иронично. Внутри было много источников света, но никогда не было светло, даже днем, как в доме деда или в лавочке с антиквариатом. На стенах висели кадры из фильмов Кубрика, фото Мэрилин Монро, иллюстрации обложек книг Стиве Кинга. Особенной гордостью Марти была оригинальная обложка от «Ярости» и автограф Мэрилин с поцелуем. Между прочим, эти два раритета были в рамках, как уверенно твердил владелец, из пулепробиваемова стекла, что хотели проверить старшеклассники, но старичок будто сердцем чуствовал когда у кого-то возникает побуждения покуситься на его сокровища и прятал их с чужих глаз в подсобке. Сам Марти был крепко сбит и небольшого роста, от чего его глаза были на уровне груди большинства девушек, с громким голосом, смущающе частым хитрым прищуром, и незыблемой кожанной куртке с десятком значков неизвестно откуда, на спине которой было вышито «Вечно живой».

Девушка проскользнула мимо пустых столиков к барной стойке, позади которой поблескивали бутылки со спиртным, саке и сидел Марти.

-О, Пенелопа, давно не виделись, как приятно скрасить утро встретив красивую женщину с красивым английским акцентом вновь. Снова хочешь закупиться сигаретами или может поешь? У меня, конечно, нет чёрного пудинга с паддингтонскими бургерами, но все хвалят мою пиццу четыре сыра и картошку фри с домашним соусом, а ещё я могу налить что желаешь за счёт заведения, - добродушно говорил он, душевно пожав руку и похлопав по плечу.

-С радостью, сэр, я выпью какого-нибудь кофе и принесите мне еды на свой вкус, я хочу бросить курить. Дела, смена обстановки, потому и не получалось заходить, - с ненавящевой улыбкой ответила та. Из служебного коридора послышался яростный трезвон. Старик усадил клиентку за высокой барной стойкой, явно намеревая продолжить разговор и поспешил разнести заказы, заодно крикнув кухне : «Кусок пиццы четыре сыра, славу Никербокеля и порция картошки фри с беконом, пощедрее налей туда соуса!» и вернулся ообратно за стойку.

-Да, верно, мы все меняемся, ты похорошела и хорошо, что хочешь бросить. Такой милой девушке и в правду вредно курить. Кстати, что за перемены, которые тебя так преобразили? Не иначе нашелся премилый мальчик, или мужчина? Ну же, не красней. Тебе ведь уже 18?